Запретный рай

Матросы задержались с погрузкой, потому фрегат отплывал в полдень. Солнце яростно пекло, и совсем не чувствовалось ветра. Морис думал о том, достаточно ли у них запасов воды, когда увидел, как на корабль поднимается Рене Марен.

Два дня назад он отыскал отца Эмили и отправил его к губернатору. Тайль не знал содержания их беседы, но теперь видел, что они сумели о чем-то договориться.

— Я отправляюсь с вами, — сказал Рене после приветствия. — У меня есть разрешение мсье Брюа.

— Но это военная экспедиция. Не лучше ли будет, если вы останетесь на Нуку-Хива?

— Нет. На Хива-Оа находится моя дочь. Губернатор и начальник гарнизона обещали посодействовать ее возвращению. К тому же в случае необходимости я могу служить переводчиком.

— Вы собираетесь увезти Эмили силой? Удастся ли вам это, если вы не сумели удержать ее здесь?

— Я постараюсь сделать так, чтобы ей пришлось уехать. Вы поможете мне, капитан?

Заглянув в прежде безмятежные, а теперь холодно сверкавшие глаза Рене, Морис пожал плечами.

— Если получится.

— Вы не уверены в успехе?

— Посмотрим, — уклончиво ответил Тайль.

Он думал о горных кряжах, глубоких ущельях и непроходимых зарослях острова. О нетипичной для дикаря храбрости и упрямом нраве Атеа.

Морис знал, что если он отступит, это будет считаться позором. Его никто не поймет, ибо на Нуку-Хива туземцы беспрекословно повинуются белым, а тем более — военным, ибо любой мундир олицетворяет для них силу и власть. Командование разжалует его, товарищи засмеют, Рене обольет презрением. И он никогда не получит Моану.

— Вы тоже хотите, чтобы Атеа умер?

— Мне все равно, что с ним будет, — ответил Рене. — Я хочу вернуть свою дочь.

Они помолчали, потом путешественник продолжил:

— Она выросла без матери. Та уехала от нас, когда Эмили исполнилось всего два года. Возможно, меня можно назвать плохим отцом, но я всегда хотел, чтобы моя дочь была счастлива. — Он вновь сделал паузу. — Хотя я никогда не думал, что она выберет для себя такое счастье. Поймите, капитан, мне нужно вернуться в Париж, но я не могу уехать, оставив Эмили в лапах дикаря!

— Возможно, пожив на острове, она одумалась и сама мечтает вырваться оттуда? — предположил Морис.

— Хорошо, если так, — сказал Рене и отошел.

Морис стоял у борта, глядя на пустынную громаду океана, когда услышал возбужденные возгласы. Повернув голову, он увидел, что матросы сгрудились на корме, похоже, окружив какую-то находку.

— Красотка! Настоящая сирена!

Охваченный недобрым предчувствием, Тайль бросился к ним и, растолкав, увидел то, на что они смотрели.

Это была девушка. Вода стекала по ее роскошным волосам, служившим единственным прикрытием золотисто-коричневого тела. В одной руке девушка держала юбку из тапы, которую ей пришлось снять, чтобы доплыть до корабля, а другой пыталась отстранить окружавших ее мужчин.

— Моана! — выкрикнул Морис. — Как ты сюда попала?!

— Она была за бортом, и мы решили ее поднять. До берега далеко, она могла утонуть, — пояснил один из матросов.

Тайля раздирали противоречивые чувства. Он был и рад, и не рад тому, что, вопреки его повелению, девушка оказалась на корабле. Морис прекрасно знал, что Моана не могла утонуть, ибо плавала как рыба. Он мог бы приказать отвезти ее на берег в шлюпке, но сначала решил поговорить с ней.

— Дайте ей одеться! — приказал он, раздраженный тем, что чужие мужчины могу видеть ее наготу, и добавил: — Это моя женщина.

На лицах матросов появилось выражение разочарования. Поняв, что им не удастся развлечься, они начали расходиться.

Морис подошел к Моане. Он вновь поразился власти ее красоты. Казалось, предназначение этой девушки — просто существовать на свете. Сама того не осознавая, она дарила радость одним своим присутствием.

Натянув юбку, Моана принялась выжимать волосы. Когда она закончила, Тайль, не выдержав, привлек ее к себе. Ее нежные груди терлись о грубое сукно его мундира, ее мокрые локоны источали резкий запах моря, а в ее глазах как обычно царила темная бездна. Морис любовался плавными линиями тела полинезийки, невыразимой грацией и свободой ее движений.

Вместе с тем в его голосе прозвучало отчаяние:

— Зачем ты приплыла?!

— Я должна отправиться с тобой, — с неженской твердостью произнесла Моана.

К ним подошел Рене. Похоже, он ничуть не удивился появлению туземки и тут же выступил на ее стороне:

— Моана! Рад тебя видеть. Позвольте ей остаться, капитан.

— Я собираюсь отправить ее обратно, — сухо произнес Тайль, отстраняясь от девушки.

— Неужели вы столь суеверны, что считаете, будто женщина на корабле приносит несчастье?

— Нет, но я боюсь за нее.

— Напрасно. Это очень смелая и находчивая девушка. К тому же от нее может быть большая польза. Она хорошо знает местные условия и способна служить проводником.

Морис вздохнул.

— Остается уговорить капитана корабля.

К счастью, это не составило большого труда, и Моана водворилась на судне. Большую часть времени она стояла возле борта, глядя из-под ладони на океанские просторы.

Фрегат гордо проплыл мимо Уа-Пу: этот остров не представлял интереса для французов, потому что его вождь давно склонил голову перед завоевателями.

На следующий день впереди показались берега Хива-Оа. Тайлю казалось, что он может разглядеть в подзорную трубу и одетые жесткой травой отроги гор, и непроходимые леса, и каменистую сердцевину острова. Высокий прибой ударял в крутой берег, обрывистые утесы сжимали глубокие бухты.

С первого взгляда остров казался неприветливым и совершенно необитаемым, но когда капитан корабля приказал обогнуть северную часть Хива-Оа, перед Морисом открылось то, что он ожидал увидеть: покатые ярко-зеленые холмы, трепещущие пальмы и полосу ослепительно-белого песка.

Однако на берегу не было ни души, и в этом таилась какая-то угроза. Обычно островитяне испытывали ужас перед плавучими батареями, чьи дула без труда могли разнести кучку бамбуковых хижин. Однако они никуда не убегали, напротив, высыпали на берег и с благоговением смотрели в лицо своей смерти.

Убедившись, что стрелять не в кого, Тайль приказал высадить десант под прикрытием корабельных батарей.

Разумеется, в шлюпках оказались Рене и Моана. Отношения с последней влекли и терзали Мориса. Он все больше влюблялся в непокорную туземку, и вместе с тем молодого человека не покидали ощущения, что Моана всего лишь использует его.