Затаив дыхание

Наконец, шторки раздвинулись, и гроб уплыл в печь под медленную печальную мелодию в исполнении группы «Чифтенз» [146] — как бы напоминая об ирландских корнях Мойны. Сама она избегала малейших намеков на свое происхождение: в роду имелся пропойца-дядя сомнительных достоинств, не говоря уже об общей убогости и нищете, так что навряд ли она одобрила бы этот выбор. Более тонкий Вэл Дуникан был бы уместнее. Из ее ирландских родственников не явился никто; вероятно, в живых остались только совсем дальние, а может быть, их даже и не пригласили. Джек был разочарован. Почти вся семья Мойны, едва перебравшись в Англию, погибла во время бомбежек Лондона [147] , и тринадцатилетнюю девочку отправили в сиротский приют, а спустя два года призвали на трудовой фронт. С 1952 года она работала в Хейсе — на фабрике компании «Уолл», и однажды, на вечеринке в рабочем клубе, познакомилась с Доналдом. Свое довоенное прошлое она просто вычеркнула из памяти и, наверно, правильно сделала.

146

«Чифтенз» («Вожди») — ирландская группа, исполняющая ирландские и кельтские народные песни; основана в 1962 г.

147

В 1940–1941 гг. немецкая авиация проводила массированные ночные бомбежки Лондона и близлежащих городов.

Выступая с надгробными речами, родственники покойной вкратце касались этого периода ее жизни, подчеркивали мужество Мойны, страдания, которые она претерпела, ее чувство юмора и замечательные достижения ее детей — именно их успехам посвятил большую часть своего многословного выступления брат Доналда, баптист. Для Джулии же, сестры Джека, главным достижением в ее жизни стало замужество: она вышла за австралийца-полицейского с наголо бритой, похожей на пушечное ядро, головой, в которой сама мысль о шурине-композиторе решительно не укладывалась. Брат Джека Денни еще в начале 1980-х годов из занятного хиппи вдруг разом превратился в помешанного на компьютерах по-американски разжиревшего козла и теперь ковыляет, переваливаясь как утка, и пыхтит как паровоз. Он живет холостяком, хотя трижды чуть было не женился и до сих пор не теряет надежды найти суженую.

Джек всегда неплохо ладил с ними обоими, отчасти потому, что они гораздо старше его. Он всю жизнь был младшим братишкой, хотя не припомнит, чтобы кто-то из них его особо ласкал или баловал, даже сестра. Теперь-то у нее пятеро своих довольно трудных отпрысков; старший, двадцатипятилетний спасатель, недавно угодил в тюрьму за то, что прямо на пляже набросился на арабского туриста с кулаками.

Одна мысль о том, что брат или сестра прознает о разрыве с Милли, непереносима: то-то будут злорадствовать, пусть и тайком. Они уверены, что он целыми днями лодырничает, — только женины денежки считает да песенки насвистывает.

Милли подошла и стала в первом ряду рядом с ним. Они обменялись мимолетными взглядами, и Джека охватило чувство безысходности. Милли ему необходима. Милли, его жена. Выражение лица у нее спокойное, не суровое, без всякой враждебности. Она красивая, умная, волевая. Уникальная женщина. Не может же она с ним так поступить, тем более сейчас. Сейчас —нет. Она коснулась его руки, но не взяла ее и не сжала.

Хотя у него перед глазами все плыло и казалось нереальным, за время похорон он ни разу не прослезился. Поразительно. А ведь пытался и даже захватил с собой пачку бумажных платков. Но слезные каналы отказывались работать. Похоже, весь механизм вышел из строя. Из-за дождя скромные поминки проходили в доме, куда набилось человек двадцать. Милли с Джеком и кое-кто из гостей вышли в прихожую; стоя на нижней ступеньке лестницы и оттого возвышаясь над Джеком, она спросила, как он себя чувствует.

— В шоке, — сказал он, испытывая странное возбуждение, почти кайф. И дело было вовсе не в средстве против тараканов, которое упрямая рыжая Джулия привезла-таки из Австралии. — Он дает себя знать в самый неожиданный момент. Вроде бы все ничего, и вдруг — как шибанет!..

— В шоке? От чего именно?

— От всего, — негромко бросил он, со значением глянув ей в глаза.

— События в нашей жизни редко происходят вовремя, — заметила она. — Взять хотя бы цунами.

Он кивнул: перед глазами всплыли разбухшие в воде трупы и оплакивающие мужей рыбачки. У Милли всегда была склонность сополагать несопоставимые по масштабу явления. Ему почудилось, что он съеживается, превращаясь в нечто вроде дурацкой, гнущейся во все стороны игрушки.

— Ты тогда сказала, что хотела бы варить кашу, печь рисовый пудинг и все такое, — начал он, не вполне сознавая, что говорит. — Теперь ситуация существенно упростилась и, мне кажется, твою мечту можно осуществить.

— Ты пьян или просто подавлен?

— Смотря что ты имеешь в виду под словом «подавлен».

Ему вспомнилось, как, сидя на этой самой ступеньке, он чуть не подавился колпачком от шариковой ручки. А сейчас подчеркнуто охладевшая к нему жена продавливает ковровую дорожку каблучками шикарнейших туфель от Гуччи, оставляя в ней вмятины. Но разговор идет в родительском доме — какое уж тут сексуальное возбуждение! Теперь это дом моего отца.

Подавлен.

Она уехала рано, под улюлюканье и свист местных обалдуев: они заметили, что в доме происходит что-то необычное, и околачивались под дождем неподалеку, надеясь досадить заезжим чужакам.

— У тебя с Милли все в порядке? — решилась полюбопытствовать сестра, одаряя его фальшивой улыбочкой косметолога со стажем. Ее обожженная солнцем кожа пятидесятилетней женщины теперь требовала защиты и неустанных забот. В речи нет и намека на австралийский акцент, а может, сестра легко меняет его на здешний, миддлсекский.

— Кхм, как всегда. В общем и целом — супер, — с псевдо-аристократической небрежностью бросил Джек, будто подражал Хью Гранту. Его так и подмывало дать сестре пинка.

Ему стала повсюду видеться смерть. Он решил отдохнуть и поехал на денек в Сассекс-Даунз, где первым делом заметил на телефонных проводах трех воронов. В душе царила абсолютная пустота, вакуум. В Хейсе он дважды чуть не попал под машину, потом его чудом не задавили в Хэмпстеде: каждый раз он был в полубессознательном состоянии и не смотрел по сторонам, а водители, в свою очередь, болтали по мобильникам. Однажды утром в небе над Хитом поплыли пышные белые громады облаков; он вспомнил гудевшую на ветру ротационную сушилку для белья и захохотал. Судя по взглядам, которые бросали на него прохожие, его приняли за помешанного.

Несколько дней спустя пришлось ехать с отцом в больницу за обручальным кольцом матери. Из двери с табличкой «Психологическая помощь родным» появилась элегантная молодая женщина в модных туфлях на высоких каблуках. В кабинете шел ремонт: рабочий в белом комбинезоне крепил над дверью уплотнитель. Они с отцом двинулись следом за дамой по низкому длинному коридору, устланному полиэтиленовой пленкой, за которую Доналд то и дело цеплялся ногой.

— Извините за неудобства, но ремонт давно назрел, — сказала дама; на ее нагрудном жетоне значилось имя: Ивонн. Очень привлекательная особа.

— Психологический ремонт тоже, — пошутил Джек, но Ивонн не отреагировала.

Их провели в узкую комнатку с неказистыми креслами, обитыми светло-зеленой тканью; по-видимому, это здесь считается комнатой отдыха. Ивонн ушла за кольцом. Джек и Доналд не обменялись ни словом. На стенах картины — типичный современный ширпотреб: тщательно выписанные зимние пейзажи с угловатыми голыми деревьями. Точно такие пейзажи Джек видел в гостинице. Из коридора долетает смех и посвистывание рабочих. Дневного света нет вообще. На низеньком столике с пластиковой столешницей высится пачка брошюрок, озаглавленных: Что делать после смерти родственника.Джек предпочел бы брошюрку под названием Что делать после смерти,но никто ведь не знает, что происходит после нее, значит, о действиях не может быть и речи. Зато тут не играет назойливая музыка — уже хорошо. Из коридора доносятся голоса рабочих, стук молотков и жужжание дрели.