Защитник Империи
Шрифт:
«Один день», – скрепя сердце предложил я, стараясь не думать о том, что может вытворить эта нечисть за целые сутки. И без того дурно.
«Декаду! Это мое последнее слово! – категорично отрезал бес и вкрадчиво так добавил: – Ты, разумеется, можешь отказаться… Но это, может статься, обойдется тебе еще дороже…»
«Это еще почему?» – нахмурился я.
«Да тебя ж потом совесть насмерть заест! – насмешливо осклабился бес, вольготно расположившийся на моем левом плече. – Когда узнает, что ты предал своих товарищей, имея реальную возможность их спасти! – Фыркнув, он пожаловался: – Не узнаю я тебя… Раньше бы ты как последний дурак не раздумывая
«Ты даже не скотина, бес, а гораздо хуже, – стиснув зубы, выдавил я. И бросил взгляд на плачущую Линду. На поникшего Пройдоху. Осознав, что выбора как такового у меня и нет, выдавил из себя злую, кривую ухмылку: – Ладно, я согласен на десять дней! Но только развлечения! И ничего иного! Ни ссор, ни драк, ни проблем с властями. Хоть настоящими, хоть теневыми!»
«Договорились! – заскакал на радостях бес. Клятвенно уверив: – Я буду паинькой! – он деловито забегал вокруг меня. – Так… это вот здесь надо исправить, а тут придется подлатать… Будет не очень приятно. И захочется жрать. Я сейчас задействую регенерацию твоего тела на полную катушку!»
Мне резко поплохело до темноты в глазах, как бес и обещал… Но недолго скрипел я зубами от тягучей боли, распространившейся по всему телу. Постепенно она отступила. Но еще раньше прошла тошнота и перестала кружиться голова. Уже за одно это можно стерпеть любую боль.
Я осторожно встал. Покрутился-повертелся и, удостоверившись, что могу нормально двигаться, шагнул к металлическим прутьям, преграждающим выход из ниши. И тут же отскочил обратно к стене. О богомоле-то я забыл… А он обо мне нет. И ему мои действия явно не понравились.
– Джейкоб! Линда! – обратился я к своим сотоварищам. И повторил чуть громче, видя, что они не реагируют: – Джейкоб! Линда!
Ни слова в ответ. Ладно, до Линды я и не рассчитывал достучаться, она явно не в себе, но Пройдоха-то чего тупит? Уснул, что ли?
– Джейкоб!
– Чего тебе, Стражник? – наконец откликнулся он.
– Богомола отвлеки, – тут же попросил я. – А то не дает, гад, даже от стены отойти.
– Ну так и сиди там, у стены, – пробурчал Лангбер. – Чего метаться-то…
– Выбраться отсюда хочу, и поскорей, вот чего! – довольно грубо бросил я в ответ, стиснув кулаки: – Я в отличие от некоторых не собираюсь спокойно сидеть и дожидаться обращения в упыря!
– И что ты сделаешь? – уныло вопросил Пройдоха. – Ты даже из камеры выбраться не сможешь. Я уже пробовал, пока ты в отключке валялся. Прутья слишком близко посажены. Голова пролазит, а туловище нет… А ты крупней меня будешь. Да если и вылезешь, толку-то? Без оружия-то… когда тут какой-то огромный таракан бегает… голодный, похоже…
– Так и что теперь? Сидеть, сложив лапки? – возмутился я и решительно провозгласил, посмотрев на открытый загон богомола: – Не тупи, Пройдоха! Это же просто насекомое, хоть и большое, его обдурить – раз плюнуть! Ты, главное, сейчас отвлеки его от моей камеры, а там я с ним разберусь!
– Да как я тебе его отвлеку?! – огрызнулся Пройдоха, поднимаясь тем не менее с пола.
– Да хоть станцуй для него! – потеряв терпение, зло бросил я. – Или вон камешками кидайся. Их тут полно.
Пройдоха скривился, но за дело взялся. Заорал, руками замахал. Одного
добился – богомол развернулся в его сторону, однако уходить от моей клетки так и не пожелал…Тогда Джейкоб взялся за камешки. Но это не камни, а сущий смех – так, крохотные обломки, насыпавшиеся с обветшалых стен. Редко-редко среди них что-то крупнее ореха попадается. А такие камушки против гигантского бронированного чудовища – что горох супротив элефанта. Он и внимания не обратил на щелкающие по его панцирю песчинки.
– Попробуй попасть в глаз, – посоветовал я Джейкобу.
– Ты офонарел, Стайни? – возмутился он. – Какой глаз? Тут же темно, как не знаю где! Я едва очертания этого таракана различаю!
– А ты камешки сразу горстями кидай, а не по одному. Глядишь, и попадешь куда надо, – нашелся я.
Пройдоха послушался. И где-то десятым броском угодил-таки богомолу в его выпуклый глаз.
У меня даже уши заложило, так этот таракан заверещал. А с какой яростью он накинулся на клетку Пройдохи, пытаясь выломать железные прутья!..
– Похоже, он на тебя всерьез обиделся, – не преминул заметить я, глядя на испуганно жмущегося к стене Джейкоба, с опаской наблюдающего за поползновениями длинных ног-лап, пытающихся зацепить его хоть коготком и вытащить из норы.
Наш надсмотрщик на время потерял ко мне интерес, чем я и воспользовался. Метнулся к решетке, преграждающей путь к свободе, и попытался протиснуться между прутьями. Но с трудом пролезла только голова.
Отступив назад, я с досадой сплюнул. Вот же незадача… А от стены казалось, что запросто пролезу меж прутьев. Может, попытаться их немного согнуть?
С сомнением посмотрев на железные прутья толщиной почти с мое запястье, я покачал головой. Но все же решил проверить.
Схватившись руками за один, показавшийся мне самым тонким, прут и упершись ногой в другой, я поднатужился и потянул. Потянул изо всех сил. И вроде как железо поддалось. Похоже, надули темного простофилю обустраивавшие его темницу мастера… Из сырого железа, более дешевого и удобного в работе, решетку сварганили, а не из каленого, как следовало.
Напрягая мышцы до предела и полностью выкладываясь, я продолжил сгибать прут. И лишь когда выступивший пот начал застить глаза, отступился. Сделал шаг назад и, утерев лицо рукавом рубахи, посмотрел на дело рук своих. И снова сплюнул с досады. Если благодаря моим усилиям расстояние между соседними прутьями и изменилось, то не более чем на дюйм.
«Нет, так дело не пойдет! Тут надо подходить не силой, а умом!» – решил я и повертел головой, осматривая пол своего узилища, которое было когда-то пристанищем для каких-то темных тварей. Похоже, для упырей, судя по наличию обглоданных костей. Темные псы, наверное, сожрали бы и кости…
Подобрав одну из них, я убедился в ее крепости и решительно стянул с себя рубаху, которую тут же располосовал на ленты, а их скрутил жгутом и сплел меж собой. Чуть ли не четверть часа угрохал, получив в результате некое подобие веревки. С этой плетеной бечевой опять сунулся к прутам, связав их меж собой. А затем в дело пошла кость, коей я начал скручивать сковавшие решетку путы из моей рубашки. И как по маслу пошло! Сдвигаться начали прутья!
– Вот из-за таких умников во всех тюрьмах Империи камеры ограждают не прутьями, а полноценными решетками, да еще с окольцованными и прокованными узловыми соединениями, – пробормотал я, отступая и любуясь на плод своих трудов. На широкую прореху, зияющую в преграде предо мной.