Запретный плод сладок

Он запланировал что-то необычное. Может ли это означать…

Не надо! — предостерегла она сама себя, втирая шампунь в волосы, а затем дочиста промывая их. Не требуй, невозможного, когда ты уже имеешь так много. Просто делай все, что в твоих силах.

Завернувшись в большое бархатистое банное полотенце, она высушила волосы и уселась за туалетный столик, чтобы приступить к ритуалу, который является неотъемлемой частью репертуара каждой женщины, когда приходит время угодить своему другу.

Она надела черное сатиновое белье, отделанное французским кружевом, чулки пасленового цвета, простое черное платье и черные «лодочки». Довершили туалет золотой браслет ее матери и маленькие бриллиантовые «гвоздики», которые в качестве свадебного подарка преподнес ей Грант. Она не надевала их в течение семи лет, но сентиментально сохранила со свадебным платьем и обручальным кольцом. Когда Грант предложил ей поездку по Канаде, она вынула серьги из своего потайного ящичка.

Вспомнит ли он их? — думала она, кидая последний взгляд в зеркало.

Оливия осталась довольна собой, и пошла в гостиную дожидаться Гранта.

— Ты уже готова, Лив? — крикнул он из гардеробной. — Время чуть больше семи, а заказ нельзя перенести на другой час, но я хочу выйти пораньше и прогуляться к озеру.

В Спрингдейле сейчас почти девять… Как там отец? Она не звонила ему уже несколько дней. Но после ужина звонить поздно, а она знала, как он хотел услышать ее.

— С удовольствием, Грант. Через пять минут, я буду готова, — сказала Оливия и сняла трубку.

Когда Грант через минуту вошел в комнату, он понял: что-то случилось, все их планы рушатся, но не это его заботило: Оливия, стояла у стола бледная и потерянная, с бессильно повисшей в руке трубкой.

— Что случилось? — Он подхватил трубку и положил на место.

— Отец… — глухо сказала Оливия.

Грант похолодел. Вот уж субъект! Конечно, это Сэм, все, как всегда, возвращается к Сэму!

— Что с ним, Лив? — спросил он, изо всех сил стараясь говорить спокойно.

— У него… сердечный приступ!

— Он это так сказал?

— Нет. Трубку поднял Эдвард.

Да, это в духе Сэма — сделать грязное дело руками другого, сойдет даже слуга.

— Он не хотел беспокоить его, но папа захотел со мной поговорить и… ах, Грант! — Она повернулась к нему. В ее глазах читалась боль. — Он так слаб.

— Но не настолько, чтобы вырывать у Эдварда телефонную трубку. — Он почти задыхался от ярости. — Это должно тебе о чем-то говорить, Лив.

Она покачала головой и, невзирая на высокие каблуки, прямо-таки помчалась в спальню.

— Нет! У него даже голос изменился.

Проследовав за ней, Грант обнаружил, что она уже вытащила свой чемодан.

— Что ты делаешь, Оливия? — изумился он, стараясь окрасить свой ледяной тон максимумом нежности, но, видимо, это ему удалось плохо.

— Разве не видишь? — удивилась она. — Собираюсь лететь обратно.

— Я вижу то, что ты реагируешь чересчур болезненно. Я говорю как врач: если бы положение Сэма было настолько серьезным, его бы госпитализировали.

— Ты не слышал его! — Она беспорядочно швыряла одежду в чемодан. — Если бы слышал, ты бы понял.

Но Грант не отступал, видя, что Оливия, близка к истерике.

— Послушай… — Он схватил ее за плечи и потряс, желая привести в чувство. — По крайней мере, подожди до утра, прежде чем решить что-либо определенное. Стоит ли ехать домой? Дай мне поговорить с Эдвардом, а еще лучше — с врачом Сэма. Если твой отец действительно в тяжелом состоянии, мы вместе решим, что делать дальше.

Но она не слушала его.

— Мне следовало звонить чаще, — причитала она. — Я не звонила четыре дня, зная, что он болен.

— И так каждый раз, — насмешливо проговорил он. Разочарование брало верх над его рассудительностью. — Наукой доказано, что недостаток постоянных телефонных контактов вызывает инфаркт миокарда, особенно у таких эгоистов, как Сэм Уайтфилд.

— Ты намекаешь на то, что он… симулирует болезнь? — Оливия, посмотрела на Гранта с таким презрением, что он почувствовал себя пигмеем.

— Я не исключаю такую возможность. Его сердце болит потому, что мы вместе.

— И ты, врач, можешь говорить такое? — Она изо всех сил сдерживалась, чтобы не заплакать. — Я думала, все счеты остались в прошлом.

— Буду, счастлив извиниться, если несправедлив к нему. — Он пожал плечами и отвернулся, его до глубины души ранило ее обвинение. Но все-таки взял себя в руки и попросил: — Опиши его симптомы еще раз. Расскажи точно, что он сказал.

— Он не сказал ничего. Все, что мой отец хотел знать, — счастлива ли я и… когда думаю возвращаться домой, — заплакала Оливия. Слезы испортили ее макияж, но она уже ни на что не обращала внимания. — Я только знаю, что мне нужно принять решение, и хочу, чтобы ты помог мне.

— Хорошо, — сказал он. — Ты должна сделать выбор, Оливия: кому ты веришь больше, отцу или мне?

Глава девятая

— Нет, ты не понимаешь! Разве дело в том, кого я люблю больше или кому я верю? — пыталась объяснить она. — Речь идет о пожилом мужчине, моем отце, который может умереть. Если бы это была твоя мать, я бы не попросила тебя выбирать и не выдвигала тебе требований, а была бы рядом с тобой.

— Я не предлагаю тебе отказаться от него, Оливия. Все, что я прошу, — это чтобы ты подождала и получила реальные сведения от его врачей, прежде чем прерывать свой отдых.

— Значит, ты думаешь, он врет? — Она с трудом произнесла это слово. — Признайся. Думаешь, он пытается сорвать наш отдых?

— Думаю, он способен на это.

— Возможно, ты и прав. Он может манипулировать мной, когда захочет… что уж тут скрывать.

— Ты признала толику моей правды! Это прорыв века! — Грант горько усмехнулся.

— И все же единственный способ убедиться в этом — поехать домой и увидеть самой. — Оливия умоляюще протянула к нему руки. — Отпусти меня, Грант, на несколько дней, я успокоюсь и вернусь к тебе. Как только я пойму, что с отцом все в порядке…