Заверните коня, принц не нужен, или Джентльмены в придачу
Шрифт:
– …и нам поручено донести до разума прекрасной девы… – не обращая внимания на выпад, монотонно продолжил оратор.
Вот тут уже обиделась я! Судя по их речевым загибам, я произвожу впечатление девушки, которой просто сказать – мало, нужно обязательно «донести».
– Доносите, – милостиво согласилась шмырг, – и уносите себя вдаль. Нам спать пора, и мужчинам тут делать нечего!
– Совсем? – наивно осведомился бедуин.
– Совсем! – отрезала няня. – В вашем возрасте можно только гидом работать!
– Зато каки-им! – игриво подмигнул чернокожий. –
– Эва! – подбоченилась Ар’Инна. – И ведь совесть ни в один глаз не тыкнет!
– Вы о чем? – вылупился на нее третий, опасливо отодвигаясь.
– О том, о чем и вы! – фыркнула няня.
– А мы о чем? – удивился негр.
– Здравствуй, склероз! – провозгласила шмырг.
– Тут еще кто-то есть? – заволновался бедуин.
– Тихо! – крикнула я.
После этого все вдруг вспомнили, что пришли ко мне, и понеслась душа в рай, а язык на волю…
– …Бу-бу-бу… прекраснокосая!
Да-а-а, ностальгически вспомнилась одна такая… Прекраснокосая… или косая… А я бы сейчас, между прочим, не отказалась от рюмочки чего-то покрепче чая! Глазки в кучку, и камень в ручку.
– …Бу-бу-бу… тонкостанная!
Звучит как-то двусмысленно. Но сделаю вид, что внимаю с умилением, и продолжу мечтать об ужине, ванне, постели… и бейсбольной бите.
– …Бу-бу-бу… пышногрудая!
– Но-но! – вклинилась няня, пока я пребывала в раздумьях – есть ли в этом мире линзы и если есть, то не делают ли их из увеличительного стекла.
После получаса славословий, когда мы уже спали стоя, бедуин вспомнил о цели визита:
– И примите наши поздравления о переходе во второй тур соревнований!
– Аллилуйя! – вырвалось у меня.
– Значит, здесь кто-то есть? – снова заволновался бедуин. – А мы не представились!
– Сейчас представитесь, – зловеще пообещала Ар’Инна, – если не прекратите отнимать наше время и мешать наведению красоты!
– Вы ее уже наводили? – осторожно поинтересовался европеец.
– А что, не видно? – полюбопытствовала молчавшая до этого Кувырла, поигрывая топором.
– Не совсем, – дипломатично выкрутился смертник. – У меня сужение зрения.
– Сейчас прорубим зенки пошире – и будешь смотреть на мир с детской улыбкой. Хочешь? – услужливо предложила бабуля.
– Почему «с детской»? – Видимо, остальное старца не смущало.
– Потому что с беззубой! – квакнула Кувырла.
– Спасибо! – выкрикнула я, останавливая дебаты. – Весьма тронута оказанной честью!
– Чем тронута? – рассвирепела няня. – Кто посмел моего ребенка коснуться?!!
– Разум, няня! – прошипела я сквозь стиснутые зубы.
– Ему можно, – успокоилась шмырг.
– Это не жизнь! – простонала я.
– А что? – По-моему, у бедуина инстинкт самосохранения отсутствовал как таковой. Вместо, скажем мягко, здорового и правильного основного инстинкта (ага, одного из двух… или трех) у старца оказался избыток жажды познания. А следовательно – стремление к получению сведений, их утрамбовыванию и следующему за тем коллективному поглаживанию по его квадратной голове. В этом,
чую, сильно поспособствует топор лягули в шароварах. Лично я на этот предмет туалета уже часа три как смотрела с вожделением и обожанием.– Протестую! – вклинилась няня. – Вопрос некорректный!
– А-а-а! – простонала я, хватаясь за голову. Событий явный перебор. – Закончится когда-нибудь этот бардак?!!
– Риторический вопрос, – важно перевел европейский дедушка африканскому. Кстати, черненький уже минут пять как шарил по карманам с торжественным выражением лица. Интересно, что он там искал? Или просто проверял – на месте ли?..
– Итак! – Бедуин вспомнил о цели визита. – Сейчас вам вручат символ прохождения к следующему соревнованию, и вы официально станете проходимкой.
– Ке-э-эм?!! – Глаза все же вырвались в кругосветку, только не могли договориться, в какую сторону идти.
– Я что-то не то сказал? – совершенно искренне удивился дедуля, кося темно-карим круглым глазом, словно петух.
– Не отвлекайтесь! – прошипела я сквозь зубы, предостерегая гневным взглядом остальных от комментариев по этой теме.
Потому что кое-кто уже радостно жевал топорище, фуражку, косу, пипикастр и готовился пожевать троицу засланцев. Только вот не мог решить, с кого начать.
– Мы вручаем прекраснейшей звезде сераля… – Бедуин запнулся.
Европеец развернул шпаргалку и громко подсказал:
– Блин!
Жевать в пределах досягаемого было уже нечего, и грянул дружный гогот.
Бедуин переждал шквал радостных эмоций и начал заново:
– Мы вручаем прекраснейшей звезде сераля… – Снова заминка.
– Леле! – рыкнула я.
– Спасибо! – торжественно наклонил голову спикер.
– Внимаю вам дальше. – Моего терпения все же еще на что-то хватало!
– И сейчас в знак согласия вы должны принять сей дар. – Бедуин не глядя протянул руку в сторону африканца, все еще рыщущего по карманам.
Когда в откинутой руке ничего не появилось, дедуля все же посмотрел в сторону собрата. И присоединился к поискам. Теперь они ковырялись там вдвоем.
– Может, мне это не надо? – высказала я робкое предположение.
– Надо, Леля, надо! – заявили мне разноголосицей.
Теперь все с громадным интересом наблюдали, как к двум путешественникам-натуралистам присоединился третий. И на данный момент два деда выворачивали третьего наизнанку, проделывая все это с извинениями:
– Мы тут…
– Да-да, я вижу!
– Простите за секундную задержку!
– Сколько у вас длится секунда?
– Сейчас мы найдем нужное!
– Нимало не сомневаюсь!
Наконец орчанке пришла в голову дельная мысль, и Эсме благородно поделилась ею с окружающими:
– В другом месте искать не пробовали?
Деды отвлеклись, немного подумали и захлопали каждый по своим заначкам. В результате искомое обнаружилось у бедуина. После чего африканец вспомнил о предке… многократно… и взял в руки палку, а европеец принялся страдать миротворческой миссией.