Засекреченный полюс

– Нет.

– Тогда, не дожидаясь прилета Медведева, готовьте парашюты, снаряжение. Тщательно продумайте, что взять с собой. Не забудьте захватить запас продовольствия дней на пять и палатку. Чтобы все это было на борту у Метлицкого на всякий случай.

– Разрешите идти?

– Действуйте, - сказал Кузнецов.
– Когда все будет готово, доложите.

– Подождите минуточку, Виталий Георгиевич, - вдруг сказал Сузюмов.
– Хочу вам процитировать Михаил Васильевича. Он уже однажды писал о парашютных прыжках на Северный полюс. Это когда решался вопрос о высадке станции на полюсе.

– Это когда было?
– удивился Водопьянов.
– Что-то я запамятовал.

– Если хотите, я сейчас прочту, - улыбнулся Сузюмов, доставая из-под койки книгу Водопьянова "На крыльях в Арктику". Он перелистал несколько страниц.

– Вот: "Обстановка на Северном полюсе, как известно, несколько иная, чем, например, на Тушинском аэродроме. Сбрасывая на полюс парашютиста, ему надо дать не букет цветов, как во время авиационного праздника, а двухлетний запас продовольствия, палатки, снаряжение, оборудование".

Покинув штабную палатку, я бегом отправился домой. Не успел приподнять входную дверь, как на меня посыпался град вопросов. Зачем вызывали? Что случилось?

– Ну давай не темни. А то вид у тебя больно торжественный, - сказал Щербина.

Наверное, меня и впрямь распирало от гордости, и я выпалил:

– Кузнецов разрешил прыгать на полюс!

– С места или с разбега?
– спросил ехидно Канаки.

– Да нет, с парашютом, - ответил я, не оценив глубины Васиного юмора.

– Тогда за нашего доктора-парашютиста, - провозгласил Володя, разливая по стаканам коньяк, который они честно сохраняли до моего прихода.

– Точнее будет, за парашютистов, - поправил я.
– Прыгать будем вдвоем с Андреем Медведевым.

– Ну это ас. Он на полюс сможет даже без парашюта выпрыгнуть, - сказал Дима Морозов, штурман из экипажа Ильи Котова.

– Прыгать будем сегодня. В двенадцать с машины Метлицкого. Так что тебе, Володя, как второму пилоту, придется нас выбрасывать.

– Сделаем все, - сказал Щербина, - а пока пельмешек поешь, это прыжкам не помеха.
– Он вывалил мне в миску целый черпак пельменей.
– И нельмы сейчас настругаю.

Но кусок не лез в горло.

– Пойду, ребята, пройдусь, - сказал я, накидывая на плечи куртку. Меня никто не удерживал. Я выбрался из палатки. Медный диск солнца то исчезал в лохматых облаках, то выплывал в голубизну неба, и тогда все вокруг вспыхивало мириадами разноцветных искр. Снег сверкал пронзительно ярко, и его колючие лучи слепили глаза, не защищенные дымчатыми стеклами очков. Полузаметенные купола палаток курились дымками, словно трубы деревенских изб. Неподалеку голубела изломом льдин высокая гряда торосов - след вчерашнего торошения. То вспыхивал пулеметной дробью, то замолкал движок у палатки радистов. Сквозь тонкие палаточные стенки доносился чей-то говор. Поскрипывал снег под ногами бортмехаников, спешивших с аэродрома в свою палатку. Тишина как бы усиливала многократно каждый звук, и в то же время каждый звук, умолкнув, усиливал тишину. Побродив без цели между палаток, я свернул на тропинку, протоптанную в свежевыпавшем снегу, и очутился у гряды торосов. Только вчера здесь все гудело, стонало на разные голоса, скрипело и скрежетало. Льдины сталкивались, становились на дыбы, громоздились друг на друга. На глазах вырастали и разрушались ледяные хребты. Словно таинственные силы вдохнули жизнь в эти голубые громады, и они, ожив, вступили между собою в борьбу - всесокрушающую и бесполезную. Но прекратилась подвижка, и все застыло. Я присел на ярко-голубой, чуть присыпанный снежком ледяной валун, вытащил из куртки папиросы и закурил. Как странны иногда зигзаги человеческой судьбы. Мог ли я еще недавно предполагать, что окажусь в самом сердце Арктики, буду жить на дрейфующем льду в палатке? Мечтал ли я, что эти люди, имена которых с детства для меня были символом мужества, станут моими товарищами и что, сидя на торосе, я буду обдумывать прыжок с парашютом на Северный полюс и строить предположение о том, как будет работать парашют в арктическом небе?

Мои размышления прервал звук, напоминавший гудение шмеля в летний день на лугу. Он возник где-то далеко на северо-востоке. Самолет.

"Неужели Бардышев?" - подумал я, с надеждой вглядываясь в горизонт. Но вскоре стало ясно: не он. К лагерю приближался на небольшой высоте двухмоторный Ли-2 с торчащими под зеленым брюхом лапами лыж. Надо идти к радистам. Они должны знать, когда сядет Бардышев. Палатка радиостанции стояла на краю лагеря. В ней, как всегда, пахло бензином от движка, канифолью (радисты вечно что-нибудь паяли и перепаивали) и свежеваренным кофе, без которого они давно бы уже свалились с ног.

Завидев меня, вахтенный радист, не дожидаясь вопроса, сказал, что Задков на подходе, связь с Германом (Г. Патарушин, радист экипажа Задкова.
– В. В.) была минут двадцать назад. Он передал расчетное время 9.20, а сейчас девять. Так что можешь идти встречать своего напарника.

Действительно, через десять минут на юго-западе показалась черная точка, превратившаяся в большой краснокрылый самолет Пе-8. Во время Великой Отечественной войны эта могучая четырехмоторная машина была грозным дальним бомбардировщиком. "Демобилизовавшись", она надолго прописалась в Арктике, оказавшись незаменимой в высокоширотных воздушных экспедициях. Вот уже много недель подряд, выполняя роль "летающей цистерны", она летает к полюсу, каждый раз доставляя для экспедиционных самолетов многие тонны горючего. Без них исследования Центральной Арктики оказались бы невозможными. Самолет промчался над палатками и, сделав круг, пошел на посадку. Задков зарулил на стоянку по соседству с двумя заиндевевшими Ли-2. Машина в последний раз взревела всеми четырьмя двигателями, подняв вокруг настоящую пургу, и затихла, высоко задрав застекленный нос.

Носовой люк открылся, вниз скользнула стальная лесенка, и на снег спрыгнул штурман самолета Николай Зубов.

– Здорово, доктор, - сказал он, поднимая руку.
– Медведя небось дожидаешься? Нету его с нами. Мы очень торопились и ждать, пока Медведев соберет свои шмотки, времени не было. Да ты не очень расстраивайся, через часок прилетит с Жорой Бардышевым.

Тем временем бортмеханики уже спустили из люка грузовой кабины длинные доски, и по ним одна за другой покатились на снег железные бочки с бензином.

Часа через полтора радисты обрадовали меня сообщением, что на подходе самолет Бардышева с Медведевым на борту.

Наконец долгожданный Ли-2 мягко коснулся ледяной полосы, и еще не успели остановиться лопасти винтов, как прямо из кабины на снег спрыгнул Медведев. Я кинулся к нему навстречу.

– Здорово, Виталий! Не знаешь, зачем я начальству так срочно понадобился? Вчера получаю радиотелеграмму от Кузнецова: "База № 2 Медведеву. Первым самолетом прибыть ко мне со своим фотоаппаратом". Ничего не понятно. Что за фотоаппарат и какое я имею отношение к фотографии? И все наши старожилы тоже удивились. "А может, радисты чего-нибудь перепутали на счет аппарата?
– говорят.
– Давай запросим Кузнецова". Запросили. А тут приходит от Кузнецова вторая: "База № 2 Медведеву. Первым самолетом явиться ко мне со своим аппаратом". С моим аппаратом - как я раньше не догадался? Стало быть, с парашютом. Только вот зачем, непонятно. И вот я здесь.

– С тебя причитается, - сказал я, улыбаясь от распиравшей меня "тайны".

– Это с чего бы?
– удивился Медведев.
– Может, по случаю праздника?

– Праздник праздником. А вот нам с тобой прыгать на полюс!

– Ты серьезно?!

– Серьезнее не бывает. Утром меня Кузнецов вызывал. Они в штабе, видимо, давно решили и только дожидались Дня Победы и завершения экспедиции.

– Вот это новость!
– восторженно выдохнул Медведев.
– По этому поводу надо закурить.
– Он полез в карман. Достал смятую пачку "Беломора", но все папиросы оказались сломанными.
– Ладно, пойду руководству доложусь, а потом уж и покурю.

Медведев вернулся минут через двадцать и сообщил, что все правильно. Кузнецов не раздумал и пора браться за работу. Пока Медведев ходил в штаб, Рожков где-то раздобыл большое серебристое полотнище - перкалевый пол от палатки. Растянув его на снегу, он разгладил его, прикинул на глазок размеры и, удовлетворенный осмотром, заявил, что полотнище - настоящий парашютный стол. Чтобы ветер не сдувал полотнище, по углам мы положили по куску льда.

– Давай-ка свой парашют, начнем с него, - сказал Медведев. Я вытряхнул из парашютной сумки парашют на полотнище, выдернул кольцо, и пестрая груда шелка заиграла красками под лучами выглянувшего солнца.