Запретный плод сладок

— Конечно же, нет! Что за нелепая мысль!

— Ну, зачем же так реагировать? Это вполне разумный вопрос, учитывая, что ты держалась почти два года, прежде чем сделать окончательный шаг и положить всему конец.

— Ты права, конечно же, права, и, полагаю, причина в том, что он был моей первой любовью, и мне трудно было признать, что такое волшебное и прекрасное чувство можно запачкать.

— Не знала, что он был твоей первой любовью. Я всегда думала, что до него были другие. Ведь, когда ты повстречала его, тебе было девятнадцать.

— Я встречалась с другими мужчинами, но это была игра в романтику, да и поклонников, думаю, больше привлекало богатство и положение в обществе моего отца, хотя Гранту до этого не было совершенно никакого дела и, по сути, он презирал отца.

Оливия вспомнила, как он буквально глумился над ее отцом, считал его деспотом, которому Оливия нужна, как служанка, секретарша, домохозяйка.

— Хватит мечтать! — Бетани похлопала ее по руке. — Ты где, подруга? У меня такое ощущение, что я обедаю с привидением.

— Я просто думала, какой несамостоятельной и наивной я была, когда повстречалась с Грантом. Помню, как он уговаривал меня сделать что-нибудь самой, совершить поступок, неподвластный отцу.

— В данном случае он давал хороший совет, если тебя интересует мое мнение, — рассудительно проговорила Бетани. — Кстати, твой отец действительно деспотичен с людьми, и с тобой в том числе.

— Дело в том, что я была влюблена и не могла поверить, что брак с Грантом способен вырвать меня из-под опеки отца, и только сейчас понимаю, что Грант и не хотел бороться с отцом из-за меня. У нас был только… секс. — Оливия густо покраснела.

— Господи, Оливия, нет ничего постыдного в том, чтобы произносить это слово вслух. В наши дни секс между мужчиной и женщиной считается нормой, а если ты хотела, помимо секса, и сердечных духовных отношений, то разве это порок?

— Отец оказался прав. Он предупреждал меня, что я делаю ошибку, что ничего хорошего из этого брака не выйдет и я буду жалеть об этом. Но кто будет обращать внимание на советы, если страстно влюблен?

— Очевидно, что не ты, — усмехнулась Бетани. — Да ты и не должна была. Не родительское это дело — выбирать пару своему ребенку. А что, собственно, старина Сэм имел против Гранта? Я могла бы понять, если бы ты подцепила, бездельника и шалопая. Но врач, пользующийся уважением… Оливия, не такой уж это мезальянс.

— Но мне это не позволили увидеть, вокруг меня было море фантазий, цветов, шампанского и прочей мишуры, которая не дала мне возможности трезво оценить свой брак. Я открыла глаза и поняла, что реальная жизнь не собирается подстраиваться под мои девические грезы, а кое-какие неприятные события уже произошли.

— Какие события?

— Разные, — бросила Оливия, пытаясь уйти от ответа.

Но Бетани не собиралась сдаваться.

— Оливия! Мы друзья и не должны отгораживаться друг от друга отговорками. Ты, кажется, забыла, что до недавнего времени я и близко не приближалась к «Спрингдейл» и только Оливия Уайтфилд, суперуверенная, суперуспешная бизнес-леди, которой удается делать деньги из воздуха и держать на плаву благотворительные организации города, и особенно больницу, привлекла меня сюда.

— Ну, что, скажу одно: он был слишком предан своему делу и ради больных был готов на все. Сколько вечеров, и перед нашей свадьбой, и после нее, я провела в ожидании, когда он позвонит или объявится, как обещал! Но на первом месте всегда была больница.

— И все-таки, — спокойно сказала Бетани, — ты должна была знать, что значит стать женой врача.

— Это говоришь ты, тридцатилетняя женщина. Но девушка двадцати лет, влюбленная и избалованная, не хотела быть второй. Я считала, что если бы Грант любил меня так, как любила его я, он поставил бы меня на первое место.

— Но он только начинал карьеру и считал, что поступает, как и должен поступать настоящий врач.

— Все студенты-старшекурсники медицинских колледжей перегружены, Бетани, но им все же удается найти время и для развлечений.

— И ты не поняла, что он не такой, как все?

— Нет, к тому же я верила, что раз мы поженились, заставлю его жить по-моему. Я хотела сделать наш дом таким уютным и теплым, чтобы он рвался домой, ко мне…

— Ты ему изменила?

— Нет, не изменила. Он, был одержим своей работой, а я вела себя как ребенок, у которого отняли любимую игрушку. И, самое ужасное, я стала дико ревновать его к тем, кто часто общался с ним — чаще, чем я, — особенно к женщинам-медикам. Я поняла, что он любит меня не так, как я, — с горечью проговорила Оливия. — Если бы он любил, никогда не бросил бы меня так, тем более тогда.

— Я все-таки не понимаю, что ты считала любовью… А сейчас, — Бетани выпрямилась на стуле и посмотрела через левое плечо Оливии, — не оборачивайся. Если твой бывший муж похож на свои фотографии, то сейчас он направляется к одному из столиков. И с ним Джоан Боулс.

— О Боже! — Оливия готова была провалиться сквозь землю.

— Уйдем?

— И дать повод думать, что я сбежала? Ни за что! Пусть уходят они, если ему не нравится моя компания!

— Пока он еще тебя не увидел, — сказала Бетани. — Слишком поглощен Джоан, которая, лезет из кожи вон, чтобы его внимание было приковано к ней, и преуспевает в этом. А какой вырез! Он делает честь ее фигуре.

— Меня это не волнует. Действительно не волнует. Он может обедать с кем хочет. Для меня это не имеет никакого значения, — стараясь говорить равнодушно, выпалила Оливия, но сердце у нее защемило.

— Все это слова, Оливия, но ты слишком многое помнишь, в отличие от женщин, которые, как ты утверждаешь, равнодушны к прошлому. Нет, ты все еще питаешь к нему… если не любовь, то, что же?

— И все-таки у меня нет к нему чувств. Он даже может подойти и сесть с нами за один столик, и это ничуть не тронет меня.

— Спокойно, — сказала Бетани со сдержанной улыбкой, — он наконец-то заметил тебя и идет сюда. Надень на себя самую непринужденную улыбку и постарайся не дать городским кумушкам повода для злословия.

Глава четвертая

Бетани решила поддержать Оливию, видя ее волнение, хотя выражалось оно, довольно своеобразно: она держалась высокомерно, даже свысока, и отвечала как бы с неохотой.

— Рад видеть тебя, Оливия, — сказал Грант и выжидающе посмотрел на бывшую жену.

Грант выглядел так импозантно и изысканно, что Оливия почувствовала себя неуютно. Она перебирала ответные фразы, но все они, по ее мнению, звучали банально.

Молчание затягивалось.

— Я надеялся встретить тебя в больнице, чтобы за чашкой кофе обсудить наш последний разговор и прийти к мирному соглашению.

— Ммм, — протянула она, но больше выдавить ничего не могла — или не хотела…

Поняв, наконец, что его тщетные попытки завязать разговор зашли в тупик, Грант посмотрел на Бетани. В ответ та чуть пожала плечами, словно говоря: «Не смотрите на меня. Я вам не помощник — разбирайтесь сами», но в разговор вступила: