Затерянные миры

Подняв факел, он зажег его и начал поиски, не обращая внимания на покрытые толстым слоем пыли саркофаги у входа в подземелье. Когда они с Илалотой были здесь в последний раз, она показала ему глубоко внутри склепа нишу, где, как она сказала, в свое время ее ждет вечный покой среди других мертвецов. Проходя мимо рядов саркофагов, он ощутил в затхлом воздухе странный приторный запах жасмина, словно аромат весеннего сада. И этот запах привел его к саркофагу, который, в отличие от других, стоял открытым. Там он увидел Илалоту, лежащую в ярких похоронных одеждах. И над ней витала такая странная лучистая благодать, такое чувственное спокойствие, что Тулос замер, словно пораженный заклятием.

— Я знала, что ты придешь, о Тулос, — прошептала она, шевельнувшись, словно от жара его поцелуев, которыми он начал покрывать ее шею и грудь...

Факел, выпавший из рук Тулоса, погас в пыли... Ксантлича, рано уединившаяся в своих покоях, не могла заснуть. Может быть, она выпила слишком много или слишком мало темного ароматного вина, а может, ее кровь волновалась при мысли о возвращении Тулоса или мучила ревность из-за жаркого поцелуя, который он запечатлел на руке Илалоты. Ей не спалось; она встала за час до встречи с Тулосом и стояла перед окном спальни, ожидая, что прохладное дыхание ночи ее освежит.

Однако воздух, казалось, был накален до предела. Сердце Ксантличи гулко билось в груди, она задыхалась. Вид залитого лунным светом сада еще более усилил ее волнение. Она отправилась бы в павильон раньше назначенного срока, но даже несмотря на нетерпение, ей хотелось помучить Тулоса ожиданием. Перегнувшись через подоконник, она увидела, как Тулос пробирается между кустами и деревьями. Ксантлича удивилась необычной быстроте его шага. Ей стало любопытно, куда он так спешит, ведь направлялся он явно прочь от того места, где она назначила ему свидание. Вскоре он повернул в кипарисовую аллею, ведущую к северным воротам, и королева потеряла его из виду. Удивление ее сменилось тревогой и гневом, когда спустя некоторое время он не вернулся.

Ксантлича не могла представить себе, чтобы Тулос или любой другой, будучи в здравом рассудке, осмелился забыть о свидании с ней. И в поисках объяснения она предположила, что он находится под действием какой-то могущественной черной магии. Королева знала, что Илалота любила Тулоса до безумия и безутешно горевала, когда тот бросил ее. Поговаривали, что она безуспешно применяла различные заклинания, чтобы вернуть его, тщетно призывала демонов и приносила им жертвы, а также использовала наговоры, чтобы накликать на Ксантличу смерть. В конце концов она умерла от разочарования и отчаяния, или, может быть, покончила с собой с помощью какого-нибудь особого яда... Но, как полагали в Тасууне, ведьма, умирающая таким образом, может превратиться в ламию или вампира и продолжить свое колдовство...

Королева содрогнулась от этой мысли. А еще она вспомнила о странных и зловещих изменениях, сопровождающих такую смерть: ведьма, использующая силы ада, сама превращалась в подземную тварь. Она представила, какая судьба ждет Тулоса и какая опасность подстерегает его, оправдайся ее предположения. И понимая, что и она не избежит такой опасности, Ксантлича все же решила последовать за лордом.

Времени на сборы не оставалось. Она вытащила из-под шелковой подушки кинжал, который всегда держала при себе. Лезвие его от рукоятки до кончика клинка было отравлено ядом, губительным как для живого, так и для мертвого. Зажав кинжал в правой руке и держа небольшую лампу в левой, Ксантлича тихо выскользнула из дворца.

Последние винные пары, отуманивавшие ее сознание, испарились, но зато проснулся какой-то неосознанный страх, предостерегающий ее, словно голос предков. Однако приняв решение, она последовала за Тулосом по пути, ранее проложенном могильщиками. Луна, перебираясь от дерева к дереву, сопровождала ее, подмигивая незрячими глазами. Быстрый звук котурнов Ксантличи, нарушающий мертвую тишину, казалось, разрушал прозрачную паутину, которая отделяла ее от мира призраков. Снова и снова ей вспоминались слухи, ходившие о таких, как Илалота. И сердце королевы сжималось от страха, ибо она понимала, что встретит уже не смертную женщину, но создание, возвращенное к жизни из седьмого круга ада. Дрожа от ужаса, она продолжала свой путь, ибо мысль о Тулосе, находящемся в руках ламии, словно раскаленным клеймом жгла ей душу.

Перед Ксантличей раскинулся некрополь, и она направилась под мрачную сень кладбищенских деревьев, в тени которых скрывались склепы, похожие на разинутые пасти чудовищ. Воздух стал влажным и зловонным, словно наполнился испарениями из открытых могил. Королева остановилась, ей показалось, что черные невидимые демоны, возвышаясь над колоннами и стволами деревьев, поднялись перед ней из земли, готовые напасть, если она сделает еще хоть шаг. Однако Ксантлича тотчас опомнилась и смело шагнула в дверь гробницы. Дрожащими руками зажгла она маленький огонек лампы и, пронзая толщу тьмы подземелья узким клинком света, вошла, усмирив страх и отвращение, в это обиталище мертвых... или, возможно, уже не мертвых.

Никогда ей не приходилось видеть ничего более отвратительного, чем эта кладбищенская плесень и вековая пыль, ничего более ужасающего, чем сомкнутые ряды саркофагов в глубоких нишах. Воистину сон мертвых в гробнице был глубок, и тишина смерти, казалось, никогда не нарушалась.

Королева уже сомневалась, что Тулос мог прийти сюда, но, направив луч света на землю, заметила его следы, легкие и почти незаметные среди отпечатков ног, оставленных могильщиками. Следы Тулоса показывали, что тот шел только в одном направлении, в то время как по другим следам стало ясно, что люди шли туда и обратно.

Вдруг Ксантлича уловила шедший издалека звук, в котором слышался стон влюбленной женщины и одновременно как будто рычание голодных шакалов. У нее кровь застыла в жилах, но шаг за шагом она продвигалась вперед, держа перед собой лампу и сжимая за спиной кинжал. Звук становился громче и ближе. Ноздрей ее коснулся сладкий аромат цветов июньской ночи, но, по мере того как она приближалась, этот аромат смешался со странным зловонием и запахом крови.

Еще несколько шагов, и Ксантлича остановилась, словно на ее плечо легла лапа демона. Луч лампы наткнулся на запрокинутое лицо и верхнюю часть тела Тулоса, свесившегося с края блестящего саркофага, который стоял между другими, позеленевшими от времени. Одной рукой Тулос крепко сжимал край саркофага, а другой ласкал склонившуюся над ним смутную тень. Руки этого создания сверкали жасминовой белизной в узком луче света, а темные пальцы были глубоко погружены в грудь Тулоса. Его тело казалось всего лишь пустой оболочкой, а рука безжизненно свисала с бронзового края саркофага, как будто из него выпустили всю кровь, и она вся вытекла из его разодранного горла и вскрытой груди.

Тварь, нависшая над Тулосом, непрерывно издавала не то стоны, не то рычание. Ксантлича стояла, окаменев от страха и отвращения. Вдруг ей показалось, что с губ Тулоса сорвался слабый шепот, еле слышимый стон скорее наслаждения, чем боли. Звук прервался, его голова безжизненно поникла, и королева решила, что он умер. Собравшись с духом, Ксантлича шагнула ближе и выше подняла светильник. Стараясь не поддаваться накатившей на нее волне панического страха, она решила, что с помощью отравленного волшебным ядом кинжала сможет, пусть даже случайно, прикончить убившую Тулоса тварь.

Колеблющийся свет пополз вверх, постепенно освещая призрака, которого Тулос ласкал в темноте... Луч дополз до измазанных кровью птичьих сережек и усеянного клыками алого отверстия полурта-полуклюва. В этом существе не осталось ничего от Илалоты, кроме белых, некогда возбуждавших желание рук и смутных очертаний женской груди, превращающейся на глазах в нечто, не имеющее ни малейшего сходства с человеческим телом, как будто вдохновленный дьяволом скульптор лепил из глины уродливое изваяние. Руки тоже стали меняться, темнея и искривляясь. Когда они окончательно потеряли свою белизну, безжизненно висевшая рука Тулоса поднялась снова и потянулась к ужасному созданию. Тварь, не вынимавшая пальцев из его груди, пристально следила за ним. Вдруг она перегнулась и протянула свои неестественно вытянувшиеся лапы к королеве, как будто собираясь схватить ее или ласкать своими окровавленными когтями, с которых капали сгустки крови.