Затерянный храм

– Марина думала, что она вернется, – она все вещи оставила в библиотеке.

– Ну это как раз доказывает обратное. Ты, Эйнштейн, думаешь, ей не приходило в голову, что надо оставить ложный след, чтобы задержать нас?

Что-то сработало внутри Гранта. Не успел Джексон позаботиться о том, чтобы защититься, как Грант, преодолев комнату в три широких шага, схватил его за грудки и вздернул над полом. Он впечатал Джексона в стену и принялся трясти, словно крысу. Его охватила ярость – и, отведя голову назад, он изо всех сил ударил своей макушкой Джексона в лицо. Что-то хрустнуло, из носа американца потекла кровь.

– Пусти меня.

– Отпущу, когда извинишься.

Джексон фыркнул, пытаясь втянуть кровь носом.

– За что извиниться? За то, что обидел твою шлюшку-коммунисточку?

Невозможно представить, что сделал бы Грант в следующий миг, но тут раздался стук в дверь. Все трое повернулись туда.

– Не сейчас, – прохрипел Джексон.

Может, он тихо говорил, а может, его за дверью не поняли. Дверь открылась. В коридоре стоял престарелый портье в белой тужурке. Увидев, что происходит в комнате, он переменился в лице.

– Телефон, – прошептал он в полнейшем ужасе. И изобразил телефонную трубку при помощи большого пальца и мизинца. – Мистера Гранта к телефону.

Грант бросил Джексона и побежал за портье, второпях чуть не спихнув его с лестницы. Джексон ринулся за ним. Служащий за стойкой вытаращил глаза, увидев пятна крови на рубашке Гранта, и безмолвно протянул ему трубку. Грант собирался взять ее, но тут протолкался Джексон.

– Это мне звонят.

– Верно. Но я тоже хочу слышать. – Джексон повернулся к служащей: – Есть еще аппарат? – Он поднял обе руки и, изображая телефон, сделал тот же самый рогатый жест, что и портье. – Ики телефон? ^[60]

60

Где телефон? (тур.)

Служащая указала на противоположный конец стойки. Она переключила штекеры на коммутаторе и кивнула. Грант и Джексон взяли трубки.

– Это Грант.

Связь была плохая – на линии слышался шум, потрескивание электрических разрядов, но голос звучал ясно и холодно.

– Моя фамилия Курчатов. Ваша подруга у меня. – Сердце Гранта забилось быстрее. Он молчал. – Я обменяю ее на табличку.

Джексон на другом конце стойки закрыл трубку рукой и одними губами произнес:

– Тяни время.

– Ваш друг Бельциг украл табличку.

– Есть и вторая половина. – В голосе возникла опасная нотка. – Более важная. Вы украли ее из дома француза.

– Мы оставили ее в Греции.

Трубка зашипела:

– Ради спасения вашей подруги надеюсь все же, что это не так.

– Вам от таблички все равно никакого проку. Вы не сможете ее прочитать.

– Это мы сами решим, когда вы нам ее отдадите.

– Не могу.

В голосе Курчатова зазвенела сталь:

– Отдадите. Завтра в это же время мы встретимся с вами на пароме в Юскюдар. ^[61] Вы принесете табличку.

61

Район Стамбула, расположенный на азиатском берегу.

Связь прервалась.

– Ну теперь ты согласен, что Марина на них не работает?

Джексон, кажется, собирался что-то сказать, потом поймал взгляд Гранта и проглотил свои слова. Он повернулся к Риду:

– Как идет перевод?

Рид был мрачен.

– Сегодня утром мне показалось, будто у меня что-то получается. А днем я понял, что точно так же мог бы выдумывать слова сам.

– Мы можем вам чем-нибудь помочь? – спросил Грант.

Джексон затянулся сигаретой.

– Чем же? Если он не может прочитать, то ты и подавно не сможешь. А по мне, так это вообще все один какой-то древнегреческий язык.

Шутка была не новая и даже не смешная, но на Рида она произвела удивительное впечатление. Он вдруг сел прямо, внимательно посмотрел на Джексона и вскочил на ноги.

– Извините, – пробормотал он и выбежал из комнаты.

Джексон и Грант последовали за ним в соседнюю комнату. Оказалось, что профессор стоит на коленках у кровати, роясь среди раскиданных по полу бумажных завалов.

– Что такое?

Он повернул к ним лицо. Его светло-голубые глаза были широко раскрыты, но профессор вряд ли видел своих собеседников.

– Кажется, я понял.

Глава двадцать девятая

Этой ночью никто не спал. Грант и Джексон по очереди несли караул в коридоре, отбивая атаки сонливости бесконечными сигаретами и чашками кофе. Риду никакие стимуляторы не требовались. Каждый час они стучали в дверь, чтобы спросить, не нужно ли ему чего-нибудь, и всякий раз он взмахом руки отсылал их прочь. Согнувшись над своим столом в круге света, в халате поверх одежды, профессор что-то яростно писал, напомнив Гранту старую детскую сказку про карлика Румпельштильцхена, который трудится всю ночь, чтобы из бумаги и глины добыть золото.

Грант, даже когда не нес вахту, уснуть не мог. Он лежал в своей постели, и его трясло от кофеина, никотина и усталости. Он пытался не думать о Марине, а когда это не получалось, старался перебить свои мысли счастливыми воспоминаниями. Это тоже не помогало. В три часа ночи, сменившись со второй вахты, он вышел на крышу и встал на террасе, вдыхая окружающую ночь. Отель находился в районе Султанахмет, в сердце старого города. Справа был виден кончик обелиска на древнем ипподроме, далее друг на друга наползали купола Синей мечети и шпиль собора Святой Софии. Наверное, впервые в жизни Грант ощутил красоту истории.

Когда он вернулся вниз, коридор оказался пуст, а дверь к Риду открыта. Грант побежал было, но замедлил шаг, услышав в комнате знакомые голоса. Рид был у себя, он сидел развалясь в кресле, а Джексон глядел через его плечо на что-то, лежащее на столе. Джексон поднял голову:

– Он справился.

Рид, конечно, устал, но все равно выглядел потрясенным, как человек, который заглянул за занавес в каком-нибудь священном храме и не до конца осознал, что он там увидел.

– Шутка Джексона оказалась более чем буквально верной. Язык линейного письма Б – греческий. Очень примитивный, архаичный, но узнаваемый.

– Мне показалось, вы говорили, что греческий предлагали чуть ли не с самого начала.

– Да. Но тогда это были только догадки – предлагали ключ, когда самого замка еще не было. Все равно что смотреть на радиоперехват сообщения, зашифрованного на «Энигме», не зная, откуда оно пришло, и утверждать, что оно может быть на немецком. Все это очень хорошо, но ничего не значит, пока не разгадаешь код, не узнаешь грамматику и синтаксис и способ, каким представлен язык. Вам придется все выстроить заново – с самого низа до самого верха, и только тогда сравнения с другими языками могут помочь. В нашем случае нам с вами несказанно повезло. Это мог бы оказаться совершенно новый язык или такой, который связан со знакомыми нам языками очень отдаленно. А вышло, что это один из самых изучаемых языков в нашем мире.