Заступник. Проклятье Дайкоку

— Видишь как забавно получилось, — сказал он с насмешкой в голосе, звенящим, словно россыпь монет. — А мы существуем. И даже верим в тебя. По крайней мере я.

— Я не понимаю, — ответил я. — К чему это всё?

— Позже поймешь, — сказал Дайкоку и широко улыбнулся. — Но, раз ты совсем не хочешь делать так, как я тебе сказал… Раз ты жаждешь всё делать по-своему, то… — он крутанулся в воздухе, растворился и возник буквально рядом со мной. Прикоснулся толстым пальцем к моему лбу и отплыл назад. — Теперь внутри тебя счет! Как в банке, для простоты понимания. Каждую секунду с него списываются деньги за твою жизнь.

Я глядел, как он плывет в этой темноте вокруг меня и улыбается. Происходящее ему явно доставляло удовольствие.

— Теперь у тебя есть один месяц, Ахиро Кэнтаро.

— На что?

— Занимайся благотворительностью сколько хочешь, но как только счет на твою жизнь опустеет — ты умрешь, — он, словно сочувственно, развел руки в стороны. Мол, такова жизнь, ничего не поделать.

— Ясно, — усмехнулся я.

Ублюдочному богу не нравилось, что я тратил деньги на других. Он полагал, что я буду впитывать в себя каждый иен. Непонятно только, зачем ему понадобилось дать мне такую способность.

— Я очень сомневаюсь, что тебе доподлинно все ясно, молодой Кэнтаро. Богатейшему человеку в мире даровано то, за что другие готовы были отдать не только все, что у них есть, а даже больше. А ты пока даже не понял в чем смысл.

Мне нечего было ответить. Моей главной и единственной целью в новой жизни стало стремление достигнуть верхушки клана якудзы — стать оябуном, и наконец-то навести порядки. В этом мире вся Япония подчинялась кланам, в то время как правительство существовало скорее для галочки. Меня категорически не устраивало то, что тут творилось. И именно путем роста по иерархии я собирался все исправить. Как уже делал это раньше.

Дайкоку улыбнулся, словно моя голова это прозрачный аквариум, а все мои мысли были для него видны, как на ладони.

— Как пожелаешь, — сказал он и растворился в темноте.

Перед моими глазами повисли цифры. Счёт, который Дайкоку засунул в моё тело.

Триста тысяч иен. И с каждой минутой их становилось меньше. Будто это не счёт, а дырявый мешок, содержимым которого является моя жизнь. Судя по скорости исчезновения этих денег, я смогу прожить месяц, если не стану его пополнять. Десять тысяч иен — столько стоит один день моей жизни.

— Ахиро, ты меня слышишь или нет? — рявкнул знакомый мужской голос.

Я моргнул несколько раз. Просторная комната с белыми стенами. Деревянный паркет. Большой стол. Я был в комнате старшего брата Куросаки Рюсэя.

— Да.

— Что «да»? Что я говорил последние три минуты?

— Что мы едем к сятэй-гасира из-за ночного инцидента, в котором я замешан, — сказал я то, о чём мы беседовали с Куросаки ещё до появления Дайкоку.

Куросаки нахмурил брови, но, видимо, это действительно было последним, что он сказал, а мой диалог с Дайкоку в этом мире занял не более чем десять-пятнадцать секунд.

— Идем, — сказал он и, обогнув стол, вышел в коридор. Я пошел за ним следом.

Мы спустились по лестнице и вышли во двор.

— Я уехал, — сказал он, обратившись к своим вышибалам. — Никого не впускать. Если будут спрашивать куда я уехал — вы ничего не знаете.

Здоровяки послушно кивнули и устремили взгляды перед собой. Честное слово — две каменные горгульи у входа в родословный склеп.

Обогнув Старейший Дом, мы подошли к небольшому паркингу, где стояли автомобили всех приближенных. Куросаки нажал на сигналку. Его автомобиль запищал и приветливо мигнул фарами — самый последний ниссан, хотя и в базовой комплектации.

— Садись на пассажирское, — сказал он и открыл водительскую дверь. Конечно он поведет сам. Своего железного коня Куросаки не доверяет даже личному водителю.

Я сел внутрь, механически пристегнул ремень и уставился в боковое окно. Куросаки завел автомобиль, выехал с парковки и выкатился на трассу.

Кобе только просыпался. Это было видно по редкому потоку машин, одиноко идущим жителям и общей пустоте города. Я говорил, что Кобе никогда не спит. Только это касалось именно портово-игровой зоны.

Ехали молча. Я наблюдал за мелькающими улицами дорожными знаками. Из головы не выходил Дайкоку и его фраза, что с сегодняшнего дня мне придется постоянно пополнять счет внутри себя, иначе я умру. И обязательным требованием было развиваться и становиться сильнее. Не физически, а в целом. Почему-то Дайкоку было очень важно, чтобы я постоянно инвестировал в себя каждый иен.

Это требование ставило меня в не самое удобное положение, потому что теперь мне придется очень быстро искать способ раздобыть деньги. Много денег. Если раньше мне помогли стартапы, которыми теперь пользуется почти весь мир, то теперь таких инноваций так быстро не придумаешь и не реализуешь.

А самая большая проблема заключалась в том, что при мне лишь частично была моя старая память. Я помню кто я, помню свою прошлую жизнь. Но когда я попытался прочесть хоть строчку на русском языке — полный провал.

Мое новое тело не помнит родной язык, не владеет финансовой грамотностью. Я не могу решить сложное алгебраическое уравнение. Зато прекрасно знаю японский язык и четко понимаю иерархию якудзы. Помню имена множества знакомых прежнему Ахиро Кэнтаро людей.

Примерно полгода у меня ушло только на адаптацию.

А значит, чтобы сделать себя лучше и вернуть старый уровень интеллекта и заработать денег — я должен вложить в себя этих самых денег. И теперь благодаря Дайкоку, деньги мне нужны, чтобы продлить свою жизнь, а также увеличивать свои навыки и части тела посредством магической «самоинвестиции». В первую очередь не помешает вкинуть иены в мозг и уровень интеллекта. Знания. Они ключ ко многому. В том числе и к самим деньгам.

Мы приехали в самый центр района. Куросаки заглушил двигатель и вышел из машины. Я последовал за ним. Пройдя по улице, мы подошли к одноэтажному зданию в старояпонском стиле. По периметру был высокий декоративный забор, внутри на участке: небольшой фонтанчик с прудом, где в лучах утреннего солнца плавали кои, низкорослый подстриженный газон. И между всей это красотой вымощенная плиткой тропа, что вела ко входу.

Отодвинув створку по салазкам, нас пропустили внутрь. На полу на татами сидел мужчина с голым торсом, полностью забитый татуировками. Только голова с густыми черными волосами, завязанными в конский хвост на затылке, была без чернил.

— Садитесь, — низким хриплым голосом сказал он.

Как и во многих других японских домах, где встречали гостей — по центру стоял стол. На нем уже был заварник и несколько маленьких чашек.

Подогнув колени, я сел рядом с Куросаки.

Младший лейтенант — сятэй-гасира, которого звали Йоши Танакава, взял заварник и неспешными движениями разлил чай, после чего чиркнул спичкой и раскурил трубку с длинным мундштуком.