Зарницы в фиордах

Но минуты шли, а ТКА-14 куда-то исчез.

«Неужели Колотий со своими ребятами погиб?» — тревожная мысль сжала сердце.

— Колотий, где ты? Отзовись! — эту фразу Шабалин уже много раз повторял по радио. — Отзовись, слышишь?!

Но ответа не было.

— Сбавить ход, — скомандовал Шабалин.

Катер стал уходить с приглушенными моторами. Вдали раздавались орудийные выстрелы, к кораблям охранения подключились береговые батареи — открыли ураганный огонь. Почти полчаса ждал Шабалин товарища, но катер Колотия так и не появился…

На полной скорости ТКА-13 понесся к базе. Опережая моряков, на берег пришло сообщение.

«Задание выполнено, уничтожены один танкер с горючим и один транспорт. Судьба Колотия неизвестна».

Но вскоре после возвращения шабалинцев на базу пришел и катер ТКА-14. Выяснилось, что слышал Колотий товарища, но не мог ему ответить, чтобы не обнаружить свой беспомощный катер. Оказалось, что после того как они взорвали транспорт, на катере вышли из строя сразу два мотора. Что делать? Положение отчаянное — кругом враги, всю дымовую завесу прошивают пулеметными очередями. А катер болтается на волнах — и ни с места. Пришлось спрятаться в дыму и притаиться, пока не устранили повреждение. И повреждение-то ерундовое — бензин перестал поступать в моторы. Как только исправили неполадку, выжал Колотий из своего катера всю возможную скорость, старался догнать своих, но не успел.

И теперь снова сидели товарищи за торжественным столом и пили за победу, за успех и, кроме того, за дружбу, которая на войне проверяется кровью.

* * *

В этот день все началось как обычно. Шабалина вызвали в штаб.

— В море обнаружено судно противника. Судя по предварительным сведениям, оно повреждено. Надо разобраться и действовать согласно обстановке.

И вот звено катеров, которое ведет Шабалин, выходит по заданному курсу.

«Данных не так-то много, — размышляет Александр. — Известно только, что два немецких истребителя «фокке-вульф-190» обстреляли судно и ушли, оставив его в полузатопленном состоянии. Ну что же, придем на место, а там посмотрим».

Тринадцать часов. Солнце в зените. Надо идти аккуратно, чтобы не увидел противник. ТКА-13 бесшумно крадется вдоль берега, чтобы остаться незамеченным. Идет малым ходом к мысу Немецкому. Море сегодня на редкость спокойное, ласковое.

Надсадный гул моторов разорвал тишину. Два бомбардировщика пронеслись совсем низко над катером. Еще секунда, и бомбы обрушатся на катер. Все замерли в напряжении…

Но что это? Самолеты пошли в пике и сбросили груз на судно, с трудом державшееся на воде.

— Чего это они своих-то бьют? — удивленно спросил кто-то.

Шабалин только пожал плечами. Действительно, трудно объяснить смысл этой своеобразной операции.

Сбросив бомбы, самолеты скрылись. ТКА-13 подошел поближе к судну. Это был большой немецкий бот. Судя но всему, у него был поврежден мотор, а в изрешеченную осколками обшивку со всех сторон хлестала вода.

Шабалинцы подошли еще ближе.

— Что за черт! Нигде не видно ни души!

Вдруг из люка выскочил человек, размахивая белой рубашкой, за ним, раздеваясь на ходу, еще один. Без переводчика ясно: люди сдаются.

— Дай очередь над их головами, — приказал Шабалин. — Пусть лягут.

Пленные плашмя бросились на палубу и замерли. ТКА-13 пришвартовался к боту. Пленные, норвежец и немец, ни слова не говорили по-русски. Один из них жестами показывал вниз. По-видимому, там кто-то прятался.

— Сдавайтесь! — крикнул Шабалин, и пулеметная очередь подкрепила его предложение. В ответ раздалось невнятное бормотание, и появился последний пленный — тоже немец. Все это время он благоразумно отсиживался внизу.

Катерники внимательно осмотрели бот. Почти весь трюм был забит тяжелыми деревянными ящиками. Один из ящиков разбили — в нем оказались различные приборы, разбили второй — то же самое. Видимо, эти приборы переправляли на боте с никелевых разработок в глубокий тыл. Дальнейший осмотр не дал ничего нового. Было ясно, что бот совершенно потерял свой ход, а маленький торпедный катер не сможет его буксировать.

— Пусть пленные переходят на катер, — скомандовал Шабалин.

Пленные, подняв вверх руки, выполнили приказание и сели в углу. Около них устроился моторист с автоматом. Подрывные патроны сделали свое дело, и бот погрузился в море. Только обломки и жирные круги на воде указывали, где был бот.

Обратно шли полным ходом — хотелось поскорее сдать пленных и отдохнуть. В этот день шабалинцам везло до конца: дошли до базы безо всяких приключений, а вечером был большой концерт московских артистов. Почти все исполнялось на «бис», а «Землянку», любимую песню Александра, артист исполнил трижды…

На другой день Шабалин узнал, что доставленные им «языки» были очень красноречивы. Они рассказывали все, что знали, а знали они немало. Норвежец прекрасно знал фарватеры в фиордах, знал, где расположены немецкие минные заграждения. Но особенно старались уцелевшие немцы. Они были оскорблены в лучших чувствах, свои чуть не отправили их на тот свет.

Из их рассказов выяснилось, что на боте переправляли приборы для пикирования самолетов. В тумане они заблудились. Капитан стал уточнять обстановку и попросил помощи. Через некоторое время появился немецкий самолет — они узнали его по опознавательным знакам на крыльях и фюзеляже. Самолет пролетел над ними один раз, потом второй. И вдруг… пошел на снижение, и бомбы с воем посыпались на бот. По-видимому, летчик принял их бот за советское судно и всячески старался его уничтожить. Только кончившийся запас бомб помешал ему довести дело до конца. Команда растерялась: в самом начале боя погиб капитан, потом вышел из строя мотор, и бот остался совершенно беспомощным. Что делать? Положение тяжелое. Никто не хотел, а может быть, и не мог взять на себя ответственность. Пока выясняли свои возможности, вновь появились самолеты. Увидев знакомые черные кресты, команда бота начала махать руками и всячески привлекать внимание летчиков. Не заметить их знаки было невозможно. Но все было напрасно. По-видимому, было дано задание потопить бот с грузом и людьми, лишь бы он не достался русским. Самолеты пошли на снижение, сбросили бомбы, а дальше все известно русским.

— Они же знали, что мы свои. Они не могли этого не знать, — твердил пленный немец. — И все равно бомбили. Они хотели потопить нас. Разве так можно? — Он, видимо, искал сочувствия в слушателях, потому что повторял эту фразу каждому, кто к нему подходил.

Увидев Шабалина, он тоже произнес ее, правда с некоторыми добавлениями:

— Вы ведь наши враги, а взяли нас с собой и не взорвали вместе с ботом, а те свои и хотели потопить нас… Разве так можно?

Никто не ответил ему на этот вопрос.

ГЛАВА IX

Если взять несколько вышедших в один и тот же день газет и внимательно их прочитать, мы наверняка найдем заметки о досрочно выполненном ткачами плане, о новой домне, об успехах геологов, о новом открытии ученых. Редко когда эти факты мы воспринимаем, как нечто необычное — это наша повседневная жизнь. Но если нам попадется на глаза сообщение о людях, ликвидировавших пожар, о моряках, пришедших во время шторма на выручку к гибнущему судну или о человеке, спасшем с риском для своей жизни ребенка из-под колес машины, то мы невольно отдаем должное храбрости и мужеству. И редко кто задумывается о том, что в первых, «обычных», сообщениях рассказывается тоже о подвиге. Эти сообщения из газет мирных дней, а в газетах военных лет обычными, повседневными казались сообщения и заметки, где рассказывалось о фронтовых буднях. О том, как наши летчики уничтожили еще один самолет противника, о том, что освобожден еще один населенный пункт, или о том, что наши моряки потопили еще один вражеский корабль. А если вчитаться как следует в эти написанные сухим языком строки, то становится ясным, сколько мужества и подлинного героизма скрывается за ними.