Запретное искушение

— Я не ревную. — Макс выгибает бровь. — У меня нет причин ревновать, Саша. Мы…

— Друзья. Да, ты совершенно ясно дал это понять.

— Саша…

— Если ты беспокоишься о том, что я загипнотизирована парой зеленых глаз и очаровательной улыбкой, то я бы сказала, что думала, ты знаешь меня лучше. — Я слышу резкость в своих словах, которые бросаются в Макса, как ножи, но сдержаться трудно. — Ты знаешь, чего я хочу, Макс, и мы оба знаем, что я не могу этого получить. Это не значит, что я собираюсь влюбиться в следующего красивого мужчину, который пройдет мимо, и ... — Я замолкаю, внезапно осознав, что вот-вот расплачусь, и последнее, что я хочу делать, это разрыдаться.

— Значит, ты действительно считаешь его красивым.

— Черт возьми, Макс! — Я свирепо смотрю на него, надеясь, что он думает, что блеск в моих глазах вызван гневом, а не грозящими слезами. — Я думаю, ты самый великолепный мужчина, которого я когда-либо видела, и он твой брат, так что, конечно, он хорош собой. Это ничего не значит, и именно это я имею в виду, когда говорю, что ты ведешь себя ревниво. Почему это должно иметь значение?

Макс вздыхает.

— Это был долгий день, — говорит он наконец. — И меня ждет больше разговоров с Артом наедине.

Это явный отказ, и это ранит больше, чем что-либо другое до сих пор.

— Хорошо, — огрызаюсь я, бросая салфетку на стол. — Тогда я оставляю тебя с этим.

Макс ничего не говорит, когда я выхожу, и это тоже причиняет боль. Я на полпути к лестнице, когда вижу спускающегося Арта, его зеленые глаза сразу же останавливаются на мне с озорным блеском в них, отчего я снова чувствую себя неуютно.

— Макс ждет, чтобы поговорить с тобой, — холодно говорю я ему, проходя мимо на лестнице.

— Я ожидал этого. — Арт останавливается прямо подо мной на лестнице. — И где ты собираешься провести остаток вечера, Саша?

Что-то в том, как он произносит мое имя, похоже на прикосновение руки к бархату, гладкой и кошачьей. Я не осмеливаюсь сказать, что иду в свою комнату, могу только представить, как бы он отреагировал на это.

— Я не думаю, что это тебя касается, — говорю я ему вместо этого, заставляя себя не оглядываться. Тем не менее, я не могу не задаться вопросом, какое выражение у него на лице, когда я поднимаюсь по лестнице, оставляя Артуро Агости позади себя.

Если бы я только могла сделать то же самое с чувствами к его брату.

15

МАКС

Я жду в кабинете, налив бокалы портвейна, когда входит Арт. Он не потрудился постучать, что меня не удивляет, и усмешка кривит его губы, когда он видит, как я опускаюсь в одно из кресел у камина.

— Кабинет отца тебе подходит, — говорит он, оглядывая комнату. — Однако ты не внес никаких изменений.

— Я здесь недавно. И, честно говоря, не вижу в этом никакой необходимости.

Арт бросает на меня взгляд.

— Ты не остаешься? — Он подходит к стулу, на который я снова указываю, и берет стакан портвейна, сморщив при этом нос. — Ты действительно пьешь эту гадость?

Я пожимаю плечами.

— Мне это нравится.

— Конечно. — Он делает глоток, с отвращением поджимает губы и ставит стакан. — Ты не ответила на мой вопрос.

Я смотрю на своего брата, делая глоток собственного вина, размышляя, говорить ему правду или нет. Я ни на минуту не верю, что Арт решил приехать сюда из-за жгучего желания провести время со своим оставшимся братом. Здесь происходит что-то еще, и это просто вопрос того, что я думаю об этом, является ли это просто очередным коварным проказничеством с его стороны или чем-то более зловещим. Правда, какой бы жестокой она ни была, заключается в том, что я не думаю, что у моего младшего брата хватит духу совершить что-то по-настоящему злонамеренное. Его побег из нашей семьи был вызван жаждой приключений и славы, которые принадлежат ему одному, и, как он сам сказал бы, настоящей страстью к позированию перед камерой, что находится за пределами моего понимания.

— Существует некоторая опасность, от которой я стараюсь держаться подальше, пока она не пройдет, — осторожно говорю я. — Она также нацелена на Сашу, вот почему она здесь.

Арт приподнимает бровь.

— Тогда не разумнее было бы разделить вас двоих?

Конечно, это помогло бы. Но я не могу сказать ему или, скорее, я отказываюсь говорить ему, почему Саша здесь. Я не собираюсь смотреть в глаза своему младшему брату и признавать, что был достаточно глуп, чтобы согласиться взять ее с собой, потому что чувствовал себя виноватым, потому что оступился и провел ночь в ее постели, или что с тех пор это повторилось. Не только потому, что я не хочу показывать слабость, но и потому, что предупреждающий сигнал в моей голове говорит мне, что я не должен показывать ему, что она моя слабость.

— Она через многое прошла. — Я делаю паузу, делая еще один глоток густого, насыщенного вина. — Она доверяет мне, и поэтому я присматриваю за ней. Это сложная ситуация, и я не чувствую себя обязанным объяснять ее прямо сейчас.

Арт пожимает плечами.

— Я не против. Значит, у тебя есть кто-то другой, кто решает за тебя твои проблемы? Ищет этого опасного человека, пока ты остаешься здесь? На самом деле, это соответствует тому образу тебя, который сложился у меня в голове. Приятно знать, что некоторые вещи не меняются.

По крайней мере, теперь он говорит более внятно. Я откидываюсь на спинку стула, оценивая меняющееся выражение лица моего брата в теплом, приглушенном свете комнаты.

— Это было пожелание этого человека, того, кто в настоящее время управляет ситуацией, чтобы я удалился как можно дальше ради безопасности других людей, о которых мы заботимся. И хотя мне бы очень хотелось самому разобраться с этой проблемой, — многозначительно добавляю я, — Этот человек очень много сделал для меня. Я хотел следовать его пожеланиям, насколько это возможно.

— Ты говоришь все это очень осторожно. — Глаза Арта сужаются. — Ты танцуешь вокруг того, что происходит на самом деле. Я знаю, что наш брат мертв, Макс. Я знаю, что мы – это все, что осталось от нашей семьи. Все это не может оставаться таким, как есть, разлагаясь, как тело в могиле. — Он обводит рукой комнату, указывая на вид за окнами. — Дом, богатство и бизнес должны кому-то достаться.

— Нет, это не так, — категорично говорю я, протягивая руку, чтобы наполнить свой стакан. — Бизнес может загнить, мне все равно, но его можно превратить во что-то, имея доску для управления. Дом и богатство можно пожертвовать. Деньги могут пойти на содержание всего, во что будет превращен дом, даже на строительство школы или дома для нуждающихся.

Арт фыркает, качает головой и начинает смеяться.

— Кем ты себя возомнил на самом деле? Макс, я должен признать, были времена, когда я чувствовал некоторую вину за то, что оставил тебя выполнять мои обязанности, за тот факт, что на тебя оказывалось давление, чтобы ты занял мое место в священстве. Но, боже мой, чувак, я не уверен, что есть кто-то, кто подходит для этого лучше тебя.

Он встает, обходит стул, наклоняясь вперед, пристально глядя на меня.

— Все это… ты хочешь отдать? Ничего из этого не оставишь себе? Отказаться от власти, как у одной из первых семей, от богатства, большого дома и прислуги, которая удовлетворяла бы все твои потребности? Возможно, ты еще больший дурак, чем я предполагал, Макс.