"Зарубежная фантастика 2024-8". Компиляция. Книги 1-22
Шрифт:
«Если хочешь уложить женщину в постель, делай это в спальне. Если же хочешь соблазнить ее, делай это в танце».
Было трудно представить, что Жрец мог сказать нечто подобное маленькому мальчику, но незримый голос часто бормотал схожие советы ему на ухо на протяжении многих лет в мгновения между сном и бодрствованием. Деймон больше не задавался вопросом, кому принадлежит знакомый шепот, поднимающийся из глубины его души. До недавних пор он знал только одно: это не его собственный голос.
Когда музыка умолкла, Деймон отпустил талию Вильгельмины и отвесил элегантный, официальный поклон, а затем повернулся к Джанелль.
Музыка снова заиграла. Джанелль подняла руку. Деймон зеркально повторил ее жест. Шагнув друг к другу и соприкоснувшись кончиками пальцев, они начали танцевать.
Не было никакой необходимости считать шаги. Деймон двигался естественно, чувственно, соблазнительно. Музыка ласкала его, все ощущения были сосредоточены на гибком юном теле, двигавшемся в едином ритме с ним. Пальцы прикасались к пальцам, руки — к рукам, вот и все. В нем мерно запел Черный цвет, желая большего, гораздо большего, и вместе с тем он наслаждался этими дразнящими ощущениями, чувствовал себя живым. Чувствовал себя мужчиной.
Когда музыка снова умолкла, Джанелль шагнула назад, разрушив волшебство момента. Она метнулась к медной стойке, поменяла музыкальную сферу, и полилась задорная народная мелодия. Девочка начала танцевать, уперев руки в бока и быстро перебирая ножками.
Деймон и Вильгельмина аплодировали, когда в комнату вошла кухарка с подносом.
— Я подумала, что вы, возможно, не откажетесь от сэндвичей…
Она замолчала, когда Деймон с очаровательной улыбкой забрал у нее поднос, поставил его на стол и повел женщину в центр зала. Он поклонился; она с довольной улыбкой сделала реверанс. Тогда, заключив повариху в крепкие объятия, Деймон повел ее в вальсе под известную шэйллотскую мелодию, которую он слышал на многих балах. Кружась по комнате, он усмехнулся девочкам, которые танцевали вместе с ними.
Внезапно повариха споткнулась и нервно вздохнула, уставившись на дверь.
— Что все это значит? — ядовито поинтересовалась Графф, заходя в комнату. Она пригвоздила кухарку к месту ледяным взглядом. — Вам доверили присматривать за девочками на протяжении жалкой пары часов, вернувшись, я обнаруживаю, что вы оказались вовлечены в весьма сомнительное развлечение. — Она покосилась на руку Деймона, по-прежнему обнимавшего женщину за талию. Графф фыркнула, преисполнившись злобного удовлетворения. — Возможно, когда я доложу об этом, леди Анжеллин отыщет более подходящую кандидатуру, действительно обладающую талантами в кулинарии.
— Ничего не случилось, Графф.
Деймон слегка поежился, услышав ледяную ярость в слишком спокойном голосе Джанелль.
Женщина обернулась:
— Что ж, посмотрим, мисс.
— Графф, — прозвучал угрожающий, громоподобный шепот.
Деймон задрожал. Каждый инстинкт сейчас кричал, что нужно призвать силу Черного Камня и закрыться.
Когда Графф появилась в комнате, воздух странно закружился, и у Деймона возникло ощущение, словно он по спирали спускается в водоворот. Он никогда
не чувствовал ничего подобного и даже не осознал, что это Джанелль медленно скользит в бездну. Теперь что-то поднималось снизу, из глубины, нечто весьма злое и очень холодное.Графф медленно обернулась и уставилась в пустоту бессмысленным, остекленевшим взглядом.
— Ничего не случилось, Графф, — произнесла Джанелль тем же холодным шепотом, который отозвался криком в каждой клеточке тела Деймона. — Мы с Вильгельминой были в музыкальной комнате, повторяли движения танца. Повариха принесла нам сэндвичи и как раз собиралась уходить, когда ты вернулась. Князя ты не видела, так как он был в своей комнате. Тебе все ясно?
Графф ухитрилась нахмуриться:
— Нет, я…
— Посмотри-ка вниз, Графф. Смотри вниз. Ты видишь это?
Женщина только всхлипнула.
— Если ты не вспомнишь то, что я сейчас сказала, то будешь любоваться этим… вечно. Тебе все ясно?
— Мне все ясно, — прошептала Графф, по подбородку которой потекла струйка слюны.
— Ты свободна, Графф. Возвращайся в свою комнату.
Услышав, как дальше по коридору закрылась дверь, Деймон за руку подвел кухарку к креслу и осторожно усадил ее. Джанелль не сказала больше ни единого слова, только посмотрела на них с болью и печалью в глазах, а затем направилась в свою комнату. Вильгельмина от страха обмочилась. Деймон привел ее в порядок, вытер пол, отнес поднос с сэндвичами на кухню и налил поварихе щедрую порцию бренди.
— Странная она девочка, — задумчиво произнесла та после второго стаканчика, — но все-таки в ней больше хорошего, чем плохого.
Деймон давал спокойные, сдержанные ответы, позволив женщине самой объяснить то, что она почувствовала в этой комнате. Вильгельмина тоже невольно исказила происшедшее, чтобы можно было принять эти события без ужаса и сомнений. Только он, сидя в своей комнате и глядя в пустоту, не желал расставаться с этим страхом и благоговением. Только он по достоинству оценил пугающую красоту и возможность прикасаться к ней, не сдерживая себя. Только он ощущал острое как нож желание.
Деймон сидел на краю постели, а на его губах играла ухмылка, полная боли. Даже несмотря на заклинания сохранности, цвета на картине начинали блекнуть и она обтрепалась по углам. И все же ничто не могло стереть легкую улыбку и опасный блеск в глазах Люцивара. Это был единственный портрет, который имелся у Деймона, сделанный много веков назад, когда его брат еще обладал аурой надежды, свойственной юности, до того, как служба при различных дворах превратила красивое, молодое лицо в подобие гор Аскави, которые он так любил. Оно приобрело жесткость, а тени, залегшие в уголках глаз, не рассеивались даже при ярком солнечном свете.
В дверь тихо, застенчиво постучали, и в комнату тихонько скользнула Джанелль.
— Привет, — произнесла она, очевидно не зная, как ее встретят.
Деймон обнял Джанелль за талию, когда она подошла поближе. Девочка положила руки ему на плечи и крепко прижалась к нему. Под глазами залегли синяки, и она мелко дрожала.
Деймон нахмурился:
— Тебе холодно? — Когда Джанелль покачала головой, он прижал ее покрепче к себе, зная, что внешнее тепло не в силах растопить внутренний холод. Однако после того, как они какое-то время простояли обнявшись, дрожь прошла.