Запрещенная реальность. Том 1

— Осторожней, — хмуро бросил Матвей. — Это президент Ассоциации…

— Да хоть бы папа римский!

— Он ранен…

— Не сдохнет!

Матвей круто развернул к себе говорившего верзилу, зама Белоярцева, сжал ему запястье особым образом, так что тот охнул, и сказал, проникновенно глядя в расширившиеся глаза:

— Учись быть вежливым с поверженным противником, лейтенант, иначе тебе не место в органах. Усек?

— Да пошел ты!..

Матвей сжал пальцы верзилы сильнее, тот побелел и закатил глаза.

— Уяснил, я спрашиваю?

— Ладно, отпусти его, Соболев, — подошел возбужденный Белоярцев, держа палец на спусковом крючке «волка». — Он больше не будет. Ведите их, ребята.

— Чем они провинились? — спросил Матвей, глядя вслед Евгеньеву, который все оглядывался на него. — Не похоже, чтобы они работали на «Чистилище».

— Наше дело — взять, — осклабился командир «Грозы», все еще не отвода ствола пистолета от живота Соболева. Тот глянул на пистолет, потом на майора, покачал головой.

— Не выйдет у нас с тобой любви… Люда. И не надувай щеки, не твое это дело — командовать спецгруппой. Половина отряда — ублюдки, их гнать надо к чертовой матери, а ты вместо этого… — Матвей не договорил, сделал длинный скользящий шаг влево и, разворачиваясь, нанес точный удар ребром ладони в нос заместителю Белоярцева, который попытался ударить его сзади рукоятью пистолета.

Лейтенант отлетел назад, роняя оружие, и упал в лужу с осколками стекла. Стиснув пистолет побелевшими пальцами, Белоярцев посмотрел на него, потом на Матвея, встретив холодный, предостерегающий взгляд, и не решился на действие. Сказал только, криво усмехаясь:

— Не много ли на себя берешь, ганфайтер? Ребята не любят таких, правильных. Не боишься получить пулю от своих же в следующей совместной операции?

— Совместных больше не будет. — Матвей повернулся спиной к Белоярцеву и сбежал по лестнице вниз, догоняя конвой. Ему захотелось задать президенту МАНОКК пару вопросов.

Вечером, после встречи с Василием на его «хазе», где они обговорили детали предстоящего похода под Кремль, Матвей в одиночестве пил чай и размышлял о том, что узнал о МАНОКК и объединении «Честь и Достоинство». Никакого криминала в деятельности Ассоциации и ее дочерней фирмы, превратившейся в оплот партии нового типа, он не нашел и понял, что ФСБ просто «бьет по площадям» в поисках баз «Чистилища». Ни о какой законности подобного рода операций речь не шла, и было ясно, что дальше так жить невозможно. В какой-то момент его, Матвея Соболева, перехватчика-ганфайтера, заставят убивать, и время это не за горами. Надо было решать, как жить дальше, что делать, идти ли на компромиссы или объявлять о своем несогласии с политикой директора на самом высоком уровне.

Хватова Матвей уже не боялся, зная секреты э-боя, как он назвал систему парализующих прикосновений, но понимал, что открытая конфронтация с такой мощной организацией, как Федеральная служба безопасности, перспектив не имеет. Следовало что-то придумать, чтобы не выглядеть в глазах директора врагом, а в глазах Первухина — предателем.

В одиннадцать часов вечера в дверь позвонили.

Мгновенно включив свою экстрачувствительную систему, Матвей ощупал коридор, весь дом, его окрестности и, не обнаружив в засаде команды, сосредоточил свое внимание на звонившем. Но тот отреагировал первым:

— Матвей Фомич, это Рыков, откройте.

Помедлив, Матвей впустил позднего гостя, жестом предложил пройти в комнату побольше, играющую роль гостиной.

— Чаю хотите? Вина? Чего-нибудь покрепче?

— Нет, спасибо. — Начальник информационного бюро ФСБ оглядел комнату, пристроился в одно из кресел, так чтобы свет торшера не падал на его лицо. — Кажется, вы не очень довольны сегодняшней операцией?

— Недоволен — не то слово, — сказал Матвей. — Насколько я осведомлен, «Честь и Достоинство» никак не связана с «Чистилищем», и действия «Грозы», таким образом, незаконны.

— Согласен. — Рыков растянул в улыбке бледные губы, и Матвей вдруг с опозданием осознал, что перед ним сидит один из сильных людей, если и не авеша, то человек Внутреннего Круга. Об этом говорила и его аура «безжалостного интеллектуала», и особая волна волевого давления.

— Кто… вы?

— Вы и сами догадались, Матвей Фомич. Я из тех, кто формирует законы социума данной реальности.

— Точнее. Чей вы авеша?

— В данный момент ничей. Авеша — отпечаток личности многореального существа, он появляется тогда, когда я в нем нуждаюсь. В остальное время я принимаю усредненный пси-импульс, так сказать, «дыхание» моего визави. Он не может появляться в нашем мире слишком часто. Ведь что такое запрещенная реальность? Это мир определенных ограничений по отношению к многомерному Мирозданию, к так называемой «розе реальностей».

— Даниил Андреев называл ее «Розой Мира».

— Он многое видел не так, но порадок вещей чувствовал. Впрочем, это неважно, не будем углубляться в обсуждение моделей Мироздания. Я пришел, чтобы предложить вам поучаствовать в чистке социума. Ситуация в стране взрывоопасная, но большой крови можно избежать.

— Ценой малой, — кивнул Матвей. — Я вас понял. Но не понял все же, кого вы представляете.

— Федеральную службу безопасности и… «Чистилище». — На лице Рыкова снова промелькнула специфически бледная улыбка. — Или вы имеете в виду высший клан? Тогда группу людей, к которой я принадлежу, можно представить в роли царицы-матки пчелиного улья. Она не управляет ульем, но рой без нее существовать не может. Ее воздействие — регулирующее, а не управляющее. Стоит ли вам знать о нас больше?

— Может быть, и нет.

— Да вы не напрягайтесь, Матвей Фомич, я пришел один.

— Переходите к вашим предложениям, господин регулятор. Но не уверен, что мы поймем друг друга.

— Не буду расплываться мыслью по древу и объяснять платформу нашего союза. Суть дела такова. Существует волновой закон российского тоталитаризма, по которому тираны типа Сталина появляются раз в столетие. В стране сложилась ситуация, когда любой лидер из среды силовых структур может стать единоличным властелином государства. К сожалению, ни один из них не способен обеспечить стабильность и уровень жизни, достигнутый к настоящему времени: ни директор ФСБ Коваль, ни министр обороны Гусев, ни координатор «Чистилища», ни маршал Сверхсистемы. Все эти фигуры — абсолютные диктаторы, и все, кроме маршала «СС», связаны с Монархом Тьмы.

— Но ведь Монарх… блокирован?

— На уровне «эго», то есть как личность. Но среди людей еще достаточно «насекомых», суть которых — агрессивная тяга к власти. Найти их несложно — по свечению экзосоматических систем. С такими Конкере устанавливает прямой пси-контакт. С другими, тоже лидерами, но уже не на уровне инстинктов, а сознательно, Монарх может контактировать…

— Через мощные компьютеры.

Рыков пристально глянул на Матвея, пожевав губами, кивнул.

— Я никак не привыкну, что вы — идущий и много знаете. Впрочем, недостаточно, чтобы отказаться от предложения, суть которого такова: необходимо устранить перечисленные фигуры до их оформления в «титанов плоти», в Великих Диктаторов, низводящих страну до уровня гигантского термитника. Надо только иметь в виду, что все они поддерживаются Монархом — информационно, технически и физически.

Матвей, расслабившись, задумчиво вглядывался в поверхность столика: лицо его было безмятежно и спокойно, лишь глаза, потемнев, приобрели глубокий сапфировый оттенок. И Рыков понял, что его собеседник давно принял решение — еще до их встречи.

— Вы согласны?

— Нет, — мотнул головой Матвей, прямо взглянув на ночного гостя, — и вы это знаете. Я не ликвидатор, а перехватчик, профессионал задержания. Поэтому ищите других исполнителей.

— Но ведь Монарх — ваш враг! Разве не он год назад…