Запретная зона

– Вы, Валентина Ивановна, одна дома? Оглядываясь через плечо, она узнала Тамару

Чернову, с которой чуть ли не каждый день встречалась на эстакаде, когда приходила туда к начальникам участков со своими чертежами, и всякий раз невольно поражалась ее почти ненатуральной красоте, как у той большой куклы с васильковыми глазами, которую преподнес Тане через забор в день ее рождения Гамзин. И почему-то всегда, любуясь яркой внешностью этой девушки, Валентина Ивановна думала, что далеко не всегда такой красоте сопутствует счастье. Скорее наоборот, и, должно быть, потому, что слишком многие посягают на нее, а красота не такой надежный щит, за которым можно было бы чувствовать себя в безопасности.

А Тамара, в свою очередь, и теперь, глядя на Валентину Ивановну через частокол, как уже не раз до этого, подумала, что, пожалуй, за всю свою жизнь еще не встречала такой женщины. Чего только стоили одни ее волосы непостижимого, почти бронзового цвета. В первый же раз, увидев Валентину Ивановну на эстакаде, Тамара в нее влюбилась. Зачем только, удивлялась Тамара, она часто так наклоняет голову, как под каким-то гнетом. И на лицо ее при этом набегает тень, отчего она дурнеет. Но какой гнет может быть у этой женщины, за которой Греков даже возит, пересаживая с места на место, розы. Те самые, мимо которых сейчас у нее проливалась вода из ее шланга.

Спохватываясь, Валентина Ивановна положила под кусты роз шланг и, открывая калитку, впустила Тамару в сад.

– Одна, Тамара, совсем одна.

– Это хорошо, – сказала Тамара.

Валентина Ивановна чуть-чуть улыбнулась:

– Ты думаешь?

Тамара покраснела.

– Нет, не потому хорошо, что вы совсем одна, а потому что…

Валентина Ивановна, наклонив голову с узлом волос, слушала ее, не перебивая. У Тамары скулы на фарфоровом кукольном лице окрасились румянцем.

– Потому что мне не с кем больше посоветоваться.

Вдруг, прикладывая палец к губам, Валентина Ивановна оглянулась. За ее спиной в дальнем углу сада торчала из-за забора голова Гамзиной в розовом чепчике. Правда, та, тоже занятая поливом в своем саду, стояла к ним спиной и не видела Тамару, но каждую минуту она могла обернуться. Валентина Ивановна поспешно взяла Тамару под руку, увлекая ее по дорожке в глубь сада.

– Пойдем, Тамара, в дом. – Уже на террасе она еще раз украдкой оглянулась на розовый чепчик Гамзиной. Нет, та все так же стояла к ним спиной. – Здесь прохладней, – вводя Тамару через террасу в столовую и усаживая на диван, добавила Валентина Ивановна. – О чем же ты хотела посоветоваться? – спросила она уже совсем другим тоном, заглядывая ей в лицо своими большими серьезными глазами.

Сквозь раскрытую дверь террасы запах роз доходил из сада в дом. Слышно было, как на эстакаде распоряжалась по радио из диспетчерской будки подменщица Тамары.

– Растяпа, подавай сперва под четвертый кран!

– Нет, это ты растяпа! – вдруг грудным голосом сказала Тамара. – Сама же себе пробку сделает. Надо через один подавать.

Валентина Ивановна увидела, как лицо у нее при этом изменилось, погрубело. Но тут же оно и смягчилось, когда она, опять оборачиваясь к Валентине Ивановне, взглянула на нее:

– Он хочет, чтобы я вышла за него замуж, а я еще не сказала ему…

– Ты об Игоре говоришь? – захотела удостовериться Валентина Ивановна.

Опять слышно стало, как на эстакаде голос подменщицы Тамары спросил:

– Зверев, сколько бадья будет ждать?!

Презрительно-надменное выражение появилось на лице у Тамары.

– Наконец дошло. – И таким же грубым, как у своей подменщицы, голосом она ответила Валентине Ивановне: – О ком же еще?

– Насколько я знаю Игоря… – начала Валентина Ивановна.

Но Тамара все тем же, как у своей подменщицы, голосом перебила ее:

– А я разве говорю, что он плохой? – Вдруг она покраснела до слез, и голова ее, надломившись, упала на плечо Валентины Ивановны. – Но он же так и не знает, что у меня ребенок.

Валентина Ивановна взяла в ладони и осторожно повернула к себе ее лицо.

– Если он любит тебя, то будет любить и его.

Вытирая кулаками глаза, Тамара с недоверием взглянула на нее.

– Правда?

– А как же иначе? – с уверенностью ответила Валентина Ивановна. – Какая же это любовь, если…

Тамара вдруг с удивлением увидела, как она остановилась на полуслове и повернула голову к двери, открытой в сад. Ветром, надувшим тюлевый занавес, дохнуло из сада запахом тех роз, которые Валентина Ивановна только что поливала из шланга. Смоченные водой и разогретые солнцем, они всегда начинали пахнуть сильнее. Но Валентина Ивановна знала также, что еще сильнее, чем все другие, пахнут теперь кусты роз, которые совсем было вымерзли прошедшей зимой. Грекову все-таки удалось отходить их за весну и за лето, один по одному вырезав все мертвые стебли и оставив только те, на которых как-то сумели уберечь себя от мороза живые почки.

19

Несколько дней грозная старуха Нимфадора совсем не замечала или делала вид, что не замечает, как через щель в хмызе ее правнучка принимает из рук чужого молодого дяди то маленькое деревянное корытце, в котором она потом купала свою куклу, то кулек с пряниками, купленными им в магазине сельпо, и вдруг однажды подала голос, напугав Игоря:

– Да не доламывай ты, ради Христа, забор, он и сам уже скоро упадет. Если так уже хочется поиграться с дитем, зайди через нижнюю калитку в сад. У тебя что же, своя такая же есть?

От этого предположения Игорь облился румянцем.

– Нет, бабушка.

Она с сомнением посмотрела на него.

– Ну, значит, сестренка.

Игорь покачал головой.

– И сестры у меня нет.

Старуха была явно озадачена.

– Тогда ты и сам еще дите. А по дворам тоже с портфелью ходишь, агитацию наводишь. Ну заходи, заходи, не бойся. Я ведь не такая кровопийца, как тебе наговорили на меня. – Она приказала правнучке: – Проводи-ка, Люся, дядю через нижнюю калитку.

И вот уже, ведомый за руку маленькой крепкой ручонкой, Игорь оказался в соседском дворе. Старуха как раз пекла на летней плите пышки, а рядом на столике уже стояли три глиняных блюдца, до верха налитых свежим желтым медом. Без лишних слов она указала глазами Игорю на место за столом, и, обычно стеснительный, он не смог устоять. Он и не помнил уже, когда ему приходилось есть пышки с медом. Разве это в самом раннем детстве. В детдоме же, где он оставался до окончания школы как сын пропавшего без вести отца, ни пышками, ни тем более медом его не кормили. Там больше кормили детей перловой или пшеничной кашей, заправленной старым салом.

И теперь он сразу же набросился на угощение так, что старуха, не успевающая подкладывать ему пышки и подливать мед в блюдце, горестно заключила:

– Если вы все так же и работаете на вашей стройке, то нам и правда эвакуироваться отсюда придется. – Видя, что Игорь растерянно остановился, она, вылизывая в своем блюдце пышкой мед, успокоила его: – Да ешь ты, ешь! Не твоя же это вина. Что начальство приказывает, то и надо исполнять. – Она положила руку на головку правнучки. – Мать этой божьей коровки теперь тоже где-то на вашей стройке.