Запретное прикосновение

Девушка проворно прижала палец к его губам.

— Не забывай, существуют Франция, Испания, далекие острова, которых нет на карте и где никто не станет интересоваться, кто мы и откуда. Мы будем разводить скот… И других животных…

Он почти не слышал, что она говорит, поэтому не мог поддержать ее наивные фантазии. Желание клокотало в нем, ему стоило титанических усилий сдерживать его.

Однако Кьяра и не думала помогать ему в этом, потому что сама испытывала те же ощущения. Подойдя к нему вплотную, она стала гладить его грудь, лицо, волосы, подставляя губы для поцелуя.

И он, и она прекрасно понимали, что страсть вот-вот переборет осторожность.

Ройс сжал ладонями ее лицо, посмотрел в глаза.

— Что я делаю? — подумал он вслух. — А ты? Ты ведь была такой чистой, разумной.

— Ты взял меня в путешествие, — прошептала она. — По горам. И по собственным чувствам. Через наши тела и сердца.

Закрыв глаза, мысленно проклиная себя за то, что тело его сильнее духа, он прижался лбом к ее лбу.

— В тот день, когда мы встретились, — услышал он опять ее прерывающийся голос, — ты сказал мне, что мир существует вовсе не для того, чтобы исполнять все мои желания. И ты был прав. Но иногда, Ройс, я надеюсь, мои желания могут быть удовлетворены. — Она запустила пальцы в его густые мягкие волосы. — Я люблю тебя, Ройс, и хочу быть твоей.

Застонав, он приник к ее губам. Кьяра должна быть его, только его. Она сама жаждет этого.

Когда наконец он ослабил объятия и она смогла говорить, с ее припухших губ сорвался вопрос:

— Сколько остается до рассвета?

Ройс пробормотал что-то несвязное, но его восставшая плоть, упиравшаяся ей в живот, сказала за него все. Однако он продолжал бороться с собой:

— Кьяра, Кьяра, мы не должны.

— Но ведь рассвет еще не наступил. Ты можешь побыть со мной.

— Кьяра, — он с трудом узнал свой голос, — если я не вернусь до твоей свадьбы, до брачной ночи с Дамоном… Он может…

— У меня никогда не будет с ним брачной ночи, — услышал он в ответ. — Она будет только с тобой.

О, если он не вернется из Рудных гор, если все их планы и надежды рухнут, если она будет приговорена к жизни с Дамоном, если случится так, то пусть у нее останется хотя бы воспоминание, которое всегда будет с нею.

С ее губ вновь сорвалось его имя. Один звук… Но в этот звук она сумела вложить просьбу, мольбу. Нет, требование.

— Ройс!

Она замерла в ожидании ответа. Искала в его глазах и нашла, прежде чем он хрипло выговорил:

— Надо заложить дверь на засов.

Глава 19

Он разжал объятия и увидел, как она метнулась к двери; рубашка облепила ее, словно легкое облако, пронизанное светом затухающего пламени. Босые ноги ступали бесшумно. В комнате слышалось лишь его учащенное дыхание и потрескивание угольев.

Чресла Ройса отяжелели от желания. Ему казалось, он мечтал о ней всю жизнь. Жаждал ее всеми фибрами души, как только может жаждать настоящий мужчина — чтобы обладать и защищать, любить и благословлять. Кьяра вошла в его душу и сердце.

И сейчас она станет его. Безраздельно. Отныне и навсегда. В том самом древнем значении, что сильнее и крепче любых супружеских клятв.

Возвратившись, Кьяра остановилась возле раскрытой постели, ожидая, что он приблизится. Но он оставался возле очага.

— Подойди сюда, Кьяра, — тихо сказал Ройс, протягивая к ней руку.

Девушка повиновалась, глядя на него широко раскрытыми, удивленными глазами. Он не стал объяснять ей то, о чем она не догадывалась: на простынях и перине не должны остаться гледы — свидетельство утраченной невинности.

Ройс взял ее за руку, привлек к себе. Он овладеет его прямо здесь, возле очага, — об этом он мечтал все прошедшие ночи. Это свершится в бликах затухающего пламени, которое будет тускло освещать их тела, подрагивать в такт их любовным телодвижениям.

Кьяра смотрела на него нежно и доверчиво, лишь теперь понимая, какое у него огромное, сильное тело и как она слаба и беззащитна рядом с ним.

Ее девическое смущение только подогревало его страсть. Да, время пришло, обратного пути нет. Это должно произойти До рассвета еще два часа — достаточно, чтобы насладиться сполна.

Прямо перед очагом была брошена толстая волчья шкура. На нее он ступил, держа Кьяру за руки, пристально глядя ей в глаза. Желая запомнить это мгновение навсегда.

Немного погодя его взор скользнул ниже, и он снова увидел ее грудь под влажной рубашкой. Грудь, которая ждала поцелуев и, казалось, набухала под его взглядом.

Заведя руку ей за спину, он пригнул голову и нежно взял губами сквозь легкую ткань рубашки ее напрягшийся сосок. И тотчас почувствовал, как весь сотрясается от внутренней дрожи. Такого с ним еще не бывало. Он испугался, не ощутит ли она его дрожь, не вызовет ли это у нее страх. Кьяра возбуждала его так, словно в ней пылало какое-то неугасимое пламя. Ему хотелось поскорее проникнуть в нее, увидеть, как ее целомудренное девичье желание перерастет в вожделение истинной женщины, познавшей подлинную страсть.

Его губы, а потом язык коснулись второй розовой жемчужины, венчавшей ее грудь.

С легким вскриком она вцепилась ему в волосы. Ройс продолжал ласкать губами и языком ее грудь, спустив рубашку с плеч; ногти девушки впивались ему в кожу через грубую ткань туники. Тихие стоны, которые она издавала, были для него лучшей музыкой, зажигавшей огонь в крови, и средоточием этого телесного жара было то, что находилось в самом низу живота и чему было немыслимо тесно в одежде.

Кьяра извивалась в его объятиях; казалось, ей не хватает воздуха, стоны становились громче.

Свободной рукой он приподнял подол ее рубашки, скользнул пальцами по мягкому теплому треугольнику между ногами, ощутив горячую влажность.

Слава Господу! Она готова принять его! Желает этого. Вожделеет. Застонав от проснувшегося голода, он крепко прижал Кьяру к себе. Какое-то время он оставался недвижим, ощущая каждой частичкой своего тела только безмерную, бесконечную любовь и то, как необходима ему эта женщина.

Кьяра пошевелилась, готовая упасть перед ним, но он не позволил этого, не переставая ласкать ее.

Потом сам опустился перед ней на колени, чтобы в свете очага видеть то, к чему прикасается пальцами, а затем и губами, языком. Он проник в ее святая святых, прикоснулся к еще не расцветшему цветку любви, который стал тверже и больше от его прикосновений. Ее бедра слегка задвигались, стоны участились.

— Ройс…

Он продолжал свои медленные ласки — глазами, кончиками пальцев, языком.

Внезапно ее тело напряглось и — он почувствовал это прежде всего губами — изогнулось в сладостной судороге. Вспышка. Взрыв. И расслабление. Ноги у нее подкосились, и он бережно помог ей опуститься на колени.