Заслон(Роман)

Измученная непрерывными переходами и отягощенная огромным обозом с больными и ранеными, являвшимся удобной мишенью для врага, повстанческая армия была уже не в силах предотвратить эти зверства.

Весна принесла с собой вязкое бездорожье, бескормицу и нужду. Неудачные бои под Павловкой и Бочкарево оставили партизан без боеприпасов. А крестьянские руки властно, как магнитом, притягивала к себе земля, ноздри жадно втягивали ее добрые запахи. Подходила пора пахоты и сева и будила дремавшие втуне инстинкты амурских хлеборобов. Многим-многим захотелось в эти дни домой.

29 марта 1919 года в деревне Соколовке состоялось последнее заседание штаба повстанческой армии под председательством Генриха Дрогошевского. Было принято постановление прекратить в области военные действия и распустить народную армию, «за исключением отдельных боевых единиц, которые необходимы для выполнения отдельных боевых функций». В такой форме была выражена мысль о создании легких кавалерийских отрядов, которые должны были подчиняться не сложившему своих полномочий штабу Народной рабоче-крестьянской армии.

Дрогошевский издал свой последний приказ:

«Приказываю всем командирам отрядов и начальникам команд с получением сего привести в негодность пути сообщения, сжигать переправы и тем всячески задерживать отправку войск, снаряжения и вооружения и держать противника под угрозой. Этим мы дадим возможность Красной Армии беспрепятственно и победно продвигаться на восток. Каждый командир и боец должен помнить, что всякая задержка, хотя и временная, как войск, так и вооружения — дают возможность Красной Армии беспрепятственно двигаться вперед. Но теперь, товарищи, к делу».

С трехдюймовых пушек сняли замки, спрятали их в надежном месте, а пулеметы и легкие «траншейки» распределили между остающимися в отрядах горожанами, намеревающимися переждать распутицу в глубине тайги.

Так закончилась эта беспримерная в истории человечества ледовая эпопея. Но жизнь, подсказывающая новые формы и методы борьбы, шла вперед. И впереди была еще победная песня.

А новой песне нужен и новый запев и молодые слаженные голоса тех, чьи ноги не месили ледяную кашицу ночной Перы, чье горло не обжигал в сорокапятиверстном переходе сорокаградусный мороз, а в конце его целительная кружка первача — самогона.

Видно, не даром говорится: все приходит в свое время для тех, кто умеет ждать.

А теперь… дай руку, мой добрый друг — читатель, и я приведу тебя к тем, кого мы оставили на перепутье.

10

С тех пор как Алеша возвратился в Благовещенск и вскоре умерла мама, в жизни его произошло столько перемен, что хватило бы на целую повесть. Придя домой с кладбища, они с братишкой ощутили не только холод одиночества, но и полное отсутствие денег. Маленькие мамины сбережения целиком ушли на дорогостоящего частного доктора, на лекарства и похороны. След старших братьев затерялся. Рассчитывать на чью-либо помощь не приходилось.

Здравый смысл подсказывал, что нужно продать вещи, но не так-то уж много их имелось у вдовы — учительницы церковноприходской школы. Было только самое необходимое. Лишними оказались одни мамины платья. Платья — заботливо сшитые ее милыми руками. Платья — каждая складка которых хранила запах ее любимых духов. Платья — согретые теплом воспоминаний.

Алеша прижимался лицом к этим таившим частицу ее самой скромным нарядам и, орошая их горькими, сиротскими слезами, просил прощения за то, что они уйдут теперь в чужие руки. Он пытался оправдать себя в своих собственных глазах, ведь лично для себя ему нужно так мало. Он как-нибудь обошелся бы — но надо же кормить долговязого Кольку, покупать ему учебники и, хотя бы изредка, давать деньги на кинематограф.

Так невысокий ростом и хрупкий, как девочка, застенчивый Алеша стал главой семьи, а это обязывало принимать быстрые и безоговорочные решения. Второкурсник горного отделения политехникума, уже давно вывешивавший у ворот объявления: «Репетирую и готовлю по математике» и всегда имевший учеников — двух-трех богатых и ленивых маменькиных сынков, он раньше помогал семье. Одно лето плавал масленщиком на пароходе, другое — проработал с изыскательской партией в тайге. Алеша и теперь нашел бы себе дело по душе, но беда редко ходит в одиночку, так и эта — смерть мамы — привела за собой другую.

…Шли росными, незасеянными полями парни: ивановские, анновские, ерковецкие, козьмодемьяновские, жариковские, богородские. Да разве всех перечтешь? Это про них писала белогвардейская газета «Амурская жизнь»:

«…На сборный пункт не явилось подавляющее число родившихся в 1900 и 1901. гг., подлежащих призыву в Колчаковскую армию…»

Шли парни в тайгу, к партизанам, искать правду для Амурской земли. К сельским парням примыкали городские — благовещенские, Свободненские. Не было с ними Алеши. Не мог он бросить на произвол судьбы малолетнего Кольку. Все ушли, а он остался, и его мобилизовали белые. Братишка оказался не в счет.

Алеша нес караульную службу в Никольске-Уссурийском, но вскоре его отправили под Владивосток, на Русский остров, обучаться артиллерийскому делу. При первой же поездке в город он бежал. На Второй речке чисто случайно повстречался с юношей, назвавшим себя Саней Бородкиным, и они с двух слов поняли друг друга. Вскоре Алеша со своим новым знакомым и его товарищами Гришей и Петей сели на пароход и уехали на Сахалин. Там они стали работать на рыбных промыслах.

На Сахалине Алеша заболел воспалением легких. Его вывезли на материк, в Николаевск, и положили в больницу. В больнице было холодно и кормили скудно. Иногда в ночное время в палатах бряцали оружием японцы, подходили к койкам, сбрасывали одеяла. Учиняли перепуганным сестрам допросы: нет ли раненых партизан?

— Рыбак с Сахалина, — шептал над головой Алеши трепетный девичий голос. — Аната, разрешите прикрыть больного одеялом. Пожалуйста, он очень слаб, у него двухстороннее воспаление легких. Аната, больному нужен покой. Прошу вас, пройдите дальше.

Они прошли-таки дальше и в соседней палате подняли кого-то на штыки. Может, это было бредом? Он был так слаб, что сны мешались с явью. В феврале в город вошли партизаны под командованием Тряпицына и с ними Комаровы. Как знать, если бы не Евдокия, остался ли бы он в живых? Она заботилась о нем, как мать, и только он начал поправляться, перевезла к себе. А потом он снова вошел в коммуну «трех мушкетеров»: Сани, Гриши и Пети.

Вскоре им довелось встретиться с японцами и очень близко. И это осталось в памяти.

— Нитцво… нитцво… моя тозе-о бурсовика-о… — паясничал на банкете в штабе партизанской армии поручик Цукомото. Выставляя желтые, как клавиши игрушечного пианино, зубы, приторно улыбался майор Исикава. А их европеизированный консул, господин Ямазаки? Казалось, он тогда боялся только одного: запачкать в соусе или облить вином свои белоснежные манжеты.

— Известно ли вам, господин майор, — спросил тогда Яков Тряпицын, командующий партизанской армией Николаевского округа, — что в Хабаровске готовится выступление японцев против красных?