Запрет на любовь
Шрифт:
— Куртку дашь? — руку протянул, прося свою вещь.
Я торопливо протянула тяжёлую кожаную куртку.
Тимур несколько секунд выискивал в телефоне номер:
— Здоров, Егорыч. — Пауза. — Ага, знаю, — с непосредственной улыбкой, будто получать люлей от сонного друга ему за радость, — но у меня пиздец. Ты срочно нужен! — Не, - судя по голосу улыбнулся ещё шире, — для этого телки есть, — хмыкнул придурковато. — Я на объездной… — пауза. — По ходу аккумулятор сдох, ну и я бочиной в сугробе. — Пауза чуть затянулась. — Ага, — кивок с улыбкой. — Жду. Спасиб, бро…
— Ждём, — отчитался для моих ушей
— Тим, тебе правда… — мне вообще стало неудобно. Он почти раздетый, а я в его вещах и помимо моей шубки ещё и его курткой укрыта.
— Норма! — мотнул головой, и вышел на улицу. Покопался в багажнике, достал аварийный знак, установил на дороге и бегом вернулся в машину.
***
Холодно. Я начинала подмерзать несмотря на внушительны слой одежды, поэтому ноги под себя подтянула.
— Замёрзла? — глухо уточнил Тимур, будто догадался о моём самочувствии.
— Нормально, — солгала, не желая показаться капризной и изнеженной.
Сосед попыхтел чуток, а потом бросил:
— Двигайся.
Я ещё ресницами хлопала, соображая, что он собирался делать, как Тимур, такой габаритный и высокий между спинками передних сидений протиснулся.
— Я не такой складной, как ты, поэтому, двигайся, — повторил без наезда.
Послушной девочкой поютилась в уголок сидения, чтобы этому… Лосю было как можно больше места, но когда он, скрипя и чертыхаясь, перебрался ко мне, запоздало уточнила:
— Надеюсь, ты без своих мальчишечьих замашек? Согреваться голыми телами?
— Предлагаешь? — нарочито подивился, вызывая желание немедля стукнуть, чтобы прекратил театр одного актёра.
— И не надейся! — отрезала мрачно.
— Жаль, — цыкнул сосед, на сидении умещаясь удобней. — Я уж подумал, схема сработала: я промолчал, и ты предложилась…
— Ты неисправим! — нахмурилась, поёжившись.
На улице холодало. Там, по ходу дела, разыгрывалась непогода — подвывал ветер, всё чаще вихревые потоки шибали по машине, да плевали мелким снегом в стёкла окон.
— Без прикола и пошлости, — был серьёзен Тимур, — клятвенно обещаю, с тобой никакого секса… без твоего согласия, — тотчас добавил, вызвав у меня усталую улыбку — вот как с ним ругаться? — Но я правда горячий, а ты…
— Никаких обнимашек! — категорически мотнула головой, но уже без желания погрубее осадить. Когда так мило предлагаются… просто не могла хамить и посылать.
— Понял, Снегурочка, — разочарованно кивнул.
— Не называй меня так, — насупилась я.
— Лань? — озвучил осторожно секундой погодя.
— Это ещё с чего? — недоумевала я.
— Глаза у тебя… — Тимур запнулся.
— Ну знаешь ли… — даже обидно стало, такие сравнения на себя примерять. Ладно, не пошлые, но не самые романтические. — Ты у меня с парнокопытным ассоциируешься, я же тебя Лосём не зову!
«Только мысленно», — но это про себя.
— Правда? — вскинул брови сосед.
— Хоть раз назвала? — суматошно вспоминала, не накосячила ли.
— Нет, я об ассоциации…
— Да, — чуть растерялась.
— Такой рогатый? — продолжал таранить вопрошающим взглядом. — Тупой? Статный? — перебирал с кривой усмешкой. — Быстрый? Обманчиво безобидный?
— Проехали, — отмахнулась. — Ты так уже до комплиментов
в свою сторону дошёл.— А меня только недостатки по-твоему? — мягко и тихо посмеялся Тимур.
— Нет, но ими ты светишь куда сильнее достоинств.
— Понятно, — опять помрачнев, кивнул сосед.
***
Я уже начала бояться, что это никогда не закончится. Время жутко тянулось, холод проникал уже под шубку со спортивной одеждой. А больше всего колели руки и ноги. Я вся сжалась в комочек. Прикрыла глаза, молясь, чтобы быстрее приехала спасительная машина и ожидание закончилось. Но слышала лишь подвывание ветра, мирное дыхание Тимура, бой собственного сердца…
Видимо меня от холода дремой накрыло, а выдернуло то, что меня за ноги тянули:
— Аль, ты уже зубами стучишь, — голос хриплый соседа. Нехотя глаза разлепила, с трудом соображая, где я и почему так холодно.
Глава 12
Глава 12
Алия/Аля
А когда мою ступню принялись разминать и кровь разгонять массажными движениями от ступни вверх да по икре, очнулась окончательно:
— Э-э-э, — даже попыталась уползти от наглости соседа.
— Да не щупаю я тебя, — наставительно дёрнул обратно за ногу, — разминаю мышцы, а то затекли, кровь застыла. Нельзя так долго в холоде сидеть в одной позе.
Я уже хотело было возмутиться, но было ТАК приятно… от его пальцев прям жаром веяло, от каждого движения точно разряды тока проносились по коже, и я чувствовала, как кровь начинала ускорять ход.
— Спасибо, — выдавила, блаженно прикрыв глаза. Кулачки ко рту приложила и подула, тотчас пряча в рукавах шубки. Так хоть надольше хватало тепла.
Я очень старалась не думать, что меня касался другой мужчина. Молодой и красивый: тот, кто меня к собственному удивлению волновал; кто преследовал, несмотря на мои категорические отказы, ненавидел и слишком опасно глубоко проникал в мою жизнь, хотя я с той же упёртостью удерживала между нами барьер.
Удерживала до сего момента!
Я правда настраивалась на отрешённость. Упорно не открывала глаза, пытаясь абстрагироваться, но прикосновения Тимура, уверенно-интенсивные, но нежные, тягуче горячительные как-то неправильно на меня действовали. Неправильно и опасно волнующе. И были… не невинными, при том, что были обычно-массажными. Тимур ведь, по сути, не позволял себе ничего такого… недопустимого. Нажимал, мял, натирал круговыми движениями, пальцами ступню перебирал, пальчики через носки считал… но видимо, нажимал какие-то взрывоопасные точки, потому что я… опасно накалась от желания.
И когда уже больше не могла терпеть, распахнула глаза, тотчас оказавшись на прицеле взгляда Тимура. Исследовал моё лицо, неспешно и… непростительно дотошно… У меня аж между тягуче ёкнуло и до трясучки захотелось…
Свободной ступнёй, покоившейся на его ляжке, повела с нажимом глубже, пока не упёрлась в его пах. Твёрдый, горячий, напряжённый.
Массаж закончился. Тимур завис, пристально глядя на меня и я освободившейся ногой повела по его груди… по шее, пока не доскользила до подбородка. Вольно мазнула носком по щетинистой щеке и приложила её, словно хотела там оставить свой след. Его невероятно охмелевшие от желания глаза сверкнули по-особенному: