Затерянные в океане

28 июля

Я оглядываюсь по сторонам. Кругом ночь и темным-темно. Звёзд не видно. Но хотя бы шторм улёгся. Мне завтра стукнет 12, но, кажется, кроме меня, об этом никто не помнит.

Нам очень-очень тяжко пришлось. Гораздо хуже, чем в Бискайском заливе. С тех пор как мы вышли из Сиднея, шторм следовал за штормом, и каждый раз нас относило севернее по Коралловому морю. Рулевой трос лопнул. Папа кое-как его починил, но трос теперь плохо работает. Сама по себе яхта больше идти не может, нужно, чтобы обязательно кто-то стоял у штурвала. А это или папа, или я, потому что маме снова плохо. У неё опять эти спазмы, и в этот раз гораздо хуже. Она не хочет есть, только пьёт сладкую воду. Мама уже три дня не может сверять наш курс с картами. Папа говорит, надо дать сигнал бедствия, но мама ему не разрешает. Получится, что мы сдаёмся, а мама никогда не сдаётся. Мы с папой делали все навигационные измерения. Мы очень старались, правда, но, если честно, мы не очень понимаем, куда нас занесло.

Они оба спят в каюте. Папа совсем замучился. Я стою на палубе у штурвала. Со мной Эддин футбольный мяч. До сих пор он нам приносил удачу. А удача нужна нам, как никогда. Надо, чтобы мама поправилась, а то я не знаю, что нас ждёт. Следующий шторм нам не выстоять.

Слава богу, на море тихо. Мама хоть сможет поспать. А то попробуй поспи, когда тебя непрерывно болтает и кидает.

Вокруг так темно. Даже черно. Стелла лает. Она выскочила на нос. И спасательный жилет на ней не застёгнут.

Это было последнее, что я написал в своём судовом журнале. Дальше шли пустые страницы.

Сначала я несколько раз позвал Стеллу, но она не послушалась. Надо как-то её подманить, решил я, бросил штурвал и полез к ней. И мяч с собой прихватил, чтобы её завлечь, чтобы увести с носа.

Конец ознакомительного фрагмента.