Запретный лес

Дэвид, привыкший к низким городским потолкам и маленьким комнатам, пораженно оглядывал громадный зал и чувствовал себя не в своей тарелке. В детстве легенды о Хокшоу слишком глубоко врезались в его сознание, и теперь он не мог войти в это жилище без благоговейного трепета. Его так поглотило созерцание замка, что он вздрогнул от неожиданности, увидев его владыку: к ним подошел хромой человек, сгреб в охапку смуглого предводителя и расцеловал в обе щеки.

— Уилл, — сказал он, — мой старый товарищ Уилл! Добрым ветром занесло тебя нынче в Калидон. Это ж надо, шесть лет не видались.

Хозяин был среднего возраста, очень широкоплечий; густые волосы на массивной голове растрепались, оттого что с них только что сдернули ночной колпак. Он не успел переодеться: завязки дублета и штанов болтались, а поверх он накинул старый клетчатый шлафрок. Его оторвали от чтения, и курительная трубка все еще дымилась у раскрытого фолианта. Дэвид обратил внимание, что изучал он «Киропедию» в переводе Филемона Холланда [34] . Глаза хозяина были голубыми и холодными, щеки красными, борода русой с металлическим оттенком, а голос порывистым, как ветер нагорья. Хокшоу сильно хромал при каждом шаге.

34

«Киропедия» — произведение древнегреческого писателя и историка афинского происхождения Ксенофонта, описание жизни и правления персидского царя Кира. Филемон Холланд (1552–1637) — английский педагог, врач и переводчик.

— Дружище, Уилл, — кричал он, — ты да я, то ж цельный отряд калек. Войны в Германии [35] оставили нас обоих колченогими. А кого ты с собой привел?

— Таких же, как я, солдат Ливена, Ник, возвращающихся домой в Ангус.

— На сей раз в Ангус? — Хокшоу подмигнул и задорно расхохотался.

— В Ангус, но мы слишком долго постились, дабы тратить время на имена и звания. Богом клянусь, нас терзает зверский голод, какой мы с тобой не знавали в Тюрингии. И со мной добрый человек, проводивший нас через ваши болота и заслуживший угощение.

35

Здесь и далее речь идет о событиях Тридцатилетней войны (1618–1648).

Николас Хокшоу внимательно посмотрел на Дэвида:

— Не буду утверждать, что знаком с этим джентльменом: я слишком долго отсутствовал в родных местах и многое позабыл да упустил из виду. Однако недостатка в мясе и пиве у нас нет, и я успел приказать Едому пошевеливаться, едва получил твой знак. У нас тут знатное пивко, немало бутылок французского, да от отца Канарское крепленое осталось. На закуску ветчина и здоровенный кусище пирога, уж не знаю, что еще в том пироге, но тетерева, бекасы и зайцы, что я сегодня настрелял, точно все в нем. Да Едом тоже не промах, найдет чем угостить в Калидоне. Держи свое кольцо, Уилл. Стоило мне узреть герб на нем, я смекнул, что ко мне приехал кое-кто поважнее…

— …твоего старого друга Уилла Ролло и двух бедных солдат Ливена. А мы-то о нашей важности и ведать не ведаем. — Смуглый взял перстень и передал его стремянному, стоявшему вместе с Дэвидом в сторонке, и глаза Николаса Хокшоу на мгновение расширились от изумления.

Дряхлый слуга и босоногая чернавка принесли угощение, и двое воинов накинулись на него, как изголодавшиеся вороны. Стремянный ел мало, пил еще меньше и, хотя был самым худым из троицы, казался равнодушным к выставленным блюдам. Хромой, звавшийся Уиллом Ролло, наконец насытился и погрузился в воспоминания вместе с хозяином замка. Второму кавалеристу, долговязому и жилистому, требовалось больше, и вскоре на месте пирога лежал лишь кусочек. Он подвинул остатки — крылышко куропатки и заячьи потроха — поближе к стремянному, но тот улыбнулся и жестом приказал унести их. Дэвид подумал, что у Ливена живется неплохо, раз к слугам относятся с такой заботою.

— Славные были денечки, когда сражались мы под знаменами Мелдрума [36] за Протестантский союз. Этот человек умел повести за собой, хоть у нас и не нашлось равных великому Густаву [37] , способному вдохновить на подвиги войско с таким множеством наречий да племен, будто при столпотворении Вавилонском. Да, поздненько мы там появились. Не бились при Брейтенфельде [38] , а застали лишь черный день при Лютцене да еще более горькое поражение при Нёрдлингене, когда повел нас Бернхард [39] , как стадо, на бойню. Для тебя, Уилл, то был конец кампании. Помню, оставил тебя средь павших, облобызав на прощание, и тут же сам заполучил пулю из мушкетона промеж ребер. Позже услыхал я, что ты жив и вернулся в Шотландию, но сам я в ту пору был со стариком Врангелем [40] в Померании и не ведал, куда от собственных забот деться.

36

Джон Мелдрум (?-1645) — англо-шотландский военный деятель.

37

Густав II Адольф (1594–1632) — король Швеции, часто упоминается как «Снежный король» и «Лев Севера».

38

Битва при Брейтенфельде (1631) — один из эпизодов Тридцатилетней войны, в ходе которого шведы нанесли мощное поражение Католической лиге под командованием Тилли. Первая крупная победа протестантов в столкновениях с католиками.

39

Битва при Лютцене (1632) — одна из крупнейших битв Тридцатилетней войны между шведскими войсками под командованием Густава II Адольфа и габсбургскими подразделениями, в ходе которой погиб шведский король. Битва при Нёрдлингене (1634) — одно из ключевых сражений третьего периода Тридцатилетней войны, приведших к окончательной утрате Швецией позиций гегемона в Германии, новому усилению позиций Габсбургов и вступлению в войну Франции. Бернхард Саксен-Веймарский (1604–1639) — протестантский полководец.

40

Герман Врангель (1587–1643) — шведский фельдмаршал.

Разговор все продолжался, вспоминали бытность свою в Лиге, тяготы походной жизни и полузабытые сражения, сыпали именами: Лесли, и Гамильтонов, и Керров, и Ламсденов, и еще сотни шотландских наемников…

— Ушел я в отставку после года службы у Торстенссона [41] с его шведами… случилась небольшая заварушка в Саксонии, и имел я несчастье поймать рикошетом осколок ядра в лодыжку: хромать мне отныне до скончания дней. Служил я под началом полковника Сэнди Лесли, брата Лесли из Болкхейна, того самого, что умертвил Валленштейна в Эгере [42] , но был он благороднее своего родственника и хорошим протестантом. Он отправил меня домой, ибо с того дня солдат я сделался никудышный. Да я и сам это скоро смекнул, лишь увидал, как наш эскулап залатал мне ногу… По-тому-то ты и застал меня здесь, Уилл. Отсиживаюсь в сей груде камней, доставшейся мне от пращуров, хоть слухи о войне носятся над долиною, как восточные ветры. Жду твоего рассказа. Дошло до меня, что Дэйви Лесли…

41

Леннарт Торстенссон (1603–1651) — шведский полководец.

42

Альбрехт Венцель Эусебиус фон Валленштейн (Вальдштейн) (1583–1634) — имперский генералиссимус и адмирал флота, выдающийся полководец Тридцатилетней войны. Убит заговорщиками в замке Эгер (сейчас Хеб в Чехии). Майор Уолтер Лесли участвовал в убийстве.

— О новостях позже, Ник. С нами гость, коему болтовня о войне ни к чему. — Дэвиду показалось, что между двумя старыми солдатами мгновенно возникло понимание, особенно после того, как под столом один наступил другому на ногу.

— Я человек мирный, — сказал Дэвид, в котором проснулось любопытство, — но и до меня добрались вести о славной победе войска ковенантеров в Англии. Если вы и впрямь идете с юга, я бы с радостью узнал об этом побольше.

— То была верная победа, — начал кривоглазый кавалерист, — потому-то Ливен и отпустил нас домой. С жалованием в кошеле, что не всяк солдат в сих краях видал.

— Я слышал, — продолжил Дэвид, — что Армия ковенантеров сражалась за высокие идеи, а не за низкий барыш.

— Это за какие такие идеи?

— За чистоту веры и Венец Христа.

Кавалерист тихонько присвистнул.

— Точно. Не поспоришь. В войске Ливена то и дело Писание восхваляют. Но, добрый друг, одним Святым Словом сыт не будешь, надобно подумать и о хлебах и рыбах. Не хлебом единым жив человек, а вот как быть, коль хлеба нету, проповедями-то брюхо не набьешь. Барыш не низок, ежели честно добыт и добыт для семейства — жены да детят. Служил я во многих землях и средь странного люда, и поверьте, сэр, первое, о чем помышляет солдат, это его жалование.

— Но он не может сражаться без идеи.

— Еще как может и будет вельми хорош, коль у его сержанта рука тяжела. Видал я в Европе, как наемники вставали каменной стеной пред конем Валленштейна, ибо ведали дело свое и страшились смерти меньше, нежели языка командира. И видал я дворян, гордых, как Люцифер, благородных, как львы, с красивыми словесами на устах, но бросающихся врассыпную, стоило им заслышать первый залп. Войну решает дисциплина.

— Но если есть дисциплина, не поможет ли убежденность в собственной правоте сражаться еще достойнее?

— Истину глаголете, и ведома она еще одному человеку в Англии. Кромвелю. Его кавалерия надежна, аки железная ограда, и неистова, аки река в паводок. У них дисциплина шведов Густава, а в сердцах адский пламень. Верьте мне, ничто в сих землях не устоит пред ними.

— Я не питаю любви к еретикам, — сказал Дэвид. — Но неужели шотландцы менее стойки, неужто Ковенант не разжигает огнь в их душах?

Мужчина пожал плечами.

— Ковенант для солдата аки кислая капуста. Дэйви Лесли удалось сколотить своих людей в подобие армии, ведь он обучался военному делу у Густава. Думаете, нашей пехоте, живущей на пресных лепешках, есть дело до черных сутан Вестминстера? Человек сражается за короля, за свою страну и за свободу служить Господу на свой манер. Но пока у него имеется голова на плечах, он и пальцем не пошевелит лишь за-ради церковного правления.