"Зарубежная фантастика 2024-2". Компиляция. Книги 1-18
Шрифт:
Он обернулся. Неважно. Не стоит того, чтобы думать об этом. Но он точно знал, почему думает сейчас о названиях.
Флагман Лисейдена, судно общего назначения «Геллемтян-Асул-Анафавайя» (имя какого-то древнего лисейденского героя, сколь звучное, столь и трудно произносимое) проявилось на экране, когда освещенный ангар уже был открыт для яхты. Корабль представлял собой беспорядочную массу плоскостей и граней, смутно симметричную под определенным углом. Вероятно, он должен был выглядеть сложным и впечатляющим, но в глазах Джелвилина он был лишь хаотичным нагромождением разнокалиберных коробок, сбившихся воедино в результате несчастного случая на складе.
Джелвилин осмотрел свое изображение на экране. При полном параде — униформа, идеально ухоженный, наманикюренный
Директор культурной миссии Джелвилин погладил свой форменный пиджак, поправил манжеты. Ему захотелось в туалет, но он уже сделал это перед тем, как покинул корабль, и знал, что в данном случае у него просто шалят нервы.
— …Он хочет еще? — прорычал руководитель команды Тюн. — Сукин сын!
Сидя — достаточно удобно, но сознавая, что находится внутри совершенно прозрачной сферы, подвергаясь осмотру со всех сторон, перед множеством парящих в воздухе лисейденев, чьи тела развевались взад и вперед, как толстые шарфы на медленном ветру, — директор культурной миссии Джелвилин как мог изображал на своем лице выражение понимания и разделяемой им с присутствующими общей боли. Возможно, на Лисейдене и не было офицеров, обученных интерпретировать мимику его вида, но у них наверняка имелись ИИ, способные это делать — так что не лишним было и покривляться. В любом случае, все это являлось неотъемлемой частью той роли, которую он здесь играл. Дипломатический подход.
— Септаме говорит нам, что он уверен в том, что сможет отменить решение, — спокойно сказал Джелвилин. — И посол Мирбенес очень — и очень обнадеживающе — настаивает на том, что септаме сможет это сделать. Посол Мирбенес — один из самых высокопоставленных и опытных дипломатов, а также один из наиболее успешных. Я знаю его много лет и не думаю, что когда-либо видел его столь же уверенным в способностях другого человека. Но дело обстоит так, что для достижения того, что, по его мнению, ему по силам, септаме Банстегейну придётся пойти на большой риск. Соответственно, он просит и о большем вознаграждении. И, честно говоря, руководитель команды, то, о чём он просит, — это не так уж много, и вам не составит особого труда согласиться с его предложением. Я подчеркиваю «согласиться», а не «принять» или даже не «полностью посвятить себя этому», — заключил Джелвелин.
Голос Тюна, казалось, доносился до него откуда-то снизу, из-под маленького плетёного сиденья на ножке, на котором он сидел. Это раздражало, как и невозможность воспринимать слова лисейденов в реальном времени, плавно — хотя и приглушенно — отражавшиеся от поверхности прозрачной сферы, этакое непрерывное гортанное бульканье, едва не сливавшееся с переведенной версией.
— Я понимаю, может показаться, что нам почти ничего не стоит согласиться на переименование местной звезды, — говорил руководитель команды Лисейдена, — но я хочу спросить: это действительно имеет значение? Я думаю, мы рискуем быть замеченными в провале, если уступим директору культурной миссии. Мы здесь не для того, чтобы потакать подобным делам.
— Если позволите сравнить с военной кампанией, руководитель, — перебил его Джелвилин, — то бой мы проиграли и вынуждены сейчас отступить, но это не окончательное поражение, и войну еще можно выиграть. Конечно, я понимаю, что теоретически вы могли бы считать, что это награда за поражение, но сторона, которая расстреливает своих генералов после каждого проигранного сражения, быстро исчерпала бы ресурс, как хороших, так и плохих полководцев, и в итоге получила
бы таких, которые делали бы все возможное, чтобы избежать любых сражений, даже самых выигрышных, на всякий случай.— Но это не альтернатива, Джелвилин, — возразил Тюн. — Альтернатива же заключается в том, чтобы занять более решительную позицию в обеспечении приобретения технологий и инфраструктуры, которые мы искали и считали, что нам их обещали. Позвольте мне напомнить. У нас есть огневая мощь, чтобы обеспечить выполнение уже достигнутых договорённостей. Мы не можем и не хотим, чтобы нас считали слабыми в этом деле.
Джелвелин выглядел огорчённым:
— Мы надеемся, что применение вами оружия будет рассматриваться как самое крайнее средство, — сказал он. — Мне нет нужды говорить вам, что военные действия всегда обходятся дорого, как для репутации, так и с точки зрения материальных затрат и, я уверен, вы согласитесь, было бы лучше уладить это дело, не прибегая к неопределенности и хаосу войны, особенно учитывая уже проявленный интерес другой цивилизации восьмого уровня в лице Культуры, и особенно после всё еще необъяснимого нападения на штаб Четырнадцатого полка на Эшри, вследствие которого ситуация стала очень деликатной, но даже и без участия Культуры мне нет нужды напоминать, что, несмотря на значительное истощение, флот Гзилта остаётся чрезвычайно мощной силой. Пожалуйста, руководитель, позвольте мне доложить послу Мирбенесу, что у меня есть ваше разрешение продолжать поиски более мирного решения.
— Культура сейчас потеряла к нам интерес, — сказал Тюн. — Корабль, который они послали в качестве эскорта, очевидно, нашел более неотложные дела.
— У меня другая информация. Быстрый пикет класса «Головорез» уже на пути к вам, — сообщил Джелвилин.
— Хм… Мы попробуем сбить их с толку с помощью передислокации. Минутку, — сказал Тюн. Сфера вокруг Джелвилина вдруг обрела плотность, сделавшись непрозрачной. Директор культурной миссии уставился на размытое изображение командного центра лисейденского корабля. Он смог разобрать какие-то утробные, отдаленные булькающие звуки, свидетельствующие о том, что лисейдены обсуждают вопрос между собой.
«Огневая мощь для обеспечения сделки» — это было весьма агрессивно с их стороны. Какую игру они затеяли? Если бы между Лисейденом и Ронте началась настоящая война, даже победитель, вероятно, вышел бы из неё в не лучшем состоянии в долгосрочной перспективе. Неважно, что Галактический Совет вынесет в лучшем случае официальное порицание; высокопоставленные игроки, такие как Культура, с недоверием отнеслись бы к ситуации, которая выглядела вполне разрешимой мирными средствами, но переросла в военный конфликт, каким бы локальным тот ни был. Кто бы ни спровоцировал войну, он оказался бы даже не на одном коротком поводке, а на нескольких, поскольку верхушка Культуры наверняка решила бы, что следует внимательнее следить за полуварварами, имеющими обыкновение угрожать галактическому миру.
И все ради территории и оставленных Гзилтом технологий. Или, по крайней мере, их части, в случае с Ивеником.
Джелвилин всегда испытывал уважение к цивилизациям, которые после Сублимации оставляли свои достижения нетронутыми, чтобы результаты их труда и интеллекта могли быть использованы другими, но он так же мог понять, что существовали причины — помимо детского желания забрать свои игрушки с собой — разрушить строения, сравнять с землей города, места обитания, удалить всю высокоуровневую информацию, которой обладали пре-сублимированные, и не оставить в итоге после себя ничего, способного спровоцировать грядущие конфликты. Кроме планет, разумеется.
Некоторые виды так и поступали — с тех пор как стало известно о Сублимации, так что в этом не было какого-то особого позора. Гзилты, однако, никогда не любили разрушать или сжигать. Они всегда тяготели к прагматизму, а не к мстительности. Предположительно, это была одна из моделей поведения, которые они вложили в фундамент Культуры, хотя сами в итоге так и не присоединились.
Сфера снова стала прозрачной. Обсуждение, по всей вероятности, было завершено. Джелвилин сел прямо, приняв выражение осторожного оптимизма.