Заратустра. Путь восхождения.

– Мне тоже нужно спать, а эти ученики... Они не понимают: если они всю ночь массируют меня...

А это был не один человек, его массировали пять-шесть человек. Один массировал его голову, кто-нибудь другой - ноги.

Он сказал: - Разве я могу уснуть? Эти люди, которые так любят меня, почти двадцать лет не дают мне спать.

Я и сам думал, что эту глупость нужно прекратить, и поэтому сказал хозяину сарая:

– Поставьте сюда какие-нибудь двери. Это уж слишком. Эти люди толкутся здесь целый день - они называют это «служением Мастеру», - и всю ночь они тут. Здесь всегда толпа служащих Мастеру, и абсолютно никого не волнует, что ему тоже необходим отдых. Поставьте какие-нибудь двери и закрывайте их в десять часов вечера, а утром открывайте.

Он ответил: - Я уже думал об этом.

– Что тут думать, это так просто, - сказал я.

Итак, он поставил двери. Но как раз когда он укрепил их, Магга Бабу украли. Его ученики, увидев эти двери, увели его в другой сарай. Я сказал ему:

– Видимо, в этой жизни тебе не суждено поспать. Я могу снова попросить, хозяина этого сарая... но твои ученики снова уведут тебя. Их забота - служить тебе. Ты ничего не говоришь...

Никто никогда не спрашивал его, что ему нравится из еды; он ел все, что они ему приносили.

Однажды я увидел, что он курит сразу две сигареты.

Я закричал: - Магга Баба!

Он сказал: - Что делать? Два ученика...

– Но разве ты куришь?

Он сказал:

– Я не знаю, но они сунули мне в рот эти сигареты, что же мне остается делать? Я курю - и до этого я никогда не курил. Просто два ученика соревнуются.

Такова была его простота.

Должно быть, Заратустра был очень простым человеком: его прозрения доказывают это. Только очень простое сердце, абсолютно невинное, способно познать глубины жизни, высоты сознания и тайны существования. Невинность - дверь, ведущая вас ко всем тайнам и секретам жизни.

Все могут они - шить, вязать, ткать: вот и вяжут они чулки для духа!

Каждый зорко следит за другим, и не слишком доверяют они друг другу. Изобретательные на маленькие хитрости, они поджидают тех, чье знание прихрамывает, и подстерегают, подобно паукам.

И в поддельные кости умеют они играть: и играют с таким жаром, что их прошибает потом.

Чужды мы друг другу, и их добродетели мне даже противнее, чем лукавство и фальшивые игральные кости.

Все это он говорит об ученых, о людях, которых мир признает великими. Ученые чужды всем мистикам по той простой причине, что мистики не верят, мистики не думают; мистики переживают. Одно дело - думать о воде... Вы можете написать трактат о воде, и вы прославитесь как великий ученый; за вашу диссертацию вам присвоят степень доктора философии. Но ни ваша книга, ни ваши знания не могут утолить жажду; и человек, пьющий воду, не обязан знать, что ее химическая формула Н20; Н20 не может утолить жажду.

Забота мистика - утолить жажду, насытить свое существо, разведать свое внутреннее пространство и установить связь с существованием и всем, что в нем содержится. А все его содержание - радость, красота, счастье и благословение. Ученый довольствуется одними размышлениями обо всем этом. Он не жаждет по-настоящему; иначе он искал бы воду, а не трактаты о воде; он пошел бы к колодцу, а не в библиотеку. Мистик идет к колодцу, а ученый - в библиотеку, они абсолютно чужды друг другу.

Чужды мы друг другу, и их добродетели мне даже противнее, чем лукавство и фальшивые игральные кости. Ученый не может сказать истину, ибо он ничего не знает о ней. Даже те, кто знает ее, не могут ее высказать, но они могут хотя бы указать на нее; они могут как-нибудь намекнуть, направить. Они могут взять вас за руку и подвести к окну, чтобы показать открытое небо и звезды. А ученый слишком занят языком, теологией, философией - ему некогда даже выглянуть в окно. Он забывает жить; он только думает.

Мышление ложно, поскольку вы думаете лишь тогда, когда не знаете. Думаете ли вы, когда видите красивый закат? Скорее всего, вы по старой привычке начинаете думать. Вы начинаете говорить про себя: «Какой красивый закат». Но ваши слова становятся барьером. Это не способ находиться в единстве с закатом; всякое мышление должно прекратиться. Тогда вы будете там - в совершенной гармонии с закатом, почти его частью. И тогда вы познаете его красоту. Не повторяя: «Как красиво, как красиво», - это чужие слова. Вы слышали их, и вы произносите их только для того, чтобы продемонстрировать свое поразительное эстетическое чутье.

Но вас нет; ваш ум где-то бродит. Если красота не может остановить ваш ум, вы не знаете, что такое красота. Если прекрасный танец не может сделать вас медитативным, значит, вы не умеете видеть танец. Мы переполнены ложью.

Заратустра говорит: Их добродетели мне даже противнее. У них очень странные добродетели. У разных ученых - разные добродетели, принадлежащие разным стадам. Я расскажу вам один случай из жизни великого философа, рожденного в Индии - Шанкарачарьи, первого Ади Шанкарачарьи. В настоящее время у него есть преемники, подобные Папам на Западе - всех их называют шан-карачарьями. Он проповедовал такую философию: мир - это иллюзия, его не существует, он только кажется. Он сделан почти из той же материи, что и сны.

Он проводил беседы об иллюзорности мира в Варанаси, цитадели индуизма. Однажды утром... было темно, солнце еще не взошло... По традиции - а он был монахом-брамином - он купался в Ганге. Он поднимался по лестнице, вокруг не было ни души, и вдруг появился какой-то человек и, коснувшись его, прошел мимо. Затем этот человек остановился и сказал:

– Простите, возможно, в темноте вы не узнали меня, но я узнал вас: я - шудра, неприкасаемый.

Индийцам принадлежит самая древняя фашистская религия. Четверть своего народа они обрекли на почти животное существование. Они называют их неприкасаемыми, потому что их прикосновение и даже прикосновение их тени оскверняет вас. Вы должны немедленно омыться, чтобы очиститься. Пять тысяч лет они мучают этих несчастных, которые делают в обществе всю грязную работу. Однако им запрещено жить в городах, поселках; они должны жить за городской чертой. Это беднейшие из бедных, самая угнетенная, самая эксплуатируемая часть общества.

Шанкарачарья принадлежал к высокой касте браминов и был одним из величайших индийских философов. Он не на шутку рассердился и сказал:

– Ты неприкасаемый, ты узнал меня и все же прикоснулся ко мне! Придется мне вернуться к реке и совершить повторное омовение.

Но неприкасаемый заявил:

– Прежде чем ты уйдешь, ты должен ответить на несколько вопросов; иначе я останусь здесь и снова дотронусь до тебя.

Больше там никого не было, так что Шанкарачарья был в затруднении - что делать? Если он пойдет, искупается, а на обратном пути этот человек снова его заденет, ничего не изменится. Поэтому он сказал:

– Ну, хорошо, что тебя интересует? По-видимому, ты очень скверный и упрямый человек. Тот сказал:

– Вот мой первый вопрос: я на самом деле иллюзорен? Если я - иллюзия, тебе не нужно купаться еще раз; ты можешь идти и совершать поклонение в храме. А если я реален, то брось всю эту чушь, которую ты плетешь.

Шанкара немного помолчал - что ответить этому человеку? Он обсуждал свою философию по всей стране. Он одержал верх над всеми индийскими философами. Есть даже такая книга, «Шанкара Дигвиджайя», - «Победа великого Шанкары». Куда бы он ни приходил, он логически доказывал, что мир - это иллюзия. Но что делать с этим неприкасаемым?

Он стоял перед ним, этот шудра, и говорил:

– Я иллюзорен, река иллюзорна, твое омовение иллюзорно, ты иллюзорен - все это вытекает из твоей философии. Я хочу спросить еще кое-что. Ты называешь меня неприкасаемым. Имеется в виду, что мое тело не прикасаемо? Неужели ты думаешь, что твое тело состоит из других элементов? Неужели можно найти разницу между костями неприкасаемого и костями брамина, или между их кровью, кожей, черепами? Я могу принести несколько черепов, а ты скажешь мне, где череп брамина. Я не сомневаюсь, что все тела состоят из одинаковых элементов. Невозможно найти никакой разницы - что выше, что ниже.