Затворник

У Хвоста отлегло от сердца.

– Тебя твоему хозяину мы тоже не выдадим. Иначе мне пришлось бы отправить половину моего отряда на полдень. Некоторых - князьям и боярам в их владения, некоторых - в королевское войско, которое сейчас воюет с твоим князем. Кое-кого пришлось бы даже отдать господину Колаху. Поэтому мы не вернем ему тебя, и не продадим за серебро.

Пока что ты останешься с нами, и если не окажется, что ты помощник турьянцев, то ты получишь полную свободу, как только наш отряд придет в населенную страну. Пока что за тобой будет смотреть Кормахэ, поскольку вы оба из ратайской страны. Кормахэ!

– Да, Сотьер!
– отозвался Кувалда.

– Я поручаю тебе смотреть за ним, пусть ни на шаг не отходит от тебя. Пусть ест из общего котла, и спит с тобой рядом (Хвост заметил, как по толпе бенахов пробежался очень сдержанный смешок) Если увидишь, что он собирается бежать, или попытается как-нибудь нам навредить, то убей его немедленно. Если он убежит или как-нибудь навредит, будешь держать ответ передо мной. Раба отдашь, чтобы его отвели к остальным. И смени на этом ратае одежду.

Сотьер вернулся к своим санкам, и снова сел на них. Хвост заметил, что нарты еще недавно были крытыми. Сейчас все покрытие с них сорвали, остались целы лишь дуги из гнутых жердей. На санях, рядом с сидящем военачальником, Хвост увидел, в ворохе шкур и тряпок, убитого старика. Мертвец был одет в пышные меха, увешан оплечьями и бусами, то ли из кости, то ли из дерева. На голове торчал колпак из волчьей шкуры с мордой и ушами, и жидкая прядка седых волос спадала из-под него он лоб. Такая же была и борода убитого - седой, тоненькой и редкой. Выпученые глаза глядели вперед мертвым пустым взглядом. Беззубый дряблый рот распахнут...

– Все будет сделано, как ты сказал!
– ответил Кормахэ воеводе - Будешь теперь со мной!
– добавил он, повернувшись к Хвосту. Хвост молча кивнул.

Так Хвостворту снова стал свободным. На словах или на деле, к худу или к добру - он пока еще не знал.

3.5 БАБА-КОНЬ

Кувалда подвел Хвостворту к вороху трофейного барахла и велел переодеваться. Парень тут же отобрал себе куртку из оленей шкуры с шерстью вовнутрь, с широкой накидкой на голову, пару меховых чулок, тельное, верхнюю рубаху, и прочее. Все это он тут же надел на себя, ничуть не стесняясь того, например, что в рубахе была дыра чуть ниже сердца, и льняная ткань в этом месте напиталась кровью. Хвосту вообще последние пару лет приходилось носить лишь то, что он снимал с убитых и пленных. Свое прежнее тряпье он стягивал с таким рвением, что хлипкие швы трескались и расходились. Все лохмотья он побросал на землю, в сторону от общей кучи.

Сюда, к одежной горке, привели и шестерых "турьянских пленников" - таких же как первый, грязных, вонючих и лохматых. А худых! Ноги - тонкие точно у цапель, в россыпи бардовых язв. Ребра можно пересчитать все до последнего! Лица - не лица, а черепа, туго обтянутые кожей... Одежды, какую носят люди, на них не было вовсе - одни куски старой мешковины и протертых вылезших шкур, часто даже не сшитых, а намотанных на тело, и связанных узлами и кусками полугнилой бечевки. Хвост в своем недавнем рванье - и тот в сравнении с ними был бы как самый нарядный парень городища! Матьянторцы даже не раздевали их, а разрывали, морщась, ветхое тряпье, издававшее гнусный запах, стирали с ладоней черные следы, что оставались на руках от этой несусветной грязнющей драни. Другие приносили подогретую воду в котлах, совали беднягами ветошки в руки, и жестами показывали, как стирать с себя грязь.

– Готов?
– раздался голос Кувалды.

– А?
– оглянулся засмотревшийся Хвост. Кормахэ сидел к нему спиной. Шлем он снял и остался в валяном подшлемнике.

– Тельное одел, говорю!
– рыкнул он.

– Да, да, одел!
– сказал Хвост, натягивая малицу.

Кувалда обернулся, оглядел Хвостворту, и на его лице показалось что-то сродни улыбки.

– Ну вот, на человека стал похож. Хоть и на болотника...

В меховой одежде Хвосту сразу стало теплее. И тут же словно ушло некое напряжение, притуплявшее все его чувства, на время смертельной опасности не дававшее страдать от голода и бессилия. Хвост только теперь подумал о том, как долго он не ел, не спал, и даже на присаживался отдохнуть. Им овладела такое усталость, какого он давно не припомнил. Бегая с Кувалдой вокруг сосны Хвост запыхался, но оттого теперь уже немного отдышался. Та же немощь, которая навалилась на него сейчас, скапливалась ни день и не два. И наскоро от нее нельзя было оправиться - это было уже настоящее истощение. Разом защемило все сухожилия. Слабость в ногах стала такая, будто на одних костях, упершихся одна в другую, Хвостворту еще мог стоять. Голова понеслась кругом...

Кувалда заметил это.

– Ты голодный, наверно?
– спросил он.

– Шутишь, что ли!
– ответил Хвост - Я бы сейчас полбарана съел за присест, а второй половиной еще бы закусил!

– Пошли-ка.

Закинув топор за спину, Кормахэ зашагал по лесу, и Хвост с ним. Впервые увидев Кувалду со спины, Хвост подивился тому, какие широченные у этого детины чресла, и все, что пониже поясницы. Даже в сравнении со всей его массивной фигурой, они выглядели гигантскими.

"С таким курдюком хорошо от стрелков убегать!
– подумал Хвост - Хоть по дюжине стрел в каждую половину всадят, он и не икнет!"

Дошли вдвоем до места, где матьянторцы перед боем сложили поклажу. Кормахэ в куче котомок выбрал свою, и достал из нее сухарь.

– Держи.
– сказал он, протягивая сухарь Хвосту. Хвост схватил сухарь обеими руками, поднес ко рту...

И сухарь исчез! Исчез в один миг, так что не только Кувалда, но и сам Хвост не понял - был ли сухарь вообще!

– На вот еще!
– сказал удивленный Кормахэ, и дал своему подопечному второй сухарь. Но и с ним Хвост расправился так же мгновенно.

– Ну ты даешь, парень! Вижу, одним перекусом ты сыт не будешь! Садись-ка пока, подожди! Сейчас только воду скипятят, мигом похлебка будет.

– А поспать дадите?
– спросил Хвост.

– Дадим, что ж не дать. Сегодня, наверное, отсюда не снимемся, и завтра должны дневать. Так что отдохнешь. Сколько ты скитаешься-то?

Хвост задумался - он только теперь понял, немало удивившись, что сам не знает, сколько времени прошло после его побега, и что последнее время пребывал в каком-то странном забытье. Но и сейчас он не вспомнил о белой фигуре из своих видений.

Пока варилось в котле горячее, Хвост грыз сухари и разжевывал вяленую говядину. А когда подоспела похлебка из того же мяса, крупы и сушеного лука, то стал жадно хлебать дымящееся варево полными ложками, не терпя хорошенько остудить, обжигая губы и язык. Бенахи вокруг смотрели на Хвоста кто с пониманием, кто посмеивался, а тот жрал себе и жрал, и мысленно посылал всех скопом катиться к лешему. Вскоре он набил живот уже так, что двигаться, вкупе с усталостью, стало совсем невозможно, и отодвинулся от котла.

Наевшийся и отогретый, Хвостворту сразу почувствовал, будто стал царем. "Еще бы завалиться теперь спать в теплом возке господина Колаха, да с его бледной девкой!
– полезли в голову мечты одна заманчивее другой - Наверное, после старого кабана я ей сладким как мед покажусь! Пищала бы у меня так, что все округа сбежится!"

У соседнего костра сидели бывшие рабы, уже переодетые в турьянские тряпки. Они тоже собирались обедать. Каждому по очереди бенах подавал ложку, показывал, как ею зачерпывать из котла, и как подносить ко рту. Те смотрели на него бестолково, ни слова не говорили, даже не кивали головой в ответ, будто вовсе ничего не понимали. Но взяв ложку в руки, тут же начинали ею есть, как едят люди.

– Голова все забыла, язык все забыл, только руки ничего не забывают!
– сказал, качая головой, изрубленный бородач, от которого Хвост впервые услышал имя Кормахэ.

– Да что с ними?
– спросил Хвостворту у Кувалды.

– Ты что, правда совсем ничего про турьянцев не знаешь?

– Маленько знаю. Слышал от одного тюти, что они - злой народ и колдуны, и что людей похищают. А толком не знаю ничего. Он мне еще сказал, что от турьянцев никто не возвращается.
– сказал Хвост.