Зато ты очень красивый

– Ну… правда. А чего особенного? Вышла и вышла – с кем не бывает?

– Ой, ну, Глория, тебе же это совершенно не подходит! У тебя такой характер… такой резкий стиль… Я и подумать не могла, что кто-нибудь… что ты когда-нибудь выйдешь замуж!

– Зин, что ты-то знаешь о замужестве, м-м?

У Зины моментально задрожали губы.

Та-ак… началось, подумала я, но тут, к счастью, прибежал Тарасик, залаял, давая знать, что меня кто-то там зовет.

Я пошла за ним.

В прихожей было почти темно, только свет из кухни рассеивал полумрак.

Майка забилась в угол, у самой двери, ее трясло, глаза блестели, как у мышонка, который собирается задорого продать свою жизнь.

Артем, невысокий и не сказать чтобы громоздкий мужчина, нависал над ней злой глыбой и пытался ухватить за запястье.

– Брек! – сказала я, вклиниваясь между ними и отталкивая Артема. – Что у вас тут опять? Рецидив? Артем, отойди, ты ее пугаешь!

Майка вцепилась мне в локоть. Артем отступил на шаг, усмехнулся:

– Ты, Гло, со своими собаками сама стала как собака…

Тарасик, рыча, вцепился Артему в брючину.

– Пнешь собаку – убью, – сказала я. – Тарас, фу, сядь.

Тарасик отпустил Артема, тот резко повернулся и ушел.

Майка сползла по стене, я села рядом:

– Ты зачем пришла?

– Я… тебя хотела видеть… Мне Артем сказал, что ты сегодня приезжаешь…

– У вас опять вся эта фигня началась?

– Нет… нет. – Майка уткнулась мне носом в плечо. – Ничего не началось. Он хочет, чтобы… Но я не хочу. Не хочу…

– Ну и все. И успокойся. Никто не может заставить тебя делать то, что ты не хочешь…

– Может. Он – может… Ты его не знаешь…

– Не может, Майка. Никто не может. Хочешь Артема – твое дело. Ничье больше. Ни этих, – я кивнула на комнату, – ни Кирилла. Ни Артема даже. Хочешь Кирилла – оставайся с Кириллом. Только не обманывай его, пожалуйста. Не тот он человек, чтобы спокойно пережить обман…

– Нет! Я и не обманываю! Все было хорошо и у нас, и у Артема, а теперь его опять заклинило, он меня… Не могу я с ним. Хорошо, что ты приехала…

– Меня Артем позвал. Он тебя любит, Майка, и всегда будет защищать. Даже от себя…

Майка вздохнула, просунула мне руку под локоть, и мы немножко посидели на полу, в полутьме, молча.

Майка зашевелилась, я встала, помогла и ей подняться.

– Ты зайдешь к нам? На Аську посмотришь, она такая большая уже…

– Постараюсь. То есть я хотела, но теперь как пойдет, ладно?

– Ладно…

Майка ушла, я закрыла за ней дверь и вернулась в комнату.

Артем, сгорбившись, сидел за мольбертом на высоком табурете, подобрав ноги на перекладину, и тщательно выписывал блики на бутылках.

Девушки сидели там же, где я их оставила, и, словно стервятники, неотрывно глядели на Артема.

Я вздохнула и пошла на них как на кур, слегка растопырив руки:

– Девушки, а не пора ли и по домам?

– Почему ты здесь распоряжаешься? – возмутилась красавица. – Артем! Артем!!!

Артем и головы не повернул.

– Встаем. Одеваемся. Уходим. Иначе сама соберу в букет и вынесу на снег. Быстро.

– Пойдемте, девочки. С ней лучше не связываться. Она… – Зина покосилась на Артюшу и давать мне характеристику поостереглась.

Зина первой потянулась к двери. Неудивительно – она одна из всех точно знала, что я ей не соперница, не очередная Артюшина телка, и это был хороший повод увести и запутать остальных.

Я стояла над ними как надсмотрщик, пока они пыхтели, обувались, кутались в шубы.

Проводив дорогих гостей, я вернулась к Артему.

Он перешел к выписыванию узоров на скатерти.

Я немного выждала и запела мерзким, пингвиньим голосом (да, никто не знает, как поют пингвины. Может быть, это к лучшему. Сердце мне подсказывает, что не очень хорошо):

– Цветы роняют

Лепестки на песок.

Никто не знает,

Как мой путь одинок…

– И набирая силу, с чувством, громче:

– Сквозь дождь и ветер

Мне идти суждено!

Нигде не светит

Мне родное окно!!!

Живу без ласки,

Боль свою затая-а-а-а-а-а-а!!!

Всегда…

– Гло, прекрати! – не выдержал Артем. – Это отвратительно!

– Да, я шут, я циркач, так что же?

Пусть меня так зовут вель-можи-и-и-и!

Как они. От меня. Далеки.

Да-ле-ки-и-и-и-и-и-и…

Никогда. Не дадут. Ру. Ки.

– Гло, хватит! Ты мне как что-нибудь напоешь, я потом неделю правильной мелодии вспомнить не могу, – давясь хохотом, простонал Артем.

– Со смертью играю —

Смел и дерзок мой трюк,

Все замирает, все смолкает вокруг,

Слушая скрипку, дамы в ложах замрут,

Скажут с улыбкой – храбрый шут…

– А вот, кстати, – оживился Артем, – ты слышала новый альбом Скрипки? У меня есть!

Он метнулся к магнитофону, включил, и оттуда, заглушая мои вопли, зазвучали «Воплi Вiдоплясова»:

Вірю я, що усе, все буває.

Немає

Лиш мене в тім краю, в тім раю.

Моя дивна постать – фігура блудить степом.

Хай не зрадіє останнє

світання

Моїм рисам, моїм речовинам —

клітинам.

Задля тебе, кохана,

Я позбудусь навічно фізичного тіла,

ай, мила.

Я займуся вогнем —

міжзоряним дощем,

ненаглядна моя…

– Смычок опущен, и мелодия допета. Ну все, с Олегом Юрьевичем мне не тягаться, – сдалась я. – Может, теперь покормишь все-таки? И какого дьявола здесь так холодно?

– Так дом только недавно сдали. И как-то криво… Перебои с отоплением…

– Перебои с отоплением?! В феврале?!!

– Ну, в июне никто и не заметил бы. Обидно было бы, да? Пойдем на кухню.

На кухне стояли электрическая плита, раскладушка и стол. Впрочем, в холодильнике при таких делах и не было нужды.

Артюша принес мне одеяло, и мы с Тарасиком, завернувшись в него, как индейцы, сидели на раскладушке, пока Артем готовил ужин.

– Оставь ее в покое, – сказала я. – Только зря мучаешь…