Завещание Инки

— Стоп, стоп, стоп! Бог меня простит, я думаю, если я прерву ваш ученый диспут! — воскликнул сеньор Салидо, с комическим выражением лица зажав свои уши ладонями. — С вашего позволения, я напоминаю вам, сеньоры, что вы сейчас находитесь отнюдь не в меловом периоде развития Земли, а в начале двадцатого века от Рождества Христова, и конкретно — в моем доме. К сожалению, многое из того, о чем вы с таким увлечением и, я бы даже сказал, с упоением беседуете, нам, всем остальным, совершенно неведомо и непонятно. Не лучше ли вам отложить разговор на эту животрепещущую для вас тему на другое время? Я понимаю, насколько она волнует вас, но все же примите, пожалуйста, во внимание тот неоспоримый с научной точки зрения факт, что далеко не все люди сведущи в зоопалеонтологии в такой же степени, как вы.

Отец-Ягуар в ответ на этот протест лишь добродушно рассмеялся, но доктору Моргенштерну было не до смеха. Он очень не любил, когда его прерывали, а что касается чувства юмора, то тут я должен прямо сказать: это замечательное свойство человеческой натуры, увы, не входило в число достоинств приват-доцента Берлинского университета. Несмотря на то, что после просьбы хозяина дома Карлос Хаммер уже не поддерживал беседу о доисторических животных, доктор не мог остановиться еще минут пятнадцать и говорил, говорил… Все на ту же тему, разумеется, пока его не остановил уже Хаммер, сославшись на то, что должен спешить, поскольку на улице его ожидают трое его товарищей. Банкир счел необходимым опять вмешаться и заявил совершенно категорически, что ни за что не отпустит так рано столь дорогого гостя, и сам отправился на улицу, чтобы лично пригласить спутников Отца-Ягуара в свой дом. Те охотно согласились зайти на квинту. Как только они вместе с хозяином вошли в гостиную, слуги принесли еще вина, и атмосфера в доме банкира окончательно лишилась первоначального налета некоторой чинности — шутки и остроты стали сыпаться, как из рога изобилия.

Отец-Ягуар приветствовал своих товарищей с дружеской непринужденностью, однако те держались с ним почему-то подчеркнуто сдержанно и почтительно, как ученики-отличники с авторитетным и уважаемым учителем.

Поскольку, напоминаю, благодарить и хвалить Отца-Ягуара за его подвиги во время корриды в тот вечер было, условно говоря, неприлично, но совсем забыть об этом никак невозможно, то беседа в гостиной постепенно перетекла в культурно-исторический аспект зрелищ, подобных корриде, и уж тут-то доктор Моргенштерн сумел еще раз блеснуть своей эрудицией. Он стал рассказывать дамам о гладиаторах Древнего Рима, потрясая их воображение разными историями из жизни «самнитов» и «фракийцев», «ретиариев» и «мурмиллонов» [20] . И вдруг неожиданно, словно вспомнив что-то гораздо более существенное и важное, замолчал на полуслове и, повернувшись снова к Отцу-Ягуару, воскликнул:

20

Самниты — италийские племена, населявшие центральную часть Апеннин — Самниум, здесь имеется в виду тип вооружения римских гладиаторов, перенятый у воинов этих племен.

Фракийцы — общее название племен, проживавших по обоим берегам Дуная, в Южных Карпатах и Родопах, вплоть до северного побережья Эгейского моря Здесь также имеется в виду тип вооружения гладиаторов

Ретиарий — гладиатор, вооруженный трезубцем и сетью, исполнял своего рода роль рыбака, задачей которого было опутать сетью и пронзить трезубцем мурмиллона, другого гладиатора, («рыбку»).

— Как жаль, что вы не жили в то время!

— Но почему же жаль? — удивился тот.

— Потому что тогда ваши подвиги были бы непременно отражены в «Описаниях римских обычаев» Фридлендера и в «Государственном устройстве Древнего Рима» Маркквардта [21] .

— Сеньор, вы чрезвычайно любезны, но должен вас огорчить, я предпочитаю жить сегодня. Несмотря даже на то, что интерес к моей персоне со стороны таких знаменитых ученых, которых вы назвали, был бы лестным для меня.

21

Фридлендер, Людвиг (1824-1909) — профессор Кенигсбергского университета Упоминаемая книга написана им в 1862-1871 rг. Марквардт, Иоахим — немецкий историк, автор фундаментальных трудов по истории Древнего Рима.

— Возможно, вы и правы, но все же ваше имя, несомненно, попадет на скрижали истории, — заявил на это ученый с самым серьезным видом. — Ваше выступление в качестве тореадора на корриде в Буэнос-Айресе есть настоящий подвиг, и настолько уникальный, что просто не может избежать самого подробного научного толкования. Мне же как первому ученому, ставшему по воле случая его свидетелем, очень бы хотелось узнать для начала: в чем именно заключается специфика смертельного удара ножом, с помощью которого вы повалили этого дикого американского бизона?

— Это просто результат тренировки. Я не раз убивал бизонов этим способом. Но, конечно, как вы, наверное, уже догадались, не в Аргентине, а в Соединенных Штатах.

— В Соединенных Штатах! В таком случае, я должен задать вам еще один вопрос: приходилось ли вам бывать в знаменитой Мамонтовой пещере в штате Кентукки, где, как считают многие исследователи тайн природы, до сих пор обитает какое-то загадочное доисторическое животное, так называемый «огайский зверь»?

— Дорогой доктор, давайте поговорим об этом все же в другой раз, как просил нас хозяин дома.

— Значит, — стал искренне недоумевать доктор, — высказывать вам благодарность нельзя, на беседы о доисторических животных тоже наложено табу. Я не понимаю, о чем тогда вообще можно разговаривать? Будучи немцем…

— Так вы — немец? — прервал его на этот раз уже Отец-Ягуар.

— Да. Немец. И, как всякий немец, человек серьезный. Прошу иметь это в виду. Я изучаю доисторических животных, — не преминул добавить этот педант.

— А я, хотя и ваш земляк (я родился в Майнце), наверное, нетипичный немец, то есть несерьезный человек, дилетант. Главное, что я с удовольствием готов изучать, — жизнь в ее современном варианте, как я это понимаю. Я люблю приключения, путешествия.

— Бог мой, вы родились в Майнце, то есть в Могонтиаке, как его называли в древности, в городе, основанном Друзом! [22] Как это замечательно! — возликовал ученый, не обратив никакого внимания на иронию, заключенную в словах своего земляка. — Но что привело вас в Северную Америку?

— Страсть к приключениям.

— А в Южную?

Хаммер секунду помедлил с ответом. Отсвет какого-то тяжелого воспоминания промелькнул в его глазах, и он сказал со сдержанной грустью:

22

Имеется в виду Клавдий Нерон Друз Старший (39-0 до н. э.), брат римского императора Тиберия, совершивший в 11 г до н. э. удачный завоевательный поход в Германию.

— Меня привело в эту страну одно обстоятельство, о котором мне сейчас не хотелось бы распространяться.

Сеньор Салидо понял, что опять возникла необходимость вмешаться в разговор двух немцев. Он знал, что доктор Моргенштерн сейчас может произнести что-нибудь, причиняющее боль его собеседнику, потому что уже давно заметил, что любознательность доктора Моргенштерна, к сожалению, довольно часто заставляла его изменять некоторым правилам вежливости и деликатности, обязательным для всякого воспитанного человека,

— Дорогой сеньор Хаммер, а вы знаете, мы довольно долго разыскивали вас, — переменил он своим вмешательством тему разговора, — но безуспешно, из чего я сделал вывод, что вы остановились не в отеле. Я угадал?

— Я и мои товарищи остановились у своих друзей, — ответил ему Отец-Ягуар.

— И сколько еще времени вы пробудете в Буэнос-Айресе?

— Недолго. Я планирую в скором времени отправиться в Анды.

— Входит ли в ваши намерения добраться до Лимы?

— Возможно, мы и заглянем туда, но я еще не принял окончательного решения.

— Вы знаете, сеньор Хаммер, я спрашиваю об этом отнюдь не из праздного любопытства. У меня гостит племянник из Лимы. Пришло время ему возвращаться домой. Я знаю, что вы — человек прямой, и хочу услышать от вас откровенный ответ на мою просьбу: вы можете взять с собой моего племянника?

— А сколько ему лет?

— Шестнадцать недавно исполнилось.

— Тогда ему лучше остаться при вас, он пока еще не дорос до такого путешествия.

— О, уверяю вас, сеньор Хаммер, он уже далеко не ребенок и, кстати, что касается чисто физических параметров, довольно рослый и атлетичный парень.