Затмение: Полутень

Но... Лестер. Они Лестера сцапали.

Лестеру руки заломили за спину и сковали пермапластовыми наручниками; по затылку текла кровь. Она подумала только: Чу была права.

Она уставилась им вслед. Эсбэшники вошли в лифт. Двери сомкнулись за ними. И за Лестером.

Вот и всё.

Она его потеряла.

Нью-Йоркская городская тюрьма

Чарли выжил, а вот Анджело погиб.

Анджело оставил его. Вышел с потом, переварился и слился в унитаз с мочой. Выжег его изнутри.

Но Чарли оказался там, где оказался, поскольку неврологический Анджело, действуя через Чарли, напал на копа. Чёрт побери, это Анджело его сюда привёл.

Камера была полностью автономная, с роботизированной охраной, из новейших; человека-охранника Чарли не удостоился. В камере с ним сидел другой парень, невысокий, молчаливый, с поднятой дыбом причёской, по виду — китаец. Из одежды на сокамернике имелось окровавленное ЯБлоко: тем утром его приволокли с публичного антинасильственного избиения.

Лицо китайца покрывали кровоточащие ссадины и синяки. Когда парня сюда бросили, Чарли уже провёл в камере всю ночь без сна и как раз успел проглотить скудный завтрак. Чарли пытался не смотреть на китайца, конвоируемого мусорным баком на колёсах, но не сдержался и таки взглянул новоявленному сокамернику в избитую физиономию.

Он задумался, что бы оставили от Чарли Честертона в случае смерти того копа. А впрочем, какая разница? Нападения на копа вполне достаточно.

Ты по уши в дерьме, Чарли.

В тюрьме было холодно, уныло и гулко. Как в огромной, медленно поворачивающей жернова костедробилке.

Чарли мерял шагами крошечную пластибетонную камеру. Тут хватало места, чтобы пройтись вдоль стены и развернуться, но не более. Поворачиваясь, он испытывал боль: когда копы увидели, что он напал на одного из них, то малость озверели, уложили и врезали дубинками раз десять. Чарли ещё повезло закрыть голову руками. Копы успели только выбить из него дух и сломать несколько рёбер, как появился сержант и остановил их, сказав:

— Этот говнюк ещё получит по заслугам.

Поэтому ходьба доставляла ему боль. Но он должен был как-то сбрасывать внутреннее напряжение и боялся сесть, да и холодно тут было.

Китаец молча сидел на койке и мрачно следил за прогулкой Чарли. Кроме двух откидных коек, в камере имелся туалет без сиденья. С трёх сторон — невыразительные белые стены, в одном месте украшенные охряной надписью: ГОВЕННЫЕ СВИНЬИ. Автор надписи воспользовался фекалиями.

С четвёртой стороны камеры от потолка до пола протянулись стальные прутья с острыми краями: даже руки толком не просунешь. Камерах в двух вниз по коридору какой-то нарик с устрашающей регулярностью, примерно через каждые десять минут, завывал, колотя башкой о стену:

— Вамасетем говиньи вамотавлю!

На техниглише, снова и снова. Ваша мама сосёт всем, говённые свиньи, я вам этого так не оставлю. Ваша мама сосёт всем, говённые свиньи, я вам этого...

— Завали е...ник! — завопил Чарли где-то через час. И добавил на техниглише: — Тедастся мозитьену — оняжнили! — Что означало: Тебе не удастся мозги выбить о стену — они и так уже сгнили! Нарик перестал колотиться о стену, кретински захихикал и продолжил:

— Вамасетем говиньи...

— Говённые свиньи, — пробормотал Чарли, выслушав мантру безумца в трёхсотый раз. — Теперь-то мы точняк запомним, кто в этой камере до нас сидел. — Он мотнул головой в сторону фекальной надписи. — Херовая дизайнерская наркота, видеонакачка — и окончишь свою жизнь-жестянку говённой свиньёй.

В этот миг китаец единственный раз за всё проведённое вместе с Чарли время открыл рот и произнёс:

— Скорее всего, он уже и так свихнулся оттого, что о стенку колотится. Черепно-мозговая, знаешь ли.

Чарли поморщился и отвернулся, смежив веки.

Когда за ним придут? Антинасильственные законы предписывали осудить его и вынести приговор в течение семидесяти двух часов с момента задержания, поскольку Чарли обвинялся в покушении на убийство. Таким образом, у него оставалась пара дней самое большее. Но он ведь на копа напал. Избил, может, даже убил. Возможно, его случай сочтут приоритетным. А коль скоро он напал на копа, его бы всё равно приговорили к смерти, даже выживи потерпевший. Так, в новой редакции, предписывали Антинасильственные законы.

Конечно, после этой истории с сенатором (и учитывая, что НС поспособствует утечке в СМИ информации о том, как сенатора обвинили облыжно) Конгрессу придётся пересмотреть и смягчить Антинасильственные законы. Но это займёт несколько месяцев. Если даже действие АНЗ будет приостановлено, Чарли это уже не поможет.

У него было право на единственный звонок. Он выбрал связника в НС — но на том конце гребаной линии так долго не брали трубку, что Чарли не успел и слова сказать, как связь прервалась операторским сообщением: Пожалуйста, вставьте ещё пятьдесят неопенсов для продолжения разговора. После этого время вышло, появились копы и вытащили его из кабинки.

НС даже не знает, где он. Не в курсе, что с ним случилось...

Он услышал, как по коридору, скрипя колёсами, едет мусорный бак.

Чарли воспрянул духом: а вдруг Новое Сопротивление всё же прислало ему адвоката или взяткой купило ему свободу, или...

Но мусорный бак сказал лишь:

— Чарльз Честертон, пожалуйста, выйдите из камеры. Вас ожидают судебный процесс и приговор. Следуйте за мной.

Бак говорил безлично-вежливым мужским голосом, и в старом вокодере потрескивало.

Формой и размерами робот напоминал обычный уличный бак для мусора, с тем отличием, что у него имелись глазок камеры, динамик спикерфона и два сопла. Одно для слезоточивого газа, второе, надо думать, для какого-то нокаутирующего воздействия. Роботы-охранники — крутые штучки, увесистые, и даже если ухитриться опрокинуть такого прежде, чем он на тебя наедет, выход из блока камер всё равно останется заблокирован, а в коридоре снаружи всегда дежурят охранники из плоти и крови, с пушками, дубинками обратной отдачи и хлыстами. А стоило какому-нибудь умнику сцепиться с мусорным баком, робот тут же передавал сигнал тревоги на контрольный пост, включались сирены, и это значило, что тебе скоро задницу на фашистский флаг порвут.