Затерянная земля (Сборник)
Шрифт:
И вот, Белый Медведь с сыновьями устраивает по степи дикую скачку.
Славные лошадки бегут более чем охотно, галопом скачут впереди саней, воображая, что убегают от них и от своей неволи. На санях же сидит Белый Медведь и хохочет, — пусть себе несут кони; как раз это ему и надобно.
По бокам саней скачут сыновья, которые давно выучились садиться верхом на своих быстроногих товарищей и заставлять их бежать куда надо. Кони и всадники словно слились в одно целое и несутся вихрем. Эх-ну! Держись!
Но летом Белому Медведю не сдвинуться с места в санях. И он начинает ломать себе голову.
Долго думает он. Вон те валики, на которых он катит к воде свои суда… Что, если приладить к саням такой валик да заставить его все время вертеться и катиться под полозьями?.. Валик положительно не дает покоя Белому
Да зачем ему касаться земли всей своей длиной? Взять да обтесать всю середину, оставив утолщения лишь на концах. Теперь валик удобнее подвязать, но дело все-таки не ладится, пока Белый Медведь не догадывается просверлить самые полозья и пропустить сквозь эти дыры тонкую часть валика. Вот когда сани покатились-таки по земле! Но деревянные кругляшки на концах приходится делать покрупнее, и для этого брать стволы потолще, а такие стволы нелегко обтесывать. Гм! Ну, а почему же прямо не приладить к саням шест, и на него уже надевать круглые обрубки или чурбаны, просверлив в них дыры?
У Белого Медведя даже волосы зашевелились при этой мысли, и он-таки осуществил эту идею. После нескольких месяцев упорного труда и бесконечной рубки каменным топором, он стал, наконец, обладателем первой телеги.
Теперь только запрячь лошадей! Белый Медведь привел пару коней, и они вытаращили глаза на это деревянное сооружение о двух, может статься, весьма роковых колесах. Кони похрапывали и слегка дрожали, готовясь к галопу — хотя бы на край света в погоне за свободой! Прекрасно! Белый Медведь ничего не имел против галопа; пусть только лошадки дадут сначала надеть на себя ременные постромки. Два-три удара этими ремнями по бокам коней сразу заставили их влезть в постромки и усилили в животных жажду свободы, а Белому Медведю только того и надо было.
Еще по грызлу из оленьего рога в рот коням, чтобы им было на что выпускать пену, и — прочь с дороги, ребята!
Белый Медведь весело покатил, но не прошло и двух минут, как телега загорелась!
Да, это так же верно, — как и то, что солнце кружится по небу. Белый Медведь сразу понесся вихрем, деревянные колеса стали бешено тереться о деревянную ось и задымились почти в тот же миг, как телега покатилась. Лошадям почудилась гарь степного пожара, и они пустились во весь опор. Дым повалил от обеих ступиц, потом посыпались искры, и вдруг пламя охватило оба колеса, и телега стала костром для сидевшего на ней Белого Медведя. Тут все Барсуки, которые исподтишка подглядывали за ним, уткнулись носами в землю и, подняв руки над головами, униженно залепетали мольбы Могучему — не губить их!
Но скоро они опомнились и едва не отшибли себе ляжки, хлопая по ним в припадке неистового хохота над концом поездки. Белый Медведь свалился, лошади взбесились, порвали постромки и унеслись в степь, а возница остался бороться с огнем на обломках своей первой телеги. Ему опалило волосы и бороду, и он получил изрядные ожоги всего тела, но ни на что не обращал внимания, даже на Барсуков, которые подбежали и хохотали ему прямо в лицо. Он сам хохотал во все горло, выпучив глаза от испуга и восторга, махал над головой горящим обломком телеги и испускал безумно радостные вопли: Огонь!
Скорее домой, в свою мастерскую, чтобы проделать все сызнова! Но пока он бежал, он вдруг замолк, — голова его опять заработала.
За ним грохотал дикий смех глупых двуногих, которые ничего не поняли, ничего не увидели, кроме того, что человек свалился и обжегся.
И с этих пор они все более и более открыто потешались над Белым Медведем, когда он, как шальной, носился в своей телеге. Они выстраивались перед ним и притворялись верующими, благоговейно затаив дыхание, а затем сразу выпускали его и спереди и сзади, как расшалившиеся свиньи, будто бы от восторга перед выдумкой Громовника. При быстрой езде телега Белого Медведя основательно громыхала, главным образом, оттого, что колеса были не совсем ровно округлены. И когда при первой попытке еще и вспыхнул огонь, Барсуки и впрямь поверили, что пред ними сам Громовник,
оттого и пали ниц перед ним. Вот за этот-то свой промах им и хотелось отплатить ему! В их смехе скрывалось злорадство, ненависть, на какую способно лишь злобное сердце. Ну, и расквитаются же они за угощение!Но Белый Медведь не замечал, что отношение к нему изменилось. Он был поглощен своей телегой. Конечно, он немедля соорудил себе новую и, чтобы не давать колесам загореться, придумал поливать их водой; один из сыновей садился с ним в телегу с горшками воды и все время смачивал концы оси. Так управлялся Белый Медведь, пока не додумался смазывать ось и ступицы жиром или салом. Самые колеса он тоже улучшил; круглые поперечные обрубки оказались непрочными, да и отрубать их от толстых древесных стволов было чрезвычайно трудно; тогда он крестообразно соединил два обрубка потоньше и просверлил посередине дыру для ступицы, а на концы креста натянул обод из крепкой осиновой ветки, толщиной в руку, и обмотал обод ремнем из свиной кожи. Поверх этой кожи он натянул второй осиновый обод, чтобы предохранить от трения первый, и вот, — трудно было придумать колесо лучше этого. А чтобы оно не шаталось, он удлинил ступицу. Улучшил и саму телегу, приделав к ней дышло для запряжки лошадей и вагу для прикрепления постромок.
Теперь Белый Медведь знал, что стоит ему только поехать на несмазанной телеге, как появится огонь. Таким образом, и Белому Медведю, как и его праотцу Младышу, огонь явился во время работы.
Позже Белый Медведь приспособился добывать себе огонь по-своему: устроил особое колесо с осью и вертел ее, причем колесо оставалось неподвижным. Опыт научил его также, что ось лучше делать из осины, а ступицу из вяза. И вот в его распоряжении очутилось своего рода огниво, которое давало ему огонь в любое время.
Так как это колесо не предназначалось для езды, то Белый Медведь не стал прилаживать к нему обод, а так и оставил торчать сложенные накрест спицы с загнутыми концами. И это орудие сделалось со временем таинственным знаком для всех потомков Младыша, рассеявшихся по земле; этому кругу с лучами приписывались всякие непостижимые значения; в действительности же единственным тайным смыслом этого знака было: неутомимость и огонь, а прежде всего — труд.
Наконец Белый Медведь начал собираться в путь. Корабль был почти готов и выходил вместительным. На него ведь надо было погрузить помимо всего прочего и телегу, и несколько пар лошадей, — еще бы! Ведь и за морем придется кататься.
Оставалось только запастись зерном на несколько недель, — до заморского края не близкий путь. И Белый Медведь не замедлил помочь Весне разжиться зерном. Он видел, как она ходила и ковыряла землю суком, чтобы вскопать ямки для зерен, и разом повернул дело по-новому: придал суку удобную изогнутую форму и приспособил для пахоты быка: Весне незачем было тратить свои силы. Теперь еще одна богатая жатва — и они могут сняться с места!
Кровь заговорила
Наступила весна великого путешествия. Корабль стоял вполне готовый к отплытию, жадно разинув свою драконью пасть.
Белый Медведь зажег в этом году свой обычный костер с радостной надеждой зажечь следующий в новых своих владениях. Зато Весна на этот раз со вздохом сеяла свое зерно; она знала, что ей не придется пожинать урожай. Но она все-таки сеяла, потому что зерно дала земля и в землю оно должно было возвратиться.
Вместе с перелетными птицами вернулись бродячие Барсуки, и их щедро угостили жертвенным конским мясом. Белый Медведь, по случаю предстоявшего плавания, принес жертву солнцу, луне, морю, земле и всем силам природы. Жертвоприношение сопровождалось обильными пирами, на которых Барсуки угощали хозяев хватающей за сердце музыкой. Арфа неистово гудела, словно ветры всего света, барабан стучал, словно переполненное горем сердце, а костяная дудка прежалобно хныкала, — потерянный рай был близок! Между номерами музыкальной программы Барсуки, зимовавшие на месте, делились новостями с родичами, вернувшимися с юга; они усердно шушукались между собой, но Белый Медведь, увлеченный музыкой, ничего не замечал.