Заунывненский шлак

О предсмертной записке Труслан не думал. Она давно была написана и лежала в кармане. Труслан допил коктейль и совсем уже приготовился встать со скамейки, как вдруг прямо перед ним завертелись цветные искры, зазвенели незримые колокольчики и в воздухе запахло ландышами. Не успел Труслан как следует офигеть, а искры уж сложились в миниатюрное прелестное существо с золотыми локонами, кукольными ножками в сверкающих туфельках и со стрекозиными крыльями за спиной.

– Привет! – улыбнулось существо. – Я добрая фея Надежда, летаю по миру людей и удерживаю их от непоправимых поступков. Я давно слежу за тем, как ты страдаешь, и прекрасно знаю, что у тебя нынче на уме. Пожалуйста, не делай этого!

Труслан смял в кулаке жестянку из-под «Белладонны» и бросил её на тротуар. Он не знал, как полагается разговаривать с феями. Был бы на её месте какой-нибудь вампир или демон, слова нашлись бы сами. Впрочем, фея Надежда как будто не нуждалась в ответах собеседника и тарахтела как заведённая:

– Ты сейчас не понимаешь, как прекрасен этот мир, сколько в будущем ждёт тебя хорошего, какие поразительные шансы бережёт для тебя судьба! Ты молод, здоров, тебя любят девушки – что ещё желать?! К тому же, человек, попавший под грузовик, очень некрасиво смотрится в гробу. А ты ведь не хочешь быть некрасивым? И у родственников твоих очень дурной вкус. Они купят тебе дешёвый гроб с рюшечками, дадут взятку попу и он отпоёт тебя в церкви, словно какого-нибудь унылого обывателя. А потом все напьются на поминках, и дядю Серю стошнит.

– Но что же мне делать?

– Жить! Поверь на слово: скоро у тебя ВСЁ ИЗМЕНИТСЯ! Вот, возьми этот цветок. Он волшебный, никогда не завянет. В ночь полнолуния окропи его проточной водой и произнеси заклинание: «Чих-пых-перепых!». А потом отнеси на старое кладбище. Ну, улыбнись же! У тебя такая приятная улыбка!

Труслан нехотя оскалил свои кривые зубы, став похожим на человека, съевшего несвежее яйцо. Фея торопливо сунула ему розовый цветок, усыпанный чем-то искристым, и растаяла.

Прошло двадцать лет. И в жизни Труслана Кромешнова, действительно, изменилось всё. Ну, во-первых, он перестал быть молодым и здоровым. Половина волос у него выпала, но оставшуюся половину он по-прежнему носил в виде хвоста, теперь уже сального и тощего. Группа «Волчий Билет» выступила на городском фестивале «Шлак-Рок» и почти победила в номинации «Утешительный приз»; потом съездила в свой первый и последний гастрольный тур по райцентрам Гадов, Навозово и Нижние Гнильцы, а через год развалилась по экзистенциальным причинам. После отчисления Труслан дважды восстанавливался в институте и дважды отчислялся вновь. К счастью, у него обнаружились проблемы с сосудами, поэтому в армию его так и не забрали. Где-то в Гадове подрастал внебрачный сын, последствие недолгого и неяркого романа с автовокзальной буфетчицей. Сам Труслан переменил больше десятка рабочих мест, пока не стал грузчиком в промтоварном магазине. Жил он в одной квартире с девяностолетней бабушкой. Она всё чаще путала комнатное кресло с унитазным стульчаком и долго, страшно ругалась, когда Труслан выключал на ночь газовую плиту: спички-то надо экономить! Но физически бабушка была крепенькая, вполне могла дожить и до столетия.

Стихов Труслан давно не сочинял – голова была забита совсем другими, более полезными вещами. Например, где достать денег на культпоход в алкомаркет «Чёрное и серое». Или как отучить бабушку приносить с помойки выброшенную одежду и дохлых голубей.

Однажды Труслан проснулся, встал, запнулся о пустые бутылки и поскользнулся на вчерашней блевотине. Из бабушкиной комнаты пахло мочой, а из кухни – газом. Труслан проверил плиту, выпил воды из-под крана и пополз в прихожую шарить по карманам своего кашемирового пальто (да, того самого). Но денег на дежурную бутылку пива не оказалось. Можно было бы попросить у бабушки, но днём раньше у неё уже побывал средний сын, дядя Серя, и всё, как обычно, выгреб.

В немытое окно пробивались убогие лучи осеннего солнца, между рамами свисали клочья паутины. Труслан выругался и вспомнил, как двадцать лет назад сидел в сквере, мечтая о раскрытых окнах и грузовиках. Теперь он вдруг подумал о фее. И не успел он о ней подумать, как в комнате, перебивая запах мочи и газа, повеяло ландышами. Зазвенели колокольчики, и на продавленный диван плюхнулась фея.

Она тоже изменилась за двадцать лет: сильно раздалась вширь и обрюзгла. Только волосы были прежние, белокурые. Наверное, фея их подкрашивала.

– Ну, здравствуй! – проворчал Труслан и прибавил нехорошее слово.

– Привет-привет, – истерично улыбнулась фея напомаженным ртом. – Что это ты такой мрачный? Опять задумался о самоубийстве?

– А ты сама не видишь? – Труслан картинно развёл руками, зацепив тарелку с присохшей закуской.

– Ну, а ко мне-то какие претензии?!

– Как это «какие»?! Ты мне тогда лапши навешала, сказала про шансы и всё такое. Где они, эти шансы? Может, и правда были, да я прощёлкал по глупости?

– Ну, честно сказать, шансов у тебя не было. И вообще: за шансами – это не ко мне, а совсем по другому ведомству. А у меня задача узкоспециальная: удерживать людей от непоправимых поступков.

– И что, для этого можно врать и городить чушь?

Фея потупила глазки:

– Ну, зачем так грубо? С нас требуют результат. Главное – результат. Иначе мы останемся без бонусов и премий.

– И за что вам начисляют эти бонусы?

– Ну, там сложная шкала, бухгалтерский расчёт. Зависит ещё от стажа и квалификации. Думаешь, нам, феям, легко живётся? Прицепила униформенные крылышки и порхай себе? Ошибаешься, дорогой! Устаю, как собака. Выматываюсь. И легко ли бывает переубедить человека? Вот вижу я, допустим, девочку молоденькую. С шестнадцати лет копит на пластическую операцию, хочет носик себе подправить, кривенький он у неё с рождения. И косточки на челюсти подтесать, чтобы подбородочек поизящнее был. Ну, страшненькая девочка, парни таких не любят. Но ведь это же природа! А против природы идти грех, нужно ценить то, чем она тебя одарила! В общем, убедила я эту девочку не делать операцию, а отнести накопленные деньги в церковь…

– И как она сейчас, интересно?

– У неё всё хорошо, – торопливо сказала фея, и глазки у неё забегали. – Её окна выходят на районный ЗАГС, и там можно часто видеть красивых невест. Улыбки, цветы! Свадьба – это ведь так замечательно. Сама девочка замуж, конечно, так и не вышла (кому она нужна с таким-то мордоворотом, да и годики уже не те). Работает нянечкой в больнице, а по воскресеньям ходит в церковь. Сядет там со старушками и шепчется в уголке. Или на прихожанок покрикивает, если кто без платочка или в джинсах.

– Да уж, завидная судьба, – скривился Труслан. – А может, лучше ей было бы поправить рожу, да и…

– Что ты! А моя премия? Да и самой девочке-то… Вдруг бы она простудилась в больничном коридоре? Или ей попались бы неприятные соседки по палате? Что ты! А вот ещё случай был… Забеременела тут одна. Парень узнал об этом – сразу исчез. А у него ещё с наследственностью было не очень. В общем, хотела девка сделать аборт, но я её отговорила. Дети – это же счастье! А незапланированные дети – это незапланированное счастье. Так и сказала.

– И что теперь с этой девкой?

– У неё всё замечательно! Каждое утро она ходит на работу мимо детского сада, смотрит, как играют нарядные здоровенькие ребятишки. Нет ничего лучше нарядных, здоровеньких ребятишек! А в обед она идёт кормить своего. Его нельзя оставлять одного надолго. Он не держит ложку, не ходит и не говорит, только мычит. Что-то генетическое у него. Врачи говорят, это навсегда. Но представь, что было бы, если бы его мать сделала аборт. Ведь это же убийство!

– Да, конечно, лучше жить и воспитывать овоща… – Труслан чувствовал, что закипает. Но фея не обращала на это внимания. На неё нашёл стих поболтать, а историй в запасе было немеряно.