Заступник и палач

Мягко и плавно соскользнув с кровати на пол, Лачек с минуту постоял голышом, оглядывая зарубцевавшиеся порезы и дозревшие до темно-коричневого цвета синяки. Результат ревизии явно устроил разведчика. «Еще парочка таких ночек, и можно избавиться от лангета, – с радостным удивлением констатировал Палион, немного изменив свое отношение к неизвестной насильнице или насильнику. – Но ждать некогда нужно быстрее изучить Дукабес и, если колдун прав, попытаться самостоятельно обнаружить осведомителей Кергарна. Знаю я этих… членов тайных сект. – Разведчик едва удержался от грубого выражения в адрес сатанистов, апокалипсистов и прочих фанатичных сектантов, с которыми ему ранее довольно часто приходилось иметь дело. – Не так уж и трудно найти в небольшом городишке эту шушеру, у каждого из них „особая миссия“ прямо на лбу напечатана».

По меркам Лиотона Дукабес был довольно крупным городом, но за его крепостной стеной обитало не более четырех – пяти тысяч голодранцев, около тысячи солдат гарнизона и двести-триста лиц благородного происхождения. Разведчик же привык иметь дело с гораздо более крупными цифрами, искать нужных ему людей в огромных конгломератах от четырех миллионов до пяти миллиардов жителей. Палион был уверен, что не прошляется по городу даром, что рано или поздно найдет подозрительную личность, прячущую провороватую физиономию в тени. Сомнения мучили разведчика совершенно по иному поводу: «А что, собственно, с мерзавцем делать: выслеживать или пытать, связав по рукам и ногам и интенсивно макая башкой в навоз?»

Когда выбор труден, а обстановка еще не ясна, или, как любил говаривать его генерал, нетранспарентна, нужно действовать. Палион застегнул ремень на еще влажных и липких после купания в водоеме штанах и, накинув на плечи изрядно порванную в бою куртку, переступил порог своей комнатушки, чуть менее аскетичной, чем келья монаха из удаленного, горного монастыря.

Утром в узком и заставленном старьем коридоре не стало светлее, чем ночью, но вот в нос кроме запаха гниющего тряпья ударил еще один, весьма соблазнительный запах: хозяйка жарила мясо. «Если она меня угостит, пусть хоть каждую ночь вальсирует и засовывает себе под юбку павлиньи перья», – выдал разрешение Лачек, вдруг ощутивший просто звериный голод. Палион и не заметил, как ноги отклонились от намеченного маршрута и вместо входной двери понесли его на заполненную манящими ароматами кухню.

Видимо, не ожидая в ранний час гостей, тучная, но еще не совсем растерявшая остатки привлекательности Терена ловко управлялась с огромными сковородками возле пылавшего очага. «Наверняка ее почивший муженек был любителем хорошо перекусить, – решил Палион, мельком взглянув на тарелку с готовым мясом и те запасы, которые еще подлежали жарке. – Если бы почтенный купчина не утонул в помоях, то непременно бы лопнул от обжорства».

Кроме алчных дум о еде, в голову Палиона прокрались и подлые, похотливые мыслишки. Сорочка на покрывшейся потом хозяюшке была почти прозрачной и прилипла к спине, открывая вид на то, что было не таким уж и уродливым, как во сне. Распущенные черные волосы и чуть приподнятый подол юбки просто взывали к действию, но Палион взял себя в руки и не поддался соблазну, не совершил того, за что потом пришлось бы краснеть. Мысль, что ночью его посетила Терена, не укладывалась в голове, раненый солдат элементарно не выдержал бы веса полного тела.

Специально шумно ступая на скрипучие половицы, Лачек приблизился к накрытому снедью столу. Увлекшаяся приготовлением мяса, хозяйка не слышала шагов и повернула голову, лишь когда Палион подошел совсем вплотную. Ни испуганного вскрика, ни страха от внезапного появления постояльца, розовощекая мордашка растянулась в добродушной улыбке, глазам Палиона предстали два ряда белоснежных зубов и полные губы, перепачканные в жире.

– Мясца захотелось, господин солдат? – прощебетала хозяюшка, ничуть не смущаясь, что сорочка прилипла к мокрому телу не только сзади. – Что-то вы больно рано поднялись, еще петухи в третий раз не пели.

Палион не стал переубеждать гостеприимную хозяюшку, что петухи не поют, а кукарекают, и, широко открыв рот, великодушно позволил запихнуть в него небольшой еще шипящий кусок свинины. Угостив постояльца мяском, Терена увлеклась жонглированием сковородками, что, однако, не помешало ей продолжить непринужденную беседу.

– Непоседы вы, мужчины, просто жуть. Вы вон чуть свет уж на ногах, ваш товарищ в ночь из дома ушел… Мой муженек тоже бывало частенько по кабакам шлялся. Нет бы дома посидеть, меня приголубить, а он все по девкам да бельма заливал, дрянной человечек был, если честно признаться…

Такого поворота в беседе Палион никак не ожидал. Люди в средневековье были чрезвычайно суеверными: «…о покойниках или хорошее, или ничего», но здесь, на Шатуре, негласное правило житейского этикета явно не действовало. Отправляя на сковородки один за другим все новые и новые куски свинины, Терена увлеченно вещала о похождениях своего любвеобильного муженька, частенько приводившего распутных девок прямо домой. Хоть вдовушка и осуждала поведение своего супруга, но сама не стеснялась демонстрировать чужому мужчине достоинства крупных телес, трясущиеся при взмахах руками и упорно вылезающие из-под узких полосок ткани тесемок сорочки.

– Пойду я. – Лачек перебил на полуслове рассказ о том, как ее муж вместе с гостившим в городе фивельским купцом за одну ночь осчастливили сразу две дюжины гулящих девиц и парочку случайно затесавшихся в их компанию писарчуков из городской управы. – Если Be… то есть мой товарищ придет, скажи, что к вечеру буду.

– Да куда ж? Хоть перекусили б в дорожку, господин солдат, – обиженно проворковала толстушка, подсовывая под нос постояльца тарелку с мясом и зеленью. – А насчет Вебалса не беспокойтесь, знаю я его, шалопая, раньше следующего утра не заявится. Такой же, как мой покойный муженек, потаскун, пока все кабаки не облазит; домой не вернется.

Из раскрывшегося рта разведчика выпал пережеванный кусок. Оказывается, колдун уже гостил в этом доме… и не раз, поскольку не побоялся назваться болтливой толстушке настоящим именем. Незначительные факты стали самостоятельно выстраиваться в голове в новые логические цепочки. Автоматически поглощая горячее мясо и кивая в такт ворковавшей хозяйке, Палион заново анализировал свой сон, не тот, с темнокожей красавицей, а тот, что был перед ним, с подводным истребителем, вальсирующей толстухой и габро-покером по радиосвязи.

«Вебалс темнит, он специально затащил меня в этот дом и оставил наедине с Тереной, с этой бегемотообразной…» Взгляд разведчика еще раз скользнул по едва прикрытым телесам радушной хозяйки. От нее веяло жаром и пахло душистым мясом, капельки пота стекали по складкам шеи и стремились к грудям, крупным, дрожащим, аппетитным, с высунувшимися из-под ткани сорочки большими сосками. Поднимая упавшую на пол вилку, Терена нагнулась, и материя обтянула плотное, разгоряченное тело, а из-под высоко задравшейся юбки показалось толстое, но очень желанное в эту секунду бедро.

Вселившийся в голову солдата бес протянул его руку к обнаженной женской плоти. Палион не понимал, зачем он это делает, но вцепился сзади в купчиху, обхватил мягкое тело и крепко сжал в своих объятиях. Истеричного визга не последовало, как, впрочем, и хотя бы формального сопротивления. Тело пышки тут же обмякло в руках разведчика и потянуло его на пол, ловко развернувшись и прижавшись горячими сосками к его щекам.

Жалкие остатки вытравленной из головы глупости, называемой очкастыми интеллигентами моралью, внезапно мобилизовались и взяли под контроль похотливое желание. Силой вырвавшись из клещей вцепившихся в него рук, Палион вскочил на ноги и стремглав выскочил из кухни, опрокинув на себя по дороге бадью с огуречным рассолом.