Зарубежная литература XX века: практические занятия

Авторские указания составляют почти половину текста пьесы. Прочитайте их внимательно; что именно описывают эти ремарки? Что вы после этого можете сказать по поводу утверждения: «В этой пьесе ничего не происходит»? Каков характер действия в пьесе?

Прокомментируйте значение места действия в пьесе. Что символизирует дорога? Движутся ли по ней главные герои? Каково соотношение статики и динамики в пьесе?

Какими способами и приемами автор обозначает течение времени в пьесе? Обычно зеленеющее дерево символизирует весну, надежду; есть ли у этого образа в пьесе оптимистическое звучание?

Опишите взаимоотношения между Владимиром и Эстрагоном. Почему Эстрагон все время порывается уйти и что его удерживает?

Каковы взаимоотношения между Поццо и Лаки?

Как вам кажется, в чем две центральные пары противопоставлены друг другу? Находите ли вы между ними сходство?

Какой смысл в том, что основные персонажи пьесы выведены попарно, а мальчик не имеет сценической пары?

Проследите развитие библейских и евангельских аллюзий в пьесе. Убеждают ли они вас в правильности религиозной интерпретации пьесы, в том, что Годо символизирует Христа или Бога? Если да, то что означает его отсутствие?

Найдите примеры повторов, которыми пьеса изобилует на всех уровнях. Какова их функция, какую авторскую идею помогает воплотить прием повтора?

Последовательно проанализируйте конец каждого акта и сопоставьте эти концовки.

Литература для дальнейшего чтения

Чоран Э. Беккет. Несколько встреч // Иностранная литература. 2000. № 1.

Доценко Е.Г. Абсурд как проявление театральной условности // Изв. Уральского госуниверситета. № 33 (2004). Гуманитарные науки, вып. 7.

Померанц Г.С. Язык абсурда // Выход из транса. М., 1995. С. 435 – 480.

Токарев Д.В. Курс на худшее: Абсурд как категория текста у Даниила Хармса и Сэмюэля Беккета. М., 2002.

Коренева М.М. Литературное измерение абсурда // Художественные ориентиры зарубежной литературы XX века. М., 2002. С. 477 – 506.

Владимир Набоков Vladimir Nabokov 1899 – 1977 ЛОЛИТА LOLITA 1955

Русский перевод автора (1967)

Об авторе

Владимир Набоков родился в Санкт-Петербурге, в семье крупного государственного деятеля. В 1919 году он эмигрировал в Берлин, закончил прославленный колледж Св. Троицы Кембриджского университета в Англии и был известен в европейских литературных кругах как одаренный русский поэт и прозаик В. Сирин. В 1937 году В. Набоков бежал с женой и сыном из Берлина во Францию, а затем в США. С тех пор, с 1940 года, и начал стремительно разворачиваться его «роман с английским языком», как он сам это называл. В 60-е годы он переехал в Швейцарию, поддержав давнюю в литературе США традицию экспатриантства и продолжив собственную космополитическую традицию добровольного изгнанничества. «Я американский писатель, родившийся в России и живущий в Швейцарии», – говорил о себе Набоков в конце жизни.

Главные англоязычные произведения Набокова – «Истинная жизнь Себастьяна Найта» (1941), «Под знаком незаконнорожденных» (1947), «Лолита» (1955), «Бледное пламя» (1962), «Ада, или Радости страсти: Семейная хроника» (1969), «Прозрачные вещи» (1972) и «Смотри на арлекинов» (1974). Именно «вторая жизнь» Набокова как американского писателя способствовала его славе блестящего интеллектуала-космополита, литератора и ученого-филолога. Она сделала его одной из центральных фигур мировой литературы двадцатого столетия.

При этом корни творчества Набокова, безусловно, уходят в традиции русской классики и Серебряного века. В нем присутствуют пушкинская легкость и живость, трагикомический гротеск Гоголя, пряная, утонченная и дразнящая атмосфера рубежа XIX – XX веков, а также вкус к интеллектуальной игре, свойственный европейскому высокому модернизму. Все это он привнес в американскую прозу, существенно обогатив ее, сам же по-своему воспринял дух головокружительных перемен и новых непроторенных путей, отличающий культуру США середины столетия.

Владимир Набоков, в отличие от молодых писателей-американцев той поры, не бросал вызов условностям буржуазной благопристойности и реалистическим условностям в литературе. Он эти условности просто опрокинул и обратил в их противоположность, т.е. отменил. «Реальность никогда не является предметом истинного искусства, которое творит свою собственную реальность», – пишет он в «Бледном пламени».

Подчеркнутая приверженность Набокова традиционным литературным формам (например, исповедальный роман в «Лолите», поэма с академическим комментарием в «Бледном пламени», семейная хроника в «Аде») на деле означает более полный отказ от реалистической традиции, чем «свободная форма» некоторых романов того времени. Во-первых, потому что академический комментарий, семейная хроника и прочее – это лишь видимость традиции, провокация; жанровые параметры постоянно нарушаются. Во-вторых, здесь есть элемент и более тонкой игры. Подчеркивание «литературности» углубляет разрыв с реальностью. «Реальность» (слово, которое Набоков всегда ставил в кавычки), так называемая «правда жизни» выступает у него не более чем условностью, всецело подчиненной правде художественного текста, которую, играя, создает творец альтернативной вселенной, «король в изгнании» Владимир Набоков.

О произведении

Его разрыв с реалистической традицией настолько радикален, что неискушенный американский читатель поначалу не разглядел подвоха. Неслучайно «Лолита» была запрещена к печати в США вплоть до 1958 года.

Многие восприняли ее вполне «всерьез» – как неприличную исповедь педофила, которому автор возмутительным образом сочувствует и, что еще возмутительнее, заставляет сочувствовать читателя:

А теперь я хочу изложить следующую мысль. В возрастных пределах между девятью и четырнадцатью годами встречаются девочки, которые для некоторых очарованных странников, вдвое или во много раз старше них, обнаруживают истинную свою сущность – сущность не человеческую, а нимфическую (т.е. демонскую); и этих маленьких избранниц я предлагаю именовать так: нимфетки. ...Спрашивается: в этих возрастных пределах все ли девочки – нимфетки? Разумеется, нет. Иначе мы, посвященные, мы, одинокие мореходы, мы, нимфолепты, давно бы сошли с ума. Но и красота тоже не служит критерием, между тем как вульгарность (или то хотя бы, что зовется вульгарностью в той или другой среде) не исключает непременно присутствия тех таинственных черт – той сказочно-странной грации, той неуловимой, переменчивой, душеубийственной, вкрадчивой прелести, – которые отличают нимфетку от сверстниц, ...маленького смертоносного демона в толпе обыкновенных детей: она-то, нимфетка, стоит среди них неузнанная, и сама не чующая своей баснословной власти.

Когда же публикация романа в США оказалась возможной, он немедленно был объявлен «сексуальным бестселлером». Совершенно очевидно, что авторский сигнал-предупреждение, вложенный в уста героя: «Я не интересуюсь половыми вопросами. ...Другой, великий подвиг манит меня: определить раз навсегда гибельное очарование нимфеток», – не был услышан; второй, третий и прочие планы книги прошли мимо читателя, набоковские зеркала и лабиринты, шифры и коды, цитаты и аллюзии не были восприняты вовсе.

Между тем «Лолита» – менее всего роман о прискорбном и частном клиническом случае с криминальной окраской. Это лишь самый поверхностный пласт произведения. И даже не только история болезненной, греховной, извращенной, а потому обреченной, но настоящей любви: «Я любил тебя. Я был пятиногим чудовищем, но я любил тебя. Я был жесток, низок, все что угодно, mais je t'aimais, je t'aimais! И бывали минуты, когда я знал, что именно ты чувствуешь и неимоверно страдал от этого, детеныш мой, Лолиточка моя, храбрая Долли Скиллер...»

Прежде всего, это роман об искусстве и художнике. Судьба Гумберта Гумберта, его одержимость и мания, блаженство и проклятие, судорожное стремление приручить и удержать «бессмертного демона в образе маленькой девочки» – есть метафора творческого процесса. В середине XX века о подобных вещах можно говорить уже только с горькой самоиронией, если не самоиздевкой, которая адаптируется в общепонятные на Западе термины фрейдовского психоанализа, в «либидобелиберду», – как припечатывает его Набоков: