Затылоглазие демиургынизма

Отец развел руками, что тут кто мог ей посоветовать. Мать сказала:

— Съездить-то бы и надо, муж ведь и отец…

Федосья промолчала.

В ссорах с мужем своим, Ильей Голодным, Федосья пророчила ему: "Попадешься, сгниешь в тюрьме…" Обзывала вором, и тут не переживала, сказала о детках:

— Сироты они теперь, да и слава какая?..

Моховцы над Ильей Голодным подтрунивали, когда он возвращался в деревню: "Ты, Илюха, как бывало Мироха Скороход. Тот пешком из Пиќтера на праздники приходил в печке попариться. В бане при народе догола раздеваться не хотел, стыдился. И ты вот кажинный раз на Всех святых жалуешь…"

Не все моховцы помнили Мироху Скорохода, но каждый раз в святки ряженые представляли его и пели частушку:

Я по Питеру — на тройке,

Позапитеру — пешком.

И на липовой лошадке

Добираюсь с подожком.

Илья Голодный, когда приехал домой, тоже захаживал к отцу в сарайчик-мастерскую. Хотелось ему пуще всего потолковать с мужиками о своќем житье бытье. Гордился своей вольностью. Пришел и в тот год, когќда отца освободили от принудиловки.

— Больно ты жаден до работы, Игнатьич, оттого тебя и замели, — соќчувственно "с пролетарской прямотой" поведал он отцу "свою мысль". Будто и не он "закатал" отца на принудиловку. — Тебя дом и земля как цепью железной приковывает. — И похвастался своей жизнью: — Свободушка-матушка, кто ее узнал, для того дороже ее ничего уже нет… Я-то думал тогда, что за братцем в Питер махнешь, вот этому и хотел подсобить. Как знать, что так вышло?..

Отец усмешливо подыграл Илье:

— Как птица небесная, ни жни, ни сей, а зернышком оброненным питаќйся… Каждому свое, Илья Яковлевич. Кому-то зернышки растить и ронять, а кому-то их подбирать. Коли не обронишь, так и подбирать неќчего… А я вот не хочу ни свое ронять, ни чужое подбирать…

— Но вот уронил, — осклабился Илья.

Щеки у Ильи Голодного были в густой рыжей щетине. Бриться он леќнился. Ходил, как бабы вышучивали "не бритым без бороды".

Однажды Дмитрий сказал отцу, разглядывая всходы на поле:

— Зеленые шильца из земли лезут, как у дяди Ильи на щеках… Только у него красные…

То, что Илья Голодный осужден за кражу, было последним известием о нем. С тех пор как в воду канул. Старший сын Федосьи Жоховой уехал по вербовке. Федосья осталась с Сашкой и старухой матерью. Родители самого Илюхи, отец и мать, забитые нуждой, рано умерли.

2

По вторую весну колхозной жизни на моховские поля вышли два тракќтора. Сходу вспахали клин за деревней, сделав одно поле из четырех. Моховцы не то что не просили, но даже противились присылке тракторов. Уж больно нескладно с чужаками дело иметь. Но такова была установка. Трактора пришли без их спросу. Даже и председатель о том не ведал.

Глядеть, как будут кромсать их моховские поля, высыпала все деревня. Трактор в Мохове — диво.

Глядели молча, то ли с осуждением, те ли с равнодушием: "Где вот теперь твоя полоска?"

Вечером отец пригласил трактористов к себе домой чайку испить, побеседовать с работниками. Это уж как водится у добродушного хозяина. Осталось такое правилом и у председателя. Приняло и колхозной наќчальство. Счетовод, бригадир-учетчик и кладовщик. Разговор вначале зашел о мировом вопросе. Буржуазные державы шибче вот загрозились. Ударным трудом и надо на их угрозы ответить, всем народом державу укреплять. Затем и на свою "новую жизнь" вопрос повернулся. Что вот делать мужику при эмтеэсовских тракторах и машинах? Лошадку, понятно, на колбасу пролетариату, а самому?.. С земли долой, раз уж ты не пахарь, не сеятель, а только глядетель. Да и с лошадкой не все ясно. Колбаќсу город съест, за этим не постоит, а землю чем удобрять, где навоз? Лошадка ведь еще и этим хороша. Да и съездить в лес на ком кроме как на нашей лошадке?

— Молодой тракторист, говорун и балагур, вроде как поддразнил бывших единоличников, почти еще и не колхозников:

— Мужику пироги печь и на печи лежать. Ну коровок еще там пасти. Да коли не совсем лень — по рыжики в лес ходить. И радоватьќся такой жизни, кою ему подарили.

Но у самих-то мужиков, как не зубоскаль, возникала не шуточная забота. Куда ни глянь, а ему остается одно — поднять да бросить. Воля-то на свои действа отнимается. На свою матушку кормилицу землицу и гляди вот, как работник на попову выгороду.

Отец в такие разговоры не встревал, но и не унимал говорунов. Угощенья не жалел. День такой один раз бывает. Мать подавала закуски на стол как при дорогих гостях. Дмитрий и сестры глядели из второй половины пятистенка на веселье в доме.

Из всех рассуждений-разговоров выходило — моховцев в сторону, веќрх за трактористами. Молодой учетчик-бригадир разошелся было, насеќдая на трактористов:

— Уж коли начистоту, то нам и не нужна ваша техника и такой поряќдок. Ты отдай нам самим трактор, в собственность, и мы будем за него выплачивать хлебом. А так вы от нас ни за что забираете все с наших полей… Грабиловка, если прямо говорить, тоже раскулачивание, только уже колхоза, а не кулака-единоличника.

Бригадир трактористов тоже разошелся, рыковка подействовала и на него. Кулацкие разговорчики, подрыв МТС и политики Советской власти. Колхозное, вишь, это не твое. А Советской власти и МТС не резон колхозы зорить, бедняцким их делать. Об облегчении труда крестьянина деќло идет…

— По твоему мы кулацкие, — наседал колхозный учетчик на тракториќстов. — А вы тогда кто? Кулацкие работники. Напахали-наковыряли и уехали лапти сушить?.. Кулак сам работника нанимал, а вас кто к нам звал? Без спросу пришли. И подавай вам килограммы на трудодень, а нам остатки, отходы от веялки, граммы. Вам все равно, хоть чертополох на поле, как вот в Большом селе, а подайте чистенькое.

Кладовщик по знаку отца увел учетчика домой. Трактористов отец оставил ночевать у себя.

На другой день разбудил чуть свет:

— Вставайте-ка, ребятки, пора. Раннего пахаря поле любит, — ободќрял он ни как не хотевших просыпаться молодых парней-трактористов. — Если и гульнул вчера, как утром пораньше кобылу в оглобли, дело-то и заспорится.

Ополоснулись у колодца холодной водой, выпили по кружке парного молока, мать уже успела подоить корову, и балагур обрел дар речи.

— Вы и впрямь отец, как поп своих, нанятых работников…

— Хлеб сеем, ребятки!.. Тут земля владычица, она что у попа, что у колхоза, одинаковая. У работников поповых, если и не сознание, то страх был перед попом и Господом Богом. Это вместо совести…

Трактористы молчали. Отец повел их в поле: поглядим на пахоту. Отец взял, как он сказал, для науки, и сына, Дмитрия, может будущего тракториста.

Старик сторож в тулупе дремал на соломе возле костра, охранял "бесова истукана". Очнулся от голосов, спросонок крикнул для порядка:

— Кто такие?.. Не подходи… — поднял с земли ружье.

— На соломке разлегся. Называется сторож государственной техники. Подкрадутся кулаки-вредители, подсыплют соли в бак… А то и сам трактор увезут из-под носа.

Сторож встал, осерчал. Молод еще, чтобы такими разговорами его корить-винить. Сказал:

— Меринов-то таких, на каких раньше пахали и поклажу возили, извеќли нынче. А колхозному одру впору пустую телегу по деревне протащить. Да знаешь ли ты, парень, кто такой кулак?.. В глаза-то его видел?.. А мелешь: кулак, кулак. Я вот сам не видывал его. Не было их у нас. Ладный мужик, кой все сам делает, разве это кулак?..