Завещание императора

– Значит, никто из вас не подумал, что Адриан попросту всех посвященных уничтожит вместе с завещанием? – спросил Тиресий почти равнодушно. – А уж потом займется обустройством своих дел.

– Но мы ему нужны… – ни за что не желал сдаваться Фламма.

– Ой ли… Когда речь зайдет о передаче власти, все ваши жизни не будут стоить и квадранта [40] . Ему нужен Декстр. И Приск – до той поры, пока не передаст Адриану пергамент. До остальных ему дела нет.

– Нам надо как-то подстраховаться, – догадался Кука.

40

То есть не будут стоить и гроша. Квадрант – самая мелкая медная монета.

– Спрятать завещание, – предложил Фламма.

– Не подходит.

– Тогда…

– Погодите! – Кажется, Куку осенила какая-то идея. – Ведь ты, Гай, сначала собирался заехать к Плинию? Так ведь?

– Ну да, – кивнул Приск. – И поеду. На мне еще этот невесть откуда свалившийся Калидром.

– Тогда надо показать завещание Плинию, – решил Кука. – Наместника Вифинии Плиния Адриан не отважится убрать. Это будет наша общая страховка.

– Отличная мысль, – решил Тиресий.

«Совсем не отличная», – скажет вскоре Приск, очутившись в Никомедии, столице провинции Вифиния, во дворце наместника.

Но в ту ночь в Риме он согласно кивнул.

Потому как сделал столь распространенную ошибку: полагал, что если не все вокруг, то хотя бы его друзья рассуждают точь-в-точь как он.

* * *

– Ты ведь рад, – сказала Кориолла.

– Чему? – Приск сделал вид, что не понял.

– Рад, что едешь на Восток, что увидишь новые страны и города. Что снова будешь воевать и смотреть в глаза смерти.

– Нет, ну ты же знаешь…

– Только не говори, что все из-за денег. Ерунда… Разве Фортуна гарантировала тебе еще один золотой клад вроде того, что ты нашел на дне реки в Дакии? Нет… Дважды так не случится. У нас достаточно средств, Гай! Но тебе неинтересно жить. Ты – истинный римлянин, Гай. Рисунки, мозаичная мастерская – всё это только досуг. Настоящее – война и политика. И ты к этому рвешься всей душой. И твои друзья – тоже.

Она обняла его за шею, взглянула в глаза:

– Знаешь, что я вижу в твоих глазах?

– Что?

– Алый вексиллум [41] с изображением золотого быка. Пятый Македонский навсегда в твоей крови…

– И ты любишь меня за это. – Гай улыбнулся и поцеловал жену в губы. – Так ведь?

– Я тебя за это ненавижу, – ответила она на поцелуй.

* * *

Уезжали в один день: Приск – по Аппиевой дороге на юго-восток, Кориолла с детьми в наемной повозке – в Комо, на север. Разные дороги вывели их из Рима и повлекли все дальше и дальше друг от друга. Приск вдруг подумал, что даже богам неведомо, даст ли Судьба им встретиться вновь. И только тут пожалел о той горячности, с которой бросился в омут опасной интриги. Но теперь изменить уже было ничего нельзя.

41

Вексиллум – знамя на древке.

Дом решили сдать внаем провинциалам из Нижней Мезии, что прибыли в Рим в поисках счастья. Из прежней прислуги остались лишь старуха-служанка и с нею Галка. Старуха была вольноотпущенницей. Прежние хозяева ее, тяжко заболевшую, отвезли в храм Эскулапа и бросили, уверенные, что несчастная нянька троих уже выросших детей не одолеет хвори и уйдет к Стиксу, а посему не желали тратиться на лечение и заботы о погребении. Но старуха выжила и даже сделалась на редкость бодрой и крепкой, будто тело, справившись с болезнью, обрело новые силы.

По закону императора Клавдия брошенная в храме рабыня становилась свободной. С тех пор забыла она старое имя, стала называться Летой, подрабатывала уборкой, иногда милостыней, мытьем. Прим встретил ее на рынке и привел в дом – даровую прислугу, вся забота которой о будущем в том, чтобы ее в свой час снарядили как положено в последний путь.

Вот она-то и должна была присматривать за домом, беречь немудрящий скарб, что оставался в жилище, да прибирать в комнате, где намеревался квартировать Кука до своего отбытия на Восток. Еще ей в помощь оставили Галку и Борисфена – в основном Борисфена, потому что от Галки помощи было чуть.

Оставшуюся от дакийской добычи часть денег Приск – как и планировал – вложил в дело одного судовладельца, который собирался доставлять на Восток оружие и всё потребное для грядущей войны.

* * *

Афраний Декстр, учинивший тщательнейший обыск в жилище и лавке покойного Павсания, отыскал в деревянном сундучке с двойным дном два очень странных послания. Странными были они и по содержанию – потому что в первом письме перечислялись некие числа, но Афраний, как ни ломал голову, понять в них ничего не смог. К письму приложен был кусочек пергамента с пояснением, сделанным рукой Павсания: «Писал Александр Клемент в год 866 от основания Рима».

Про указанного Клемента Афраний знал много интересного. Но то, что этот человек причастен к заговору с подделкой завещания, оказалось неожиданностью. К тому же совершенно нельзя было понять, на чьей он может быть стороне. К тому же Александр Клемент, как и тот парень, которого убили в доме Приска и которого Тиресий называл гладиатором, был иудеем.

Второе послание оказалось шифрованное, разгадать принцип тайнописи Афраний надеялся, но на это потребны были дни и – возможно – месяцы…

А еще Декстру удалось выяснить, кому принадлежала повозка, в которой пытались увезти Павсания. Но это опять же мало помогло приблизиться к тайне и узнать имя человека, интригующего против Адриана. Потому как повозка была наемная, и принадлежала она коллегии возчиков. Так что взять ее мог кто угодно.

Глава VI ДОРОГА В КОМО

Лето 866 года от основания Рима

Италия

Кориолла задремала в повозке, снилась ей усадьба отца далеко-далеко, в Мезии, первая встреча с Гаем… Почему-то снился покойный Валенс, нелюбимый жених, но верный защитник, он что-то хотел сказать ей, открывал рот, кричал… Кориолла не слышала ни звука. Будто их разделяла толстая прозрачная стена.

Внезапно стену качнуло, она пошла трещинами, и Кориолла услышала крик:

– Поворачивай!

И пробудилась.

Повозка раскачивалась, и снаружи в самом деле кричали. Вернее – орали.

Маленький Гай, спавший на руках у няньки, заплакал. Проснулась и задремавшая Флорис.

– Мама… мне страшно… – прошептала она и вцепилась в плечо Кориоллы.

«Что это? Разбойники? Охотники за завещанием?..» – Кориолла заледенела от страха.

– О, боги… – Она приподняла кожаную занавеску на окне и попыталась выглянуть наружу.

Но тут занавеску попросту сорвали, и прямо перед ее лицом оказалась чудовищная физиономия – темная, почти черная, стянутая на сторону безобразным шрамом. Уши были под стать роже – крошечные, похожие на обжаренные колбаски – уши кулачного бойца. Физиономия расплылась в улыбке, демонстрируя редкие зубы и нежнорозовый язык, который высунулся на добрых полфута и едва не лизнул Кориоллу в нос.

Женщина ахнула и в ужасе отшатнулась. А наглец заржал.

– Советую сидеть тихо, госпожа, и наружу не высовываться. Тебя пригласили в гости, и от этого приглашения ты не можешь отказаться… – Наглая физиономия подмигнула.