Заслон

Вставать не хотелось. Тонкий, сильный аромат сушащихся трав, пучками висевших по стенам, навевал крепкую сонную одурь. Евсеев энергично заработал кистями рук и с силой потер ладонями лицо. Выглянув в комнату, он увидел обеденный стол, накрытый полотенцами. В комнате никого не было. Он спрыгнул с полатей. Натянув брюки, рубашку Евсеев надел уже на ходу. После полусумрака сеней в глаза брызнула яркая синь неба. В который раз за время пребывания в поселке Евсеев подумал: «Вот бы сюда на пару недель! Все забыть, наплевать и проветрить свои забитые черт те чем мозги!».

Легкая прохладца свежего утра вмиг выветрила из него остатки сна. У рукомойника, чуть замерев от легкого озноба, пробравшим его до пят, Евсеев плесканул себе на лицо и шею колкой струей воды. Хотя было зябко, Евсеев продлил удовольствие от самой процедуры. Утираясь, он вспомнил вечерний разговор с Петром Ивановичем: «А вы и впрямь для нас как птица заморская. Люди все расспрашивают, что да как, откуда и по какой надобности, а сами с опаской ждут ответа. Мы привыкли, что чужие люди появляются в Малых Выселках только по неприятным надобностям. А тут вот такая причина! Трудно принять вас за человека вашего звания и положения стороной нашенского интереса…».

Спустя полчаса Евсеев уже подходил к избе Анисьи. Постучав, Евсеев на голос Анисьи ответил:

– Анисья Потаповна, это я, корреспондент. Мы с вами вчера договорились, что я утром зайду за Мефодием Кирилычем…

Вслед за клацаньем щеколды, в проеме двери показалась Анисья.

– Ну вот и хорошо, товарищ корреспондент. Старик уже совсем меня замучил – нудит и нудит: когда за ним придут. Неймется ему оказаться в своей лачуге. Я вам пособила бы, да некогда. Скотина стоит не поеная, да и другие дела, как из короба валятся. Сейчас подъедет Силыч. С ним отвезете Мефодия. Пройдете в избу, али здесь побудете?

– Не волнуйтесь, Анисья Потаповна. Мне здесь удобнее…

Долго ждать Евсееву не пришлось. Из-за соседней избы, где дорога уходила на поворот, показалась лошадь каурой масти, тащившая телегу. В ней, на ворохе соломы, в неподражаемой позе повелителя, вверенной ему живности, возлежал Силыч. Подъехав, он, не слезая с телеги, сдернул с головы кепку:

– Товарищу корреспонденту мое полное почтение. Что-ить так рано сегодня, еще и вторые петухи не голосили. С утречка так спать сладко, – но надо, так надо. Дела, видать, у вас государственные, что себя сна лишаете.

– Вы правы, Мирон Силыч, что понимаете суть дела. Подождите немного, я помогу выйти Мефодию Кирилловичу, и мы поедем.

– Ну, конечно, об чем разговор! Я всегда рад помочь важному делу. Может, кроме меня, никто за вами и не приехал бы. Только я прочувствовал строгость момента. Даже свою старуху урезонил. «Попью кваску, да перехвачу ломоть хлеба с медком и будя с меня на завтрак. Важный человек ждет…».

Конец ознакомительного фрагмента.