Завещание Петра

Борисов: Будешь перебивать старших, оставлю на вечное ночное дежурство.

Ларькин: Виноват. Осознал. Впредь обещаю никогда и по мере сил. Мы слушаем, Юрий Николаевич.

Борисов: Впрочем, интуиция у капитана по всем показателям стремительно приближается к интуиции, положенной по должности старшему лейтенанту. К нам действительно едет —нечто. По видимости —давно заказанный мною новый сотрудник. Я ещё восемь месяцев назад говорил об этом с начальством, а три месяца назад, поскольку дело с места не двигалось, оставил официальную заявку на специалиста по языкам и по структурному анализу текстов. Но уж больно удачное у нас с этим новым сотрудником выходит совпадение. Полгода про меня никто не помнил. Потом ещё три месяца ни слуху, ни духу. А тут вдруг — нате вам, получите-распишитесь. Как раз тогда, когда у нас поселилась Аня и когда исследования нашего не по годам прыткого капитана начали давать первые положительные результаты.

Большаков: По-моему, всё ясно. То, что против нас играют наши, кажется, ни у кого давно уже не вызывает сомнений. И нам хотят заслать казачка.

Борисов: И что ты предлагаешь?

Большаков: Предлагаю найти мало-мальски благовидный повод и отказаться от засланца. Как говорил товарищ Сталин — нет человека; нет проблемы.

Борисов (поворачивается в сторону Ларькина): Вот вроде умный-умный, а как скажет...

Ларькин: И не говорите, Юрий Николаевич. Он работает с железом и с цифрами. И работает очень напряженно. Это не может не сказываться.

Ахмеров: А что? Я согласен с Ильей. Зачем нам лишний геморрой на шею.

Большаков: Ренат, я тебе, как медик медику, скажу по секрету — геморрой...

Борисов: Сказано — цыц! Распустил я вас, балбесов.

Большаков: Молчу, молчу.

Ларькин: Насколько я понимаю, Юрий Николаевич, отказаться у нас просто не будет возможности.

Борисов: Все ты правильно понимаешь. Даже и заикаться не стоит. С формальной точки зрения — никаких оснований. Мы этого человека обязаны принять и отправить обратно никак не сможем минимум месяца три. И то — в том случае, если человек окажется откровенно профнепригоден.

Большаков: Ну, это нам раз плюнуть. Правда, Виталик? Одно неловкое движение, и человек уже профнепригоден.

Ахмеров: Н-да. А за три месяца, если человек хотя бы минимально подготовлен, он у нас тут все изнутри раскурочит и наизнанку вывернет. Может, Илья его к себе особо-то и не пустит. Но Аня — тут как тут. Системы все выведены. И все наши обманки накроются.

Большаков: А с дежурствами? Либо вообще не ставить его в ночь, либо дежурить каждый раз вдвоем. И то, и другое —не дело.

Борисов: Знал бы ты, насколько ты близок к истине. Насчет того, что это не дело.

Большаков: А что такое?

Борисов: А то, что это вовсе не он, как вы тут все изволили выражаться.

Все, хором: То есть?

Борисов: То есть это —она. Лейтенант Ирина Вениаминовна Рубцова. Профессиональный переводчик и специалист по структурному анализу текстов. Всё —как заказано.

Ларькин: Этого ещё не хватало!

Ахмеров: А что? Может, именно этого нам и не хватало? Если уж все равно от неё никуда не денешься... И далеко ходить не надо. Даже до Тверского — и то ходить не надо. А, Илья? А то я замучился уже через ночь дежурить.

Большаков: Во-первых, клевета. А, во-вторых, ни один порядочный лис не станет красть кур в близлежащем курятнике. Служебный роман —самая большая глупость, на которую может пойти цивилизованный человек.

Ахмеров: Это он сейчас так говорит. А она, кстати — ничего?

Борисов (вынимает из папки фотографию и выставляет её перед собой на всеобщее обозрение): Любуйтесь.

Большаков: Беру свои слова обратно. Ренат прав. Бывают такие ситуации, в которых даже цивилизованный человек... Я предлагаю решить дело миром —четыре соломинки, одна короткая...

Борисов: Илья.

Большаков: Всё, всё, умолкаю, Юрий Николаевич. Приоритет старшего по званию сомнению не подлежит.

Борисов: Самая большая неожиданность в том, откуда она к нам направлена.

Ларькин: Ну, и откуда же она к нам направлена?

Борисов: Из управления по борьбе с терроризмом. Причем выпускается она только через неделю. И —сразу к нам.

Ларькин: То есть вы хотите сказать...

Борисов: Именно это я и хочу сказать. Для неё это вполне может оказаться такой же неожиданностью, как и для нас. Не для того же она туда шла, чтобы её потом засунули к нам совать нос во все Илюшины закоулки.

Большаков: Очень на это надеюсь.

Ларькин: Значит, если через неё кто-то и что-то надеется разузнать, то основано это никак не на прямом задании, полученном от нынешнего непосредственного начальника. И она —не профессиональный нюхач. Следовательно...

Борисов: Следовательно, варианта два. Либо она очень доверяет тому человеку, который её сюда пристроил, либо...

Ларькин: Либо они уже не стесняются зомбировать своих?

Борисов: Делайте выводы. Делайте выводы.

Большаков: А кто её вел в спецшколе?

Борисов: Ну, наконец-то очнулся. Первый стоящий вопрос с самого утра. В спецшколе её вел один мой старый добрый знакомый. По имени Лесник. Мы с ним одно время были в очень плотной связке. В Карабахе. Он на одной стороне я на другой. В равном статусе. И делали одно дело. Лесник очень толковый мужик. И хороший профессионал. Если это он против нас играет —всё будет куда сложней, чем у нас с Виталием в Оренбурге. А если он там такой не один...

Большаков: А специализация? Какая у него специализация?

Борисов: Всякая, Универсал. И чтец, и жнец, и на дуде игрец. Но изначально он вроде бы занимался арабским Востоком. И девка эта, кстати, тоже вроде по-арабски понимает. Основной у неё в университете был английский...

Ларькин: В университете?

Борисов: Инъяз МГУ. Я узнал —в выпуске была если не первой, то одной из первых.

Ларькин: А потом ваш Лесник. Серьезное сочетание.