Затворник

Но город был за спиной. Поэтому Рокот напускал на себя такой бравый вид, с каким обычно ходил осматривать собственное имение, и шел своим путем.

– Ну как, тихо пока?
– спрашивал воевода сторожей строго и спокойно.

– Тихо, воевода!

– Добро! Глядите в оба! Чуть что заметите - орите, бейте в била, бросайте огонь за стену! Лук натянут?

– А то как же!

– Так и держи! Не снимай, пока не сменят!

И шел по стене дальше. Видя в воеводе такую невозмутимость, ополченцы хватались за нее, как за ниточку, как за последнюю преграду перед лицом ужаса. Раз полководец не боялся за общее положение, то и простому воину оно начинало представляться не таким уж жутким.

Ночь, однако же, только начиналась...

Вражеское наваждение не только туманило и иссушало разум, но кажется, высасывало силы и из тела. Ноги воеводы обмякали, голова наливалась тяжестью. Сон и усталость наваливались каждую минуту сильнее. Всю свою богатырскую силу он собирал, чтобы не показать этого, но не многие вокруг имели такую силу. Рокот видел, как с другими людьми на стенах творится то же, что и с ним, и никого не мог упрекнуть в слабости.

– Воевода!
– сказал ему один из старшин - Под стеной землю едва видно! Как бы не подползли! Не заметить бы слишком поздно!

Рокот велел удвоить число людей в пролетах, и сменять еще чаще, да почаще бросать огня на вал, а сам продолжал свой обход.

Заполночь появились волки. То ли мары в образе хищников, то ли призрачный морок, то ли живые звери, согнанные сюда колдовской силой. Словно несколько больших стай в кромешной тьме подошли с разных сторон к холму, расселись и принялись надсадно выть. Самих волков никто не видел, но их тошный сводящий душу вой раздавался без перерыва. По приказу Рокота с башни выпустили на звук горящую стрелу из самострела. Ни в кого, конечно, не попали, зверей в свете огонька тоже не увидели. Только обрывистое рычание донеслось до стены. Вой в этой стороне на минуту затих, но скоро возобновился с прежней силой.

– Пробуют нас пугать, вот и нагнали бесовых шавок, чтоб они тут голосили!
– сказал Рокот бойцам - Пускай! Мы зайцы что ли, от одного волчьего воя дрожать! Только меньше спать хотеться будет! Не стрелять в них, стрелы зря не терять! Но ухо востро держите: как бы молокососы под этот шумок не забрались на вал!

Рокот без перерыва обходил стену круг за кругом. Следил, чтобы часовые не дремали, чтобы сменялись вовремя, чтобы не зевали, но и не высовывались слишком, чтобы не гас свет на стенах. Лишь дважды за ночь он прилег вздремнуть на полчаса. Вместе с ним несли стражу и помогали распоряжаться караулами двое его первых подручных - Свирепый и великан Большак.

Меж тем становилось все тяжелее. Темнота над городом сгущалась. Звезд не было видно совсем, луна едва-едва проглядывала сквозь пелену тьмы, накрывшую все. Огни на стенах тускло освещали землю на той стороне лишь на пару шагов. От волчьего воя ком стоял в горле. Часовые с трудом держались на ногах. Сменные спали мертвецким сном, разбудить их, поднять и отправить на посты стоило больших трудов. Могучий Рокот вымотался так, что обойдя очередной круг по стене, садился передохнуть. Тут же все в его голове начинало кружиться, расплываясь, Факела двоились и троились. Рокот вздрагивал, отгонял наплывающий сон, вставал и снова шел в обход.

– Не спать! Глядеть в оба!
– говорил нарочито громко каждому часовому - Заснем - всех перережут, как при Затворнике зарезали князя Храбра! Глядеть в оба!

На полуденной стороне стены часовые услышали движение на склоне. Тут же ударили тревогу, скатили с вала несколько подожженных колод, но только на миг увидели мелькнувшие спины табунщиков, тотчас скрывшихся в темноте. Рокот послал по городу всадников, скакать с вестью, что внезапный приступ отбит, все спокойно.

Через час то же повторилось и с другой стороны, там степняки, разбежавшись, напоследок пустили из темноты стрелы и ранили одного сторожа. Ыкан появлялись и исчезали, то ли нащупывали в обороне города прореху, то ли просто старались измотать защитников.

Пришло уже время для утренней зари, но заря, ко всеобщему ужасу, не показывалась. Небесный свод, которому положено было начинать просветляться, наоборот, темнел все сильнее. Воины смотрели в рассветную сторону, и в страхе переглядывались, не смея заговорить, чтобы не накаркать беду. Где-то в городе снова раздался женский плач.

Рокот, чувствуя, что последние силы оставляют его, велел позвать Большака и Свирепого.

– Свирепый! Разошли людей, пусть будят всех старшин, всем вставать на стражу. Все, кто сейчас отдыхают, пусть идут на стену, и досыпают прямо здесь. С минуты на минуту ждем приступа. Огня побольше! Кто будет говорить, что утро не настанет, кричать, или как-нибудь с перепугу других пугать, тех успокаивать. Кто не послушает - сразу вязать и в яму! Тебе, Большак, поручение: найти ту бабу, что в городе орет, найти, и в дом запереть. Возьми людей, и расставь по улицам. Вели всех, кто станут во дворах орать, тех туда же! Пусть взаперти орут!

Время шло. Ночь не отступала, становясь только чернее, и чернее, уже и луна совсем пропала с небес. Город просыпался, и на его улицах нарастал гул испуганных удивленных голосов. Крики и плач раздавались все чаще. То тут, то там, стеная, голосили женщины. Орали и ругались в переулках люди Большака. Кукарекали в свое время петухи, а утро, которое они встречали, казалось, прошло мимо злосчастного города стороной. Но весь этот гомон не мог заглушить жуткой песни волков, которых, кажется, прибавилось вчетверо. Их вой уже доносился не из-за стен - он стоял во всем воздухе города, сидел в голове, в костях, в печенках, и саднил изнутри...

– Боярин!

Рокота одернуло от полудремы. Опять сморило! Стоило всего только об столб на миг облокотиться ... Перед воеводой стояли трое горожан с горящими факелами, двое бородатых стариков, и один мужик помоложе.

– Вам чего?

– Боярин, мы с закатной стены.
– Заговорил один старец - Нас спросить послали: утро будет, или нет?

– Что?
– Аж опешил Рокот от такой новой обязанности: обеспечивать городу наступление утра.
– Вы в своем уме? Я-то почем знаю, будет оно, или нет!

– Ты не сердись, боярин.
– сказал второй старик - Мы и не про тебя. Говорят, человек, который к тебе приехал, сильный колдун. Может, он знает? Где он есть?

– Он... там где надо. На своем месте он, граждане. У нас все по своим местам. Он на своем, и вы на свои места идите. Да скажите там всем, чтобы с минуты на минуту были готовы отражать приступ. Ступайте, добрые люди!

Громыхнув, затворилась тяжелая подвальная дверь, и Молний остался один в полумраке.
– лишь слабый огонек догорающих в горшке головешек чуть-чуть освещал коморку. Молний острием меча поддел из сосуда пепла побольше, и с заклинанием насыпал на земле круг. Потом, отложив больше не нужный меч, он вошел в середину круга, присел на корточки, и стал вполголоса говорить колдовские слова. В золе и пепле, потухших было на холодной сырой земле, вдруг зажглись крошечные искорки. С каждым словом Молния они светили все ярче и сильнее, пока не вспыхнуло вокруг богатыря огненное кольцо, похожее на то, что создал Рассветник под Новой Дубравой. Тонкие язычки огня медленно и плавно перетекали один в другой, сливались и снова раздваивались. Пепел горел и не сгорал.

– Не вокруг себя зажигаю огонь, - шептал Молний - А вокруг города возвожу огненную стену! Пусть темная сила не пройдет в город, пока не одолеет моей преграды! В этом порука мое слово, и сама моя жизнь!

Так Молний встретил заход солнца. Началась его стража.

Давным-давно, впервые оказавшись наяву в потустороннем мире, Молний смотрел вперед себя открытыми глазами, как привык в жизни. Но чтобы видеть духов и человеческие призрачные тени, глаза не нужны - даже наоборот, они больше мешают. С тех пор Молний странствовал между той и этой сторонами много раз, и обычным зрением здесь давно не пользовался. Сейчас он закрыл глаза, и ему стало видно сразу все за пределами огненного кольца - и спереди, и сзади, и повсюду вокруг.