Защитник

Сирад Ултаим, по-прежнему маячивший на экране, на миг онемел. Потом, всплеснув руками, выкрикнул тонким голосом:

– Вы нам угрожаете? Грозите оружием Обне Шете Тренгар? Ее мирному короблю? Это беспрецедентно! Ужасно, невежливо, недопустимо! Мы находимся в свободном космосе!

– В свободном, – нехотя подтвердил Командор, сознавая свое бессилие. – Так чего ты хочешь, сладкий мой? Зачем связался с нами? Раз твоей Бубне Шайте закон не писан, пусть садится на планету или убирается к чертям. От меня-то что нужно?

Вид у юного красавца был оскорбленный – видимо, шутить с именем Обны Шеты не полагалось. Он насупился, свел брови на переносице и со злостью прошипел:

– Ваш экспедиционный корабль на орбите, и значит, внизу есть научная станция и группа исследователей. Мы хотим приземлиться около них, как можно ближе. Любезная просьба сообщить координаты. Более нам ничего не требуется.

Если бы Командор мог скрипнуть зубами, он бы это сделал. Выпустил бы пар с большим удовольствием! Но зубов не было – ни у Командора, ни у робота, в котором он пребывал. Ни зубов, ни торпед, ни плазменных орудий…

Он гневно покосился на экран, лязгнул щупальцем о щупальце и велел кораблю выслать координаты.

Глава 5 Селение Хх'бо татор ракка. Астродром, терукси

Искусство является одним из важнейших признаков цивилизации.

Сразу оговоримся, что это признак важный, но не обязательный; дроми не создали искусства в нашем понимании, и далеко не каждая культура способна творить так называемые «тексты вымысла» – иначе говоря, устные или письменные художественные произведения. Лльяно в этом смысле не обделены фантазией, о чем свидетельствует цикл преданий о Желтой луне, поговорки и устные истории, которые можно отнести к сказкам и басням. Одним из ярких проявлений их творческого начала является музыкальная, песенная и танцевальная традиции. У них имеется семнадцать видов барабанов и не установленное, но весьма большое число духовых инструментов, дудок, свирелей, флейт и рожков.

Мелодии и песни передаются из поколения в поколение, изменяясь и обогащаясь; они непривычны для слуха гуманоидов, но чрезвычайно своеобразны. Музыка, песня и танец являются целостным актом, лишенным всякой сакральности и таинственности, зато приуроченным к определенному событию: особо удачной охоте, победе над врагом, появлению хххфу (небесных гостей), выгодному товарообмену или обряду прощания с усопшим. Ряд проявлений подобного творческого триединства был зафиксирован нами на памятных кристаллах. При этом члены экспедиции сами принимали участие в соответствующем действе, что встречало у аборигенов одобрение, переходившее в некоторых случаях в восторг.

Отчет экспедиции Тревельяна – Сигеру'кшу.

* * *

Костер был огромным и ярким, так что тело второго Уттура скрывали дым и языки пламени. «Оно и к лучшему, – подумал Тревельян, – труп растерзан большим молчаливым и выглядит ужасно». Впрочем, лльяно это не беспокоило – они сплясали танец прощания под жуткий грохот барабанов, визг дудок и рев рожков, а затем братья Сукур, самые старые в селении, поднесли к куче хвороста огонь. Уттур-первый, Уттур-третий и их самки исполняли в это время прощальную песню, которую стоило послушать – такие фиоритуры и трели сделали бы честь любой певице на Земле и в ее окрестностях. Музыка, правда, не соответствовала и заглушала голоса Уттуров, но все подробности действа фиксировались, и Тревельян мог пропустить запись через селектор, выделив нужный звуковой ряд.

Он сидел под навесом в окружении старейшин. В деревню с ним отправились Инанту, Алиса и Шиза'баух, который имел поручение от благородного пха'ге – взглянуть на Тза и, при случае, добавить пару затрещин. Тза, однако, валялся в семейном гнезде и выглядел довольно жалко после проведенной экзекуции. Так что хаптор трогать его не стал, ограничившись снимками для отчета шефу.

Пламя вздымалось к ночным небесам, плоть Уттура-второго догорала, а сам он уносился сейчас вместе с клубами дыма к предкам на Желтую луну. Сотни обитателей Хх'бо татор ракка обступили площадку, подбадривая музыкантов и танцоров визгом, топотом и скрежетом когтей.

Мертвого шорро бросили на землю около костра, и оставалось лишь гадать, что за участь его ожидает – то ли насадят череп на копье, то ли, содрав кожу, натянут ее на барабан. Ритуальное поедание трупа также не исключалось. Богатый опыт контакта Ивара с примитивными расами нашептывал, что один из этих исходов неминуем.

– Их танец похож на пляски кьоллов, которые я видел на Раване, – произнес Инанту за его спиной.

– В самом деле? – отозвалась Алиса. – Но кьоллы все же люди, и ноги у них длинные.

– Они танцуют вприсядку, сильно сгибая шею, спину и колени. Это ритуальный обряд, моление о воде, просьба послать дожди… Такая поза говорит об их ничтожности перед ликом богов и стихиями.

– А что потом?

– Потом приносят жертвы. Кровавые! Каме – Богине Песков, Таррахиши – Богу Воды и верховной троице – Баахе с его потомками Уанном и Ауккатом. Такое, скажу тебе, зрелище… с души воротит!

Тревельян с трудом сдержал усмешку. Некогда он был главой миссии на Раване, и Инанту трудился в этом жарком засушливом мире под его руководством. [21] Первое приключение, первая экспедиция стажера ФРИК, после которой он стал полноправным агентом… Неудивительно, что у юноши сохранились такие яркие воспоминания!

21

Эти события описаны в романе «Меч над пропастью».

Алиса тихо вздохнула.

– Равана… столько разных культур, столько народов… кьоллы, туфан, ядугар, шас-га… Крепости, города, загадочные подземелья, бароны-разбойники, грозные короли… Хотелось бы мне там побывать!

– Здесь тоже интересно, – утешил ее Инанту.

– Здесь никаких опасностей, кроме этого монстра. – Алиса кивнула на труп большого молчаливого. – С ним легко справиться, если бы лльяно не капризничали и взяли меня на охоту в нормальном виде… То есть я хочу сказать, в облике человека. Один выстрел из бластера, и нет проблем!

– Простое решение не есть самое верное, – важно произнес Инанту. – Сказано в Книге Начала и Конца: «Остерегайся очевидного!» И еще сказано: «Торопливость не пристала благородному мужу».

Тут Ивар не выдержал и фыркнул, окончательно развеселившись.

Алиса была полевым агентом пару лет, а Инанту – чуть больше трех, но делился мудростью с новичком, как настоящий ветеран планетарной разведки. Изречения Йездана он процитировал в точности так, как это делает некий Ивар Тревельян, консул Фонда.

Говорильник Рахаш, сидевший слева от Ивара, молвил на земной лингве:

– Мой не знать, что твой сказать. Какой слово? Мой прошений повторить и означать.

– Это не слово, это звук радости, – объяснил Тревельян и перешел на альфа-лльяно: – Я доволен, что шорро мертв, что он не успел сожрать Уттура, и тот, хоть и не совсем целый, улетел на Желтую луну.

– Все довольны, Увва, – подтвердил Шарбу-второй, сидевший справа. – Уттур расскажет предкам об этой охоте и о тебе, и предки тоже порадуются.

Этот старейшина относился к пришельцам с небес с особой симпатией. Он был искусным резчиком, его работы поражали изяществом и мягкой пластикой, и Тревельян с Алисой не скрывали восхищения. Это льстило Шарбу. Мастера Лианы, так же, как художники в любом из галактических миров, ценили одобрение.

Погребальный костер догорел, угли рассыпались пеплом, но тут же зажглись другие костры в разных концах площадки, и один, самый большой, в ее середине. Смолкли посвист дудок и трубный рык рожков, но барабаны били и гремели по-прежнему. Теперь тональность мелодии изменилась, удары падали громче и чаще, сотрясая воздух. Звуки были непривычными для человеческого уха – мнилось, что каждый барабан из семнадцати их видов бьет в своем ритме, никак не согласуя его с остальными инструментами. Но переплетение гулкого грохота, звонких ударов и резких щелчков порождало некое настроение, и чем больше Тревельян прислушивался к этой варварской какофонии, тем яснее ощущал, как его охватывают радость бытия и торжество.