Завещание старого вора

Квартира была ограблена. Бережной понял это, едва перешагнув порог. В этом жилище он помнил каждую вещь. Все они годами находились на одном и том же месте: книги с цветными корешками, аккуратным рядком стоявшие на полках, фарфоровые статуэтки в шкафу со стеклянными дверцами.

Сейчас большинство вещей, которые он наблюдал прежде, исчезло. Например, пропала экзотическая маска из черного дерева, висевшая на стене у окна. По заверениям Федора Евграфовича, она обладала магическими свойствами, и получил он ее в качестве подарка во время экспедиции в Южную Африку от одного из тамошних вождей. Из шкафа грабители унесли фарфоровую посуду, а в шифоньере не стало одежды.

Майор с усиливающимся волнением прошел в смежную комнату и увидел профессора, лежащего на диване. Самое жуткое было в том, что Федор Евграфович был абсолютно голым. Его тощее длинное высохшее тело, перевернутое на бок, выглядело невероятно нескладным, даже каким-то ужасным на темно-коричневой коже старинного, еще дореволюционного дивана.

Выражение лица профессора было каким-то умиротворенным, каковое бывает у людей, тихо умерших во сне. На тощем теле со сморщенной кожей ни царапины, ни синяка, ничего такого, что могло бы указывать на насилие.

Обычно дома Федор Евграфович облачался в любимый темно-красный халат с драконами, вышитыми желтой шелковой нитью. Он привез его из Тибета. Халат тоже пропал: не обнаружился ни в шкафу, ни в комнатах, ни в ванной. Скорее всего, мародеры сняли его прямо с покойника. На запястье левой руки профессора отсутствовали швейцарские часы, с которыми он практически не расставался.

Возможно, Федор Евграфович умер от нервной болезни, подломленный нежданным уходом супруги и в переживаниях за судьбу сына. В военное время такое происходит нередко.

В квартиру вошли домушники. Они забрали все ценные вещи, каковых в квартире профессора было немало, сняли с него любимый халат и старенькие швейцарские часы, а потом, нагруженные баулами и сумками, ушли так же незаметно, как и проникли в дом.

Мародеры! По законам военного времени их следовало поставить к стенке!

Ефим Бережной с силой сжал ложку и глухо застонал.

– Что с тобой? – обеспокоенно спросила Прасковья. – Рана беспокоит?

Пулю в плечо Бережной получил в прошлом году, во время перестрелки с бандитами, проникшими на территорию хлебных складов. Лечение прошло без осложнений, рана затянулась, но иногда давала о себе знать ноющей болью.

Бережной посмотрел на жену, не оставлявшую без внимания ни один его чих, улыбнулся и сказал:

– Не переживай. Со мной все в порядке. Суп очень вкусный. Может быть, добавки?

– Ой, я сейчас. – Прасковья быстро поднялась. – Суп и вправду удался. Знаешь, цены опять подросли. Теперь свинина на рынке стоит триста рублей. Это где же такое видано! А ты помнишь, сколько она стоила в январе сорок первого? – Половник бойко застучал по стенкам кастрюли.

– Что-то не припоминаю, – хмуро произнес Ефим, забирая у жены тарелку горячего супа.

– Двадцать девять рублей! Может, ты хочешь сметаны?

– И сметана есть? – удивленно протянул Бережной. – Что у нас сегодня за праздник?

– Праздника нет, просто сэкономила, вот и взяла баночку.

Прасковья аккуратно положила в суп ложку сметаны и тщательно размешала.

Ефим отметил, что сметана была густой и плотной. Именно таковой потчевала его бабка в далеком детстве, когда родители оставляли сына в деревне на целое лето. Интересное было время. Где теперь вся эта ребятня, с которой он был так дружен?

– Идет война, – сдержанно заметил Ефим. – Когда все это закончится, будет лучше.

Суп был наваристый, самый настоящий, с каплями желтого куриного жира на поверхности.

Жена присела рядом и с радостью наблюдала за тем, с каким удовольствием муж хлебал этот суп.

Воспоминания вновь вернули его к прошедшему дню. Бережной должен был написать Олегу о смерти отца, и это удручало его. Ефим не знал, как облегчить участь друга, не сомневался в том, что воевать ему теперь станет тяжелее.

Этой квартирой обход не закончился. В следующих двух домах обнаружились еще четыре, откуда была вывезена вся мебель вместе с ее содержимым. Остались лишь голые стены. Хозяевами этих квартир были руководители крупных производств, эвакуированных за Урал.

По случаям ограбления были заведены уголовные дела. Оставшееся рабочее время Бережной потратил на то, чтобы связаться с хозяевами квартир и в полной мере оценить ущерб, нанесенный грабителями.

По квартире Федора Евграфовича свидетелем выступил он сам, подробно описал пропавшие вещи. Список майор велел размножить, а украденное добро искать на всех московских рынках, где оно непременно должно было всплыть.

– Может, в Большой театр пойдем?

– А что там сегодня? – несколько рассеянно спросил Бережной.

– Опера «Ромео и Джульетта».

Телефонный звонок заставил Ефима Григорьевича прервать поздний ужин.

– Бережной у аппарата, – произнес он громко, понимая, что случилось нечто важное.

– Вот что, Ефим, – услышал майор голос начальника МУРа комиссара милиции третьего ранга Урусова. – Не хотелось бы сейчас тебя отрывать от семьи, знаю, что только что пришел, но сам понимаешь, работа у нас такая. На Ямской, дом номер девять, произошло убийство. Нужно немедленно выезжать! Оперативная группа уже там, ты ее возглавишь.

– Есть возглавить, товарищ комиссар милиции третьего ранга!

– Дело с самого начала видится непростым. Убит адвокат Серебряков.

– Серебряков Глеб Сергеевич? – уточнил Бережной.

– Он самый. Вот до чего дошло. Уголовники даже адвокатов не щадят. Так что будь готов к самым большим неожиданностям. Действуй!

– Выезжаю, товарищ комиссар третьего ранга! – Ефим положил трубку и сказал жене: – Звонил Урусов, нужно ехать. Было очень вкусно. Суп и в самом деле великолепный!

– Но ты же не доел. А потом я достала свиные ножки, приготовила холодец, думала, что ты попробуешь.

– Чего же ты раньше-то не сказала? – шутя посетовал Бережной. – Я бы с него и начал.

– Ну вот!.. – не на шутку расстроилась супруга.

– Вернусь, обязательно попробую, – пообещал Ефим, подхватил с вешалки пиджак и вышел на лестничную площадку.

Через полчаса майор Бережной подошел к месту происшествия. Его встретил дремучий пустынный темный двор, заросший густыми высокими акациями. Лишь на лавочке в самом углу подле забора, подсвеченного матовым лунным светом, сидели двое мужчин и курили. Рассмотреть их лица в темноте не представлялось возможным, разговоров тоже не было слышно. Зато в ночи были отчетливо различимы крошечные фитильки горящего табака, яростно вспыхивающего во время глубокой затяжки.