Затянувшийся отпуск

– Хочешь узнать о моем плане? – промолвил он, смотря на Беллу коварным взглядом.

Белла весело пожала плечами и промолвила:

– Хочу.

Она снова удобно прислонилась к его груди, приготовившись услышать о его несостоявшемся плане.

– Блокнот, Белла, был частью плана. Он был специально написан для тебя, – произнес Эдвард и замолчал, ожидая какой-то реакции от девушки. Она молча ждала продолжения.

– Твое изначальное равнодушие, - продолжал Каллен, - а потом твой всплеск эмоций, во время недоразумения с чемоданом, вызвали у меня нешуточный интерес и желание оказаться с тобой в одной постели. Фотография, которую я нашел в твоем чемодане, поставила восклицательный знак в моем решении добиться тебя любой ценой. Не смотря на то, что люди мы все разные и каждый индивидуален в своем роде, в каждом из нас есть определенные качества: гордость, эгоизм, чувство собственности, стремление к общению, желание быть любимыми и кому-то нужными. В каждом это присутствует, только выражено в разной степени. У каждого есть свой тип симпатий. Свой идеалистический образ. Идеал найти сложно, я бы даже сказал невозможно. Но мы все же стремимся найти кого-то более или менее приближенного к идеалу. Нет ни одной девушки, ни одной женщины, которую нельзя было бы завоевать. Главное понять, какой ее идеал. Желая заполучить именно тебя, я пытался понять, кто твой герой, и знаешь, как я был приятно удивлен, когда понял, что мне и притворяться-то с тобой особо не нужно? С тобой мне не нужно было играть чужую роль, потому что я как раз оказался приближенным к твоему идеалу. Пусть не очень благородный, не добрый, не искренний. Пусть плут, шарлатан и мошенник, но во мне ты увидела загадку, непредсказуемость и некую непробиваемость. Ты не могла меня понять до конца, и это вызывало в тебе огромный интерес к моей персоне…

Белла слушала, затаив дыхание и не шевелясь. В душе словно появилась маленькая опухоль, которая с каждым словом, с каждой фразой становилась все больше и тяжелее. У нее было такое чувство, будто к ней залезли в мозги и вывернули их наизнанку, прочитав все ее самые тайные мысли и желания.

– Первое, что мне нужно было сделать, - продолжал Эдвард спокойным, размеренным тоном, - это дать тебе привыкнуть ко мне, к моему общению. И не просто привыкнуть, а сильно привязать, вплоть до некой зависимости. Так как я оказался твоим типом мужчин, понравиться тебе не составило огромного труда. Также мне на руку сыграли твоя самоуверенность и чувство соперничества, азарта. Обычно женщины понимают, что в некоторых вещах они не способны превзойти мужчин. Так заложено природой. Женщина никогда не будет играть в футбол лучше мужчины, никогда не превзойдет его в физических соревнованиях и в некоторых интеллектуальных темах. Ты же почему-то решила, что сможешь. И каждый раз, когда проигрывала мне, невольно восхищалась моими способностями. Хотя любая другая нормальная женщина не восхищалась бы, а приняла это, как должное.

Когда я понял, что ты привыкла, что тебя тянет ко мне, словно магнитом, можно было переходить к следующему этапу. Нужно было дать тебе надежду на то, что ты сможешь заглянуть ко мне в голову, ко мне в душу. Для этого я использовал блокнот. Если его почитать, может создаться впечатление, что он писался больше месяца. На самом деле он был написан за день. Написан специально для тебя, в таком свете, в котором ты должна была его прочесть. Несколько дней в подряд я делал вид, что писал, хотя на самом деле играл сам с собой в «крестики-нолики». Я делал все так, чтобы ты видела, что я пишу, и каждый раз шарахался, когда ты приближалась, делая вид, что там что-то очень личное и секретное. Ты естественно клюнула. Ты не могла не клюнуть. Дальше нужно было, чтобы ты поверила в то, что я влюблен. Ни одна бы девушка не смогла остаться равнодушной к тому, что смогла в циничном и эгоистичном человеке пробудить вдруг нежные чувства любви, романтизма и неуверенности. Это, во-первых. Во-вторых, мне нужно было посеять в тебе чувство вины. Хм, - Эдвард усмехнулся, - чувство вины – интересная штука сама по себе. А чувство вины к человеку, к которому ты неравнодушна, заставляет тебя более трепетно, более чувственно относиться и к этому человеку, и к самому чувству. Чувство вины заставляет себя чувствовать должником. И ты оказываешься опять-таки в определенной зависимости от ожидания прощения. От того, кто может дать тебе это прощение. В тот день, после массажа, помнишь? Я снова взял в руки блокнот, незаметно наблюдая за тем, как ты прячешься за деревом с края джунглей. Тогда я решил, что пора дать тебе прочесть мою наживку и навязать чувство вины. Я отправился в лес, зная, что ты следуешь за мной. Я оглядывался, играя роль осторожного. При этом я старался оглядываться не слишком резко, чтобы у тебя была возможность спрятаться и не «спалиться». Я дошел до нужного бревна, хм, - снова усмехнулся, - и я знаю, в каких кустах ты пряталась. Спрятав блокнот, я начал удаляться, специально насвистывая, чтобы ты могла ориентироваться, насколько далеко я отошел. Отсвистев нужное расстояние, я замолчал и тихонько вернулся обратно. Тебя уже не было. И блокнота не было тоже. Я спрятался за деревьями и начал ждать. Если честно, я не знал, как ты поступишь: вернешься и захочешь положить блокнот на место или решишь не возвращать его. Я склонялся к первому варианту. Мне нужен был первый вариант, но ко второму я тоже был готов. И ты вернулась. Я тебя застукал, как и предполагалось. И дальше опять все пошло по сценарию: моя обида – твое чувство вины. Мой игнор – твоя тоска по мне. Потом еще мне очень сыграла на руку ссора Алека и Джейн. Честно, это не входило в мой план, но это произошло и очень мне помогло.

Ревность – величайший двигатель отношений и генератор действий. Мне даже стало жаль тебя в какой-то момент. Испытывать чувство влюбленности, вины и ревности… наверное, тяжело. Я видел, что тебе тяжело. Порой мне хотелось протянуть к тебе руку и сказать: иди ко мне, не мучайся. Но я не поддался чувству жалости. Я жаждал чувства полной, совершенной, запланированной и достигнутой победы. Я ждал, когда ты сорвешься и выплеснешь на меня свои эмоции. Выскажешь, как сильно ты меня ненавидишь или как отчаянно любишь. В любом случае, эти два чувства находятся слишком близком друг с другом, настолько близко, что грань между ними очень тонкая и часто незаметная. Я не говорю сейчас о любви настоящей, глубокой и самоотверженной. Я говорю о любви отчаянной, безумной, страстной, которая может нахлынуть, подкрасться внезапно, неожиданно. Ее можно сравнить с болезнью, которая, с одной стороны, может погубить человека, но с другой стороны, от нее можно вылечиться.

Во время своего монолога Эдвард не прекращал медленно гладить журналистку по спине. Белла лежала, не шевелясь и без какого-либо звука. Лишь по дыханию можно было понять, что она не умерла. Она не умерла, физически. Но морально… Она была разбита. Чувство «опухоли» в душе достигло своего максимума. Она не знала, что сказать. Не знала, что ей теперь делать и как себя вести. У нее было такое чувство, будто каждую клеточку ее души просканировали и дотошно изучили. Словно под ней сейчас лежал дьявол, который залез в ее мозг и игрался ее извилинами, складывая их в выгодном для себя порядке. Белла чувствовала, что перед ним обнажено не просто ее тело. Обнажена ее душа. Она сделала попытку подняться, но Эдвард тут же напряг свои мышцы, не выпуская ее из своих объятий.

– Я еще не договорил, Белла, - произнес он тихим, спокойным голосом. – Многое из того, что ты прочла в блокноте – правда.

Белла понимала, что ей нужно срочно уйти. Что если она сейчас вступит с ним в физическую схватку, пытаясь вырваться, то просто сорвется и выплеснет всю ту истерику, которая накопилась внутри и которая рвалась наружу. Он и так во многом победил. Он и так получил все, что хотел. И она не допустит, чтобы он еще увидел ее слезы. Собрав в кулак всю свою выдержку, Белла посмотрела на Эдварда веселым взглядом и беззаботно помолвила:

– Эдвард, можно я схожу в туалет? – она невинно улыбнулась. – А потом я приду и мы продолжим.

Эдвард пристально смотрел в ее глаза. «Не отпускай! – твердил его разум. – Если сейчас отпустишь, она больше не вернется. Никогда».

– Белла, - Эдвард тяжело вздохнул, - я действительно еще не все сказал.

– Ну, хорошо. Идем, сходим со мной в туалет, а потом ты мне все расскажешь. Знаешь, - она снова улыбнулась, - я тебе все больше удивляюсь. Ты так интересно рассказываешь, - промолвила она восхищенно.

Эдвард улыбнулся и отпустил руки. Белла встала, застегивая рубашку на пуговицы.

– Только не задерживайся, - промолвил он, погладив ее по ноге.

– Я быстро, - Белла весело подмигнула и отправилась в лес. Она приближалась к зарослям твердой уверенной походкой. Оказавшись за деревьями, девушка ускорила шаг, с каждым разом все больше и больше набирая скорость. В какой-то момент Белла сорвалась на бег. Она бежала, сломя голову, не понимая, куда и зачем, с одной единственной целью – убежать, без оглядки и без возврата. Ком, сдавливающий горло, в какой-то момент вырвался наружу громким всхлипыванием. Из глаз потоками потекли слезы. Девушка не переставала бежать, не чувствуя под босыми ногами ни веток, ни камней.

Эдвард сидел на песке, ожидая Беллу. В душе зарождалось неприятное чувство. Прошло достаточно времени для того, чтобы сходить в туалет, а она все не возвращалась. Он встал и пошел к лесу. Зайдя недалеко, он позвал ее. В ответ тишина.

«Идиот, - подумал Эдвард, - не надо было отпускать ее одну. Не надо было рассказывать ей правду. Кому она нужна была та правда? Повелся на провокацию, – корил себя Каллен, - задели, видите ли, самолюбие. И где теперь ее искать?»

Он понимал, что найти кого-то в этих джунглях – тяжело. Найти кого-то, кто не хочет, чтобы его нашли, – невозможно. Успокаивало то, что он хорошо знал Беллу. Она не истеричка и не лишена рассудка. Да, сейчас ей не хочется его ни видеть, ни слышать. Возможно, ей захотелось где-нибудь выплакаться без свидетелей. Но она вернется. Она должна вернуться - считал Эдвард.

Он решил вернуться в лагерь, подождать какое-то время, а потом, если Белла не вернется, отправиться на ее поиски.