Заставь меня влюбиться

– Но если он посмеет тебя обидеть…

– Знаю-знаю! – Отмахнулась, как от назойливой мухи.

– Вот так-то лучше, – не сводя с меня испытующего взгляда, кивнул брат и вцепился зубами в бутерброд.

Черт с ним, с пальто. Мысли метались между преподавателем, встреча с которым так и не состоялась, и странным парнем, который так подло подшутил надо мной. Суждено ли с ним еще увидеться? И хочу ли я этого?

Кто он, вообще, такой? Откуда взялся?

– Ты точно витаешь в облаках, – заметил Пашка, кидая очередной кусок колбасы коту.

– Вот и нет, – ответила я, все еще ощущая гнев, перемешавшийся с интересом и удивлением от недавно произошедшего.

Долгое молчание, прерываемое лишь редким чавканьем брата-поросенка.

– Точно тебе говорю. – Он начал трясти головой, как ненормальный.

– Отвали уже. – Встала, забрала чашки обоих и принялась мыть.

Пашка встал, не удосужившись даже убрать за собой крошки со стола, и вышел. Из его комнаты тут же послышались звуки гитарного перебора.

– Заходил вчера к вам в кафе, – окликнул он меня, когда я проходила мимо его комнаты.

– И? – Вошла и устало плюхнулась на его кровать. Прямо в одежде. – Опять хотел на Солнцеву посмотреть?

– Ага!

– И как?

Пашка мечтательно закатил глаза.

– Нормально так…

– Ох, Суриков, она тебе не по зубам. Это я тебе точно говорю.

– Чего это?

– Ну, ей мужчины нравятся, понимаешь? Такие чтоб мужчины-мужчины! – Я напрягла бицепсы, изображая кого-то вроде Халка или Шварца. – Чтоб сила, борода православная и чесночный дух на полкилометра!

– Пф! – Не злите Павлика. Брат весь надулся, вскидывая брови вверх. – Да я ее заполучу на раз-два. Спорим?

– Ой, нет. Хватит мне споров на сегодня! – Я заложила руки за голову. – Солнцевой я сказала то же самое. Что без таких ухажеров, как мой брат, она точно обойдется.

– Почему это? – Он казался оскорбленным. – Ты сейчас разбила чужое счастье, детка.

– Да на хрена ей такой лоботряс, как ты?

– Ладно-ладно, Марья, – прищурился брательник, – Земля – круглая!

– Тебе не светит. У Солнцевой все равно со вчерашнего дня обет безбрачия действует.

– Чего? – Скорчил удивленную гримасу.

– Да. Сказала, что садится на кефирно-огурцовую диету и отказывается от мужчин.

– Почему?

– Потому что у нее жопа целлюлитными слезами плачет. Вот почему!

– Ох, женщины… – продолжая перебирать струны, закатил глаза Пашка. – Нормальная у нее задница. А мужчинам-то за что бойкот?

– Несчастная любовь.

– Скажешь по секрету?

– Не-а. – Я встала, схватила со стола конфету и отправила в рот. Направилась к двери, напевая: – «Мои стихи, твоя гитара. Мы отличная па-ра…»

– Э-э-э! – Суриков скривил лицо. – Не надо при мне такую попсятину гнать.

– Лучше твое старье, да ведь? Джордж Бенсон, Уисперс, Орландо Джонсон, ага? Или еще что-нибудь доисторическое?

– Есть кое-что из новенького. – Брат нажал на кнопку стереосистемы, и в комнату тут же ворвались первые звуки Bruno Mars – 24k magic.

Я не удержалась и пустилась в пляс рядом с хохочущим Пашкой. Он чертил носом вертикаль и отбивал ритм. Нам с детства нравилось так дуреть вместе. Единственное, что изменилось, – мы теперь не скакали на кровати на пару, доводя маму до бешенства.

– Пришел вчера с занятий… – начал он, когда песня закончилась.

– Оу, ты опять ходишь на занятия! – рассмеялась я, поправляя прическу. – Молодец, хвалю!

– Представь себе, да. – Суриков выключил музыку и принялся заправлять постель. Ну, как заправлять. Просто расстелил поверх скомканного одеяла покрывало из гобелена и сел. – Захожу домой, а на кухне мама со Стасиком мило воркуют, чай пьют. Видимо, он пришел пораньше, а тебя еще не было дома.

– Вот как… – Теперь мне захотелось остаться и узнать подробнее. В груди неприятно заскребло.

– Я сначала напрягся, приревновал вроде как, а потом пораскинул мозгами и даже порадовался. Хороший он мужик, серьезный, этот Станислав Как-его-там-по-батьке. Сошлись бы они с ней, так маман перестала бы таскаться к этому алкоголику, подачки носить и благотворительностью заниматься. Так ведь?

– Э…

Неловкая пауза.

Я даже забыла, как ворочать языком, чтобы получалось хотя бы что-нибудь членораздельное. В таком контексте я о своем Стасике даже и не думала. До сих пор. И эта мысль, озвученная вдруг братом, и эти сведения о милых чайных посиделках с мамой не вызывали во мне почему-то ничего, кроме резкого неприятия. Надеюсь, ему всего лишь показалось. А если нет?

Закрыв рот, я уставилась себе под ноги. Странное чувство. Будто тебя обманули, но ты не имеешь даже права так думать, кого-то обвинять и предъявлять претензии. Потому что ты, в общем-то, и никто. Просто девчонка, которая опять заигралась со своими мечтами.

– Ты чего? – Брательник толкнул меня в плечо.

– Ничего, – словно во сне, отозвалась я.

* * *

Нарисовала птицу. Огромную такую, на целый лист с обратной стороны тетрадки. Почему-то захотелось раскрасить каждое перышко цветными чернилами. Чтобы она вдруг ожила, взмахнув крыльями, и освободилась от бумажных оков.

Улыбнулась сама себе, доставая набор ручек. Затемнила каждое перышко на конце, выделила мощные когти глянцевым черным с помощью гелиевых чернил и принялась старательно заштриховывать клюв.

Аудитория постепенно просыпалась. Тут и там пробегали взволнованные шепотки тех, кто уже закончил работу над переводом. Я справилась еще минут двадцать назад, поэтому спокойно могла развлекаться рисованием, ожидая окончания отведенного на самостоятельную работу времени.

– Маш, – обернулась ко мне Галя.

Я подняла глаза на преподавателя. Серафима Андреевна изучала что-то особенно интересное в своем смартфоне, не забывая при этом широко улыбаться экрану. До нас ей не было совершенно никакого дела.

– А? – ответила я шепотом, переводя взгляд на одногруппницу.

Галя не была ботаником в привычном понимании этого слова. Из обязательного набора только очки с толстыми стеклами, толстая коса и некоторое стремление к знаниям. В остальном, думаю, дай ей волю, она бы плюнула на учебу и хорошенько зажгла. Только не с кем было. Единственной ее подружкой была Наташа – зубрила от бога.