Затерянные миры

В улочках невозможно ориентироваться, в них нет логики, они петляют, резко поворачивают, сужаются и расширяются и, наконец, оканчиваются тупиком. Возвращаешься до последней развилки, ориентируешься по возвышающимся над городом минаретам Пятничной мечети и пытаешься найти выход снова.

Окна на улицу не выходят, в глиняных заборах только деревянные, обветренные и потрескавшиеся от времени двери. В каждой две створки. В левую половину стучится гость-мужчина, в этом случае жена хозяина имеет время скрыться в своих покоях или хотя бы надеть соответствующую форму одежды, в правую — гость-женщина. На женской половине двери железная ручка в форме кольца, на мужской — в форме толстого короткого карандаша, — это уж для совсем непонятливых.

Постучавшись в дверь, входим во внутренний дворик и попадаем совсем в другой мир. В центре — бассейн, окруженный цветами и деревьями, по краям террасы, где можно посидеть, укрывшись от зноя. Во двор выходят и окна комнат.

Так же устроен наш небольшой отель «Шелковый путь», ценами явно ориентированный на бэкпекеров. Можно даже переночевать в своем спальнике на крыше. Но западных туристов в стране мало, так что здесь останавливаются в основном местные путешественники.

Вот за соседним столиком сидит юная иранская студентка, которая изучает русский язык в Тегеранском университете. Еще один пример, опровергающий миф о «забитости» и «угнетенности» иранских женщин.

Обязательный хиджаб смотрится на ее голове просто как модный платочек, подчеркивающий красоту лица. Чувствует себя с нами очень свободно, раскованно, все время смеется, забавно нахмуривая носик. Выглядит как типичная грузинская красавица — черноволосая, высокая, стройная.

Из разговора выясняется, что у нее и правда есть грузинские корни. Ее бабушка, грузинка, бежала сюда от большевиков из Москвы в 17-м году, здесь осела и вышла замуж за иранца. Так что девушка — потомок первой волны русской эмиграции.

Снимаем кроссовки и, поджав ноги, рассаживаемся на деревянных помостах-дастарханах, расставленных вокруг небольшого пруда в центре двора. Покончив с местным фирменным блюдам — тушеным мясом верблюда, неспешно пьем чай. «Кто понял жизнь, тот не торопится» — гласит восточная мудрость. Но нам так много еще хочется осмотреть, и мы, покинув гостеприимный кров, возвращаемся на улицы Старого города.

Каждый раз не знаешь, что ожидает тебя за старинной, потрепанной дверью. Вот попадаем в пустынную чайхану, с щебечущей в клетке певчей птицей, мебелью, как будто привезенной из музея, причудливыми кувшинами и затейливо вытканными коврами. Но это не музей, все настоящее, живое, здесь можно выпить чаю, встретить на улицах людей и даже редкие автомобили, с трудом медленно проползающие по наиболее широким улочкам. Да, при строительстве города явно о машинах не думали, тут и на лошади больше одного человека не проедет, что, конечно, повышало шансы защитников в случае вражеского нашествия. Широкие улицы — это уже в новой, более современной части города, которая тоже не выглядит так уж современно.

Вечером поднимаемся на центральную мечеть и любуемся красиво подсвеченными минаретами и огнями большого города.

— Может быть, вы хотите посмотреть, как тренируются воины шииты? — спрашивает Лейла. — Я знаю тут недалеко один адрес, где вечером состоится такое мероприятие. Оно называется «зурхане».

— Конечно, хотим, — отвечаем мы и отправляемся в путь по каким-то узким переулкам. Входим в ни чем не примечательную дверь, разуваемся и оказываемся в круглом полуподвальном помещении с высоким сводом-куполом, с дыркой вверху и опущенной ниже уровня пола ареной в центре зала. На стене большой портрет имама Хусейна, самого почитаемого имама шиитов.

Я думаю, что это связано с тем, что в отличие от других первых имамов, казненных, коварно убитых или отравленных врагами, Хусейн, как герой, пал в бою, причем в безнадежной битве, когда горстке его преданных сторонников противостояла целая армия.

Раскол мусульман на шиитов и суннитов произошел сразу после смерти пророка.

Шииты, в отличие от суннитов, наиболее распространенной ветви ислама, считают, что перед смертью Пророк Магомет назначил себе преемника — имама, и этим преемником был Али, сын дяди пророка, который рос в доме пророка, воспитывался под его контролем и первым принял его новую веру.

Дальше, после смерти имама, ему наследовал старший сын. Хусейн, второй сын Али, был третьим имамом, а всего было двенадцать имамов из рода Пророка. Последний имам, Мехди, исчез при таинственных обстоятельствах, и шииты считают, что он еще вернется на землю, а может быть, и скрывается где-то, ожидая своего часа. Вернувшись, Мехди «переполнит мир справедливостью» и станет спасителем человечества.

Мы располагаемся у стенки и с интересом наблюдаем, как шииты готовятся к церемонии. Один взял большие тяжелые деревянные щиты и крутит их в руках, другие просто спустились на арену и переминаются в ожидании начала.

На трибуну к микрофону вылезает муршид — колоритный ведущий, в обязанности которого входит чтение нараспев стихов, отбивание ритма и руководство всей церемонией. Он бьет в барабан, и представление начинается.

Мужчины, выстроившись в крут, делают под пение ведущего какие-то упражнения, прыгают, крутясь в воздухе, машут тяжелыми деревянными булавами, которые здесь называют «миль».

— Во всем этом есть глубокий религиозный смысл, — объясняет Лейла. — Так они укрепляют свой дух и тело.

Нам смысл непонятен, действо больше напоминает ритмическую гимнастику для мужчин. Но на некоторых выступающих весь этот антураж действует, и они впадают в состояние, близкое к трансу.

В конце выступления главный атлет читает текст присяги, призывая быть честными, добросовестными, не пить вина, придерживаться законов «зурхане». Воины хором говорят: «Клянемся».

Это представление, повторяющееся с древних времен, было неплохой тренировкой перед боем на мечах, но в современной войне вряд ли поможет. Скорее это вид спорта, который вполне имеет право на существование.

Святыни зороастризма

Повсюду были храмы, изображения богов, молитвы и жертвоприношения, церемонии и шествия, молящиеся и жрецы. Но кто же в силах найти концы в этом запутанном переплетении верований? Брахманы и магометане, огнепоклонники и буддисты… Какой же из множества культов самый древний, самый священный и чистый?

Герман Гессе. Роберт Эгион

Об этом редко вспоминают, но самым первым пророком, сформулировавшим все базовые принципы ближневосточных религий, был Заратуштра, или как его называли древние греки — Зороастр. Именно этот философ, живший в Восточном Иране где-то в XV–XII веках до н. э., провозгласил, что бог, Ахура-Мазда, один и создал первую монотеистическую религию — зороастризм, ставшую государственной в персидской империи.

Согласно учению Зороастра, Ахура-Мазда совершил акт творения нашего мира в два этапа. Сначала он создал все в нематериальном, духовном мире. Затем придал всему материальный вид. Когда мир стал материальным, началось сражение со злом, так как, в отличие от «духовного», «материальный» мир оказался уязвимым для сил зла. На него напал Злой Дух (Ангра-Майнйу), который ворвался в мир через нижнюю сферу каменного неба. С тех пор на земле идет война между добром и злом, и человечество имеет свое предначертание — в союзе с Богом победить зло и восстановить мир в первоначальном, совершенном мире. «Творение» — первое из трех эр, на которые делится история мира. Нападение Злого Духа и борьба с силами зла — второй этап. На третьем этапе, добро победит, зло будет полностью уничтожено, и люди будут жить в полном спокойствии и мире.