Завещание Холкрофта
Шрифт:
Холкрофт вошел в вагон и повернул налево в коридор. Он проследовал мимо закрытых дверей и остановился у пятой. Дважды постучал.
– Герр Холкрофт, – тихо произнес голос из-за деревянной панели, и, хотя в этих словах был сформулирован вопрос, говоривший произнес их без вопросительной интонации. Он твердо знал, кто за дверью купе.
– Герр Манфреди? – отозвался Ноэль, неожиданно осознав, что на него устремлен взгляд через крошечный глазок в двери купе.
У него возникло странное ощущение – он едва не рассмеялся. Усмехнувшись про себя, подумал, не будет ли герр Манфреди похож на типичного германского
Дверной замок дважды щелкнул, раздался звук отодвигаемого засова. Дверь отъехала вбок, и образ немца-шпиона из кинобоевика тут же померк. Эрнст Манфреди оказался низеньким плотным господином, которому на вид было много за шестьдесят. Он был абсолютно лыс, с приятным добродушным лицом, но взгляд голубых глаз, увеличенных стеклами очков в металлической оправе, обдавал холодом. Голубые холодные глаза.
– Входите, герр Холкрофт, – сказал Манфреди с улыбкой. И тут же выражение его лица переменилось: улыбка растаяла. – Прошу простить меня. Мне бы следовало сказать «мистер Холкрофт». «Герр», возможно, звучит оскорбительно для вашего уха. Я приношу вам свои извинения.
– Ничего страшного, – сказал Ноэль, переступив порог хорошо обставленного купе. Стол. Два кресла, кровати не видно. Обшитые деревянными панелями стены, на окнах плотные темно-красные бархатные шторы, заглушающие шум вокзала. На столе лампа с абажуром.
– До отправления минут двадцать пять, – сказал банкир. – Времени достаточно. И не беспокойтесь – об отправлении объявят заблаговременно. Поезд не тронется, пока вы не покинете это купе. Вам не придется ехать в Цюрих.
– Я никогда не был в Цюрихе.
– Я убежден, что очень скоро вам представится случай там побывать, – сказал банкир загадочно, знаком приглашая Холкрофта занять кресло за столом.
– Сейчас это к делу не относится, – сказал Ноэль; он сел, расстегнул дождевик, но не снял его.
– Извините, если обидел вас. – Манфреди откинулся на спинку кресла. – Я еще раз приношу вам свои извинения. Мне хотелось бы взглянуть на ваши документы. Пожалуйста, покажите паспорт. И водительские права, а также все бумаги, в которых указаны ваши особые приметы, прививки – все в таком духе.
Холкрофта обуял гнев. Помимо всех неудобств, которые он вынужден терпеть в связи с этим делом, его раздражал покровительственный тон банкира.
– Зачем? Вы же знаете, кто я. Иначе вы бы не открыли мне дверь. У вас, вероятно, моих фотографий и информации обо мне больше, чем у государственного департамента…
– Доверьтесь старику, сэр, – сказал банкир, пожимая плечами, и к нему вновь вернулись любезность и обходительность. – Сейчас вам все станет ясно.
Ноэль нехотя полез в карман пиджака и достал кожаное портмоне, где лежали его паспорт, медицинский сертификат, международные водительские права и два рекомендательных письма, из которых явствовало, что он дипломированный архитектор. Он передал портмоне Манфреди:
– Здесь все. Можете ознакомиться.
С едва ли не большей неохотой банкир открыл портмоне.
– Такое ощущение, что я подглядываю в замочную скважину…
– Так оно и есть, – прервал его Холкрофт. – Я не просил об этой встрече. И, честно говоря, эта поездка в Женеву нарушила мои планы. Я бы хотел поскорее вернуться в Нью-Йорк.
– Конечно, конечно, я понимаю, – тихо сказал швейцарец,
изучая документы. – Скажите, какой был ваш первый проект вне Америки?Ноэль подавил раздражение. Он совершил столь длительное путешествие за океан, так что теперь не было смысла отказываться отвечать.
– В Мексике, – ответил он. – Для треста гостиниц «Альварес». Работы производились к северу от Пуэрто-Вальярта.
– А второй?
– В Коста-Рике. Правительственный заказ. Здание почтового управления в 1973 году.
– Какую сумму составил доход вашей нью-йоркской фирмы в прошлом году? Без издержек.
– Это не ваше дело, черт возьми!
– Уверяю вас, мне эта цифра известна.
Холкрофт, сдаваясь, резко помотал головой.
– Сто семьдесят три тысячи долларов с мелочью.
– Учитывая стоимость аренды помещений, зарплату сотрудников, оплату оборудования и прочие расходы, цифра не очень-то впечатляющая. Вам не кажется? – спросил Манфреди, все еще внимательно рассматривая бумаги.
– Это моя собственная компания. Там минимальный штат сотрудников. У меня нет партнеров, нет жены, нет долгов. Могло быть и хуже.
– Но могло быть и лучше! – сказал банкир, взглянув на Холкрофта. – В особенности если принять во внимание ваш талант.
– Могло быть и лучше.
– Вот и я так думаю, – продолжал швейцарец. Он сложил документы обратно в портмоне, передал его Ноэлю и подался вперед. – Вы знаете, кто был ваш отец?
– Я знаю, кто мой отец. Его зовут Ричард Холкрофт, родом из Нью-Йорка, муж моей матери. Он жив и здоров…
– И на пенсии, – завершил Манфреди. – Он, как и я, банкир, но едва ли похож на наших швейцарских банкиров.
– Он был уважаемым человеком. Его уважают.
– За семейное состояние или за профессиональные достоинства?
– За то и другое, я бы сказал. Я люблю его. Если у вас есть какие-то возражения, держите их при себе.
– Вы преданны. Я уважаю это качество. Холкрофт появился на горизонте, когда ваша мать – женщина потрясающая, между прочим, – переживала тяжелейшие времена. Но давайте не будем лукавить. Забудем о Холкрофте. Я имею в виду вашего настоящего отца.
– Разумеется.
– Тридцать лет назад Генрих Клаузен сделал некоторые распоряжения. Он часто курсировал между Берлином, Женевой и Цюрихом – конечно, не ставя об этом в известность германские власти. Им был подготовлен один документ, против которого мы… – Манфреди сделал паузу и улыбнулся, – …как заинтересованные нейтралы, не могли ничего возразить. К документу прилагалось письмо, написанное Клаузеном в апреле 1945 года. Оно адресовано вам, его сыну.
Банкир потянулся к лежащему на столе коричневому конверту.
– Подождите! – сказал Ноэль. – Это были распоряжения финансового характера?
– Да.
– Тогда это меня не интересует. Передайте деньги благотворительным организациям. Он перед ними в долгу.
– Вряд ли бы вы так легко отказались от этих денег, если бы вам стала известна сумма.
– И какова же она?
– Семьсот восемьдесят миллионов долларов.
Глава 2
Холкрофт недоверчиво воззрился на банкира, почувствовав, как кровь отхлынула от лица. За вагонным окном звуки вокзала слились в какофонию приглушенных аккордов, едва доносившихся сквозь толстые стенки вагона.