Затаив дыхание

— Ага, из лучшей итальянской кожи, с неброскими молниями.

— Питаться одной морковью, — продолжала она. — Все мои деньги отдать Фонду по борьбе с нуждой. А жуткие полноприводные джипы сжечь вместе с ублюдками-водителями.

Джек пристально разглядывал пивную банку; его внутренне передернуло от словечка мои: «моиденьги», — но виду он не подал.

— Жизнь никогда не оправдывает ожиданий, все складывается не так; чудн о. Но ничего страшного — в конце концов привыкаешь и к безрадостной жизни.

Джек даже не успел осознать, чтослетело у него с языка; особенно поразило слово «безрадостный». Прихлебывая пиво, он силился вспомнить, употреблял ли он это слово прежде хотя бы раз.

Милли потрепала ему волосы, густая прядь упала на глаза.

— Ты когда последний раз стригся? Нет, извини, спрошу иначе: когда ты последний раз причесывался? Слушай, а клево получилось! С ума сойти!

Резким движением головы Джек откинул со лба волосы:

— Знаешь, я вот что подумал: если я с видусмахиваю на Бетховена — чем черт не шутит, может, и моя музыкабудет смахивать на его сочинения.

— Что ж, еще не поздно, — отозвалась Милли, глядя в окно на парк. На улице моросил дождь, в комнате было душно. — А может, и поздно.

— Это жестоко, — запинаясь, выдавил Джек.

— Необходимо дать народу право на истинно демократическое мнение, а не манипулировать людьми.

— Ты имеешь в виду тех людей, которые, по твоим же словам, не должны вторгаться в поместье твоих родителей? Или существует несколько разновидностей людей?

Милли пропустила его реплику мимо ушей; Джека разбирала злость, но она вдруг сказала:

— Роджер взял машину Клаудии и на Примроуз-Хилл разбил ее в хлам. А сам отделался лишь головной болью. Пьян был в стельку.

— Роджер разбил ее машину?

— Ну да. Клаудия мне сказала.

— Когда?

— Когда я ехала в поезде. Она мне позвонила.

— А мне сегодня никто не звонил, — сказал Джек. — Кроме одного типа, который пытался втюхать чудодейственное средство для пропитки древесины. Знает, небось, что я — сухостой, — добавил он, удивляясь убогости собственной шутки. До зарезу хочется выяснить, с каким счетом закончился матч; наверно, поэтому он и не может расслабиться, решил Джек.

— Ты что, вообще не выходил из дому?

— Только я собрался прогуляться по Хиту, как из-под земли вырос какой-то хмырь и стал наяривать на флейте Скотта Джоплина [89] . Я немедленно нырнул — именно нырнул— обратно, от греха подальше.

89

Скотт Джоплин (1867/1868–1917) — американский композитор и пианист, прозванный Королем рэгтайма.

— Значит, ты ничего не купил на ужин. — Милли устало прикрыла глаза. — И даже Мариту не попросил.

— Да, не купил, — подтвердил Джек, хотя на самом деле ужин просто вылетел у него из головы. — Решил, что закажем мясо или рыбу с карри.

— Мы уже ели карри в пятницу.

— Ну и что? Индийцы каждый день карри едят, — буркнул Джек, пытаясь устроиться поудобнее на громоздком диване.

— Сиди спокойно, не толкайся, — сказала Милли и после короткого молчания спросила напрямик:

— Забыл купить еды?

— Не то чтобы забыл. Просто утратил чувство времени. Не соображал, который час.

Джек слез с дивана, чтобы сменить диск. «Noir Desir» сейчас не к месту: чересчур мрачен. Он охотно послушал бы «Fratres» Пярта, но Милли увидела, какой диск он выбрал, и попросила поставить «Мать с атомным сердцем» [90] : эта музыка сразу переносит ее в юность, объяснила она. Джек возражать не стал; ему всегда нравилась у «Пинк-Флойд» ярко выраженная линия баса, определяющая всю гармонию.

90

«Мать с атомным сердцем» (1970) — альбом английской рок-группы «Пинк-Флойд».

Милли закрыла глаза.

— «Суон энд Эдгар» [91] , — мечтательно проговорила она. — Мы ходили туда за обновками, когда жили одни в наших квартирах в Бэйсуотере. А теперь родители их даже не сдают — не видят смысла; вот глупость-то! Они приезжали бы к нам гораздо чаще, если бы могли здесь расположиться на какое-то время. Мама, между прочим, считает, что нам надо посадить айву.

— Не согласен, — возразил Джек, игнорируя предложение тещи. — У нас масса места.

91

«Суон энд Эдгар» — большой лондонский магазин женской одежды и принадлежностей дамского туалета; закрылся в 1982 г.

— Чего-чего масса?

— Навряд ли они приезжали бы чаще, даже если б их ждал здесь отдельный коттедж, — вот я о чем.

— Просто ты все время дома, и они не хотят тебе мешать.

«Чушь собачья» чуть было не сказал Джек, но удержался. От выпитого виски Милли начала тянуть слова, особенно гласные, — типичная для английской знати манера. Когда она звонит родителям в Гемпшир, ее речь тоже мгновенно меняется. Лондонский выговор бесследно улетучивается. Столь же разительная перемена происходит с нею после нескольких дней в родном поместье: землистый цвет лица, типичный для жителей столицы, исчезает, уступая место здоровому румянцу. А Джек порой чувствует себя перманентно больным. Грандиозные хроматические пассажи у «Пинк Флойд» уже звучали пианиссимо, как вдруг на улице послышался вой, который тут же запечатлелся в голове Джека в виде своеобразной вышитой каймы. Человек обычно не сознает, что обладает хорошим голосом, чего, увы, не скажешь о людях безголосых.

Если Кайя упорно выслеживает его, травит, точно охотник зайца, и, пользуясь знакомством с Говардом, подбирается все ближе, ему необходимо продумать, что сказать Милли, прежде чем Кайя нанесет удар. Как там выразилась девица, звонившая из конторы по обработке древесины? Не исключено, между прочим, что она работает на целую преступную группу… А, превентивная обработка.

Джеку вдруг расхотелось сидеть на месте; надо действовать.

— А что, в самом деле, не пойти ли нам куда-нибудь поужинать? — предложил он. — Хотя бы в тот симпатичный ресторанчик на Флит-роуд.

— В четверг?

— Да, в четверг, а что?

— Мне надо просмотреть почту, — сказала Милли, не двигаясь с места.

— Опять?

— Я ее смотрела в обед. А после поездки в Халл еще не открывала.

— Сейчас закажу столик, — вызвался Джек, ища глазами телефон.

В ту же минуту раздался звонок, и они рассмеялись. Милли взяла трубку, лежавшую рядом на диване, под журналом по садоводству, улыбнулась, но улыбка вдруг сменилась тревогой: