Завещание таежного охотника

— Значит, мне следовало бы идти к вам в школу и изучать тайгу.

— Едва ли у вас хватило бы терпения. Что-то сейчас вы не очень им отличаетесь.

— Это зависит от учительницы, — вмешался я в разговор, но закончить мне помешала внезапно клюнувшая рыба. Я подсёк большого хариуса, дугой изогнувшего удилище. Он пытался уйти к противоположному берегу и скрыться в коряги. Олег и Тамара с напряжением следили за моей борьбой с хариусом.

— Оборвёт леску и удочку сломает, — волновалась Тамара.

— Выдержит! — возразил Олег. — Удилище гибкое, рассчитано по формуле упругости.

Тамара так громко рассмеялась, что спугнула с мели маленьких рыбок, и они рассыпались по водной глади.

Тем временем мне удалось удержать хариуса в небольшой заводи, а затем вывести на мель. Тогда, недолго думая, я бросился в воду и в подсаке вынес красавца на берег.

— Ох, здорово! — восторгалась Тамара. — Сразу видно, что вы знаете своё дело. Я тоже рыбачу, но с такой рыбиной я бы не справилась.

— Так! Теперь, значит, и вы бы могли ходить в школу, — засмеялся Олег.

— Ну что ж, и пошла бы. Учиться никогда не поздно. Лишь бы только не пришлось изучать сложных формул упругости и вычислять динамическую силу рыбьей мускулатуры. Идёмте, теоретик, не будем мешать рыболову.

Когда вечером я вернулся в деревню, порядком обременённый пойманными хариусами, об экспедиции уже всё было решено. Внук Хатангина, молодой зоотехник Еменка Намынки, брался довести нашу экспедицию до Сурунганских гор.

Он занимался оленеводством, а также имел несколько опытных участков, где жили пятнистые олени. Были тут и маралы, панты которых тоже используются для приготовления лекарства.

Ещё мальчиком Еменка сопровождал своего деда на охоте и со временем стал лучшим следопытом в стойбище эвенков.

Эвенки кочевали многие годы после революции и долго не могли избавиться от старых родовых обычаев, поддерживаемых богатыми одноплеменниками и шаманами.

Однако действительность новой жизни всё увереннее вторгалась в сознание эвенков. Их дети посещали школы, подрастали — ехали учиться в Москву, Ленинград, Омск, Иркутск и Владивосток. Возвращаясь, они приносили в родные стойбища новые взгляды на жизнь и труд.

В конце 1924 года эвенки перешли на оседлый образ жизни. Кроме охоты, они стали также заниматься земледелием, скотоводством и традиционным оленеводством, которое теперь было поставлено на современной основе.

Новое хозяйство требовало новых специалистов, и Еменка Намынки был одним из них. Он с энтузиазмом внедрял и пропагандировал более совершенный способ разведения оленей и ухода за ними; взялся за устройство опытного участка для оленей, который, несмотря на свои малые размеры, уже приносил крупные денежные доходы.

Еменка располагал к себе сразу, с первого взгляда. Он был высок, плечист и с его лица не сходила улыбка.

Еменка лучше, чем кто иной, знал далёкие таёжные уголки, дорогу к Сурунганским горам — он несколько раз ходил с дедом Хатангином.

Олег спросил, много ли в этих неизвестных таёжных местах зверей и водятся ли там медведи.

— Хватает, — безразлично ответил Еменка. Беседа о предстоящем путешествии затянулась до полуночи. Серьёзным вопросом был выбор лошадей, потому что для такой трудной и утомительной дороги подойдёт далеко не всякая. Важно, чтобы лошадь была привычна к тайге, не пугливой и не шарахалась перед препятствиями.

Тит Андреевич пообещал выбрать надёжных лошадей.

— Кстати, сколько лошадей нам нужно? — заинтересовался Олег.

— По крайней мере шесть, — ответил Родион Родионович.

— Шесть не много ли? — удивился геолог.

— Едет вас пятеро, а для вещей, палаток, инструментов, продуктов вам нужно было бы двух вьючных.

— Насколько умею считать, — вмешался я в разговор, — нас всего четверо, а у Еменки и Чижова есть свои лошади. Кто же пятый?

— Угадайте, — сказал Чижов.

— Разве что Родион Родионович не устоял? — догадывался Олег.

— Нет, Родионыч посылает своего «заместителя».

— «Заместителя»? Кто бы это мог быть?

Олег так беспомощно посмотрел вокруг себя, что мы рассмеялись.

С нами ехала Тамара.

Её не пугали трудности путешествия, и она уговорила деда, чтобы тот позволил ей участвовать в экспедиции.

— Что мне с ней делать? — жаловался Орлов. — Сегодня прожужжала мне все уши. Заладила одно: хочу ехать, хочу увидеть неизвестные места и тигра. Я, дескать, уже взрослая, чтобы знать, что можно, а чего нельзя… Пришлось разрешить.

* * *

Договорились, что колхоз одолжит нам три верховые и две вьючные лошади. Тит Андреевич решил добавить нам ещё одного участника — колхозного конюха, который бы присматривал за лошадьми.

— Кем же ты нас осчастливишь, Тит? — спросил его брат.

— Не беспокойся. Поедет опытный таёжник Тимофей Старобор. Он сам предложил, когда узнал, что вы собираетесь к Сурунганским горам.

— Этот нам подойдёт! Он исходил тайгу вдоль и поперёк и не одному медведю пощекотал шкуру, — согласился Пётр Андреевич.

Было уже поздно, когда мы разошлись и легли спать.

* * *

На следующий день все занялись сборами. Пётр Андреевич следил за работой и давал указания. Через его руки проходила каждая вещь; лишнее, чтобы не перегружать лошадей, он отбрасывал.

Самыми тяжёлыми были палатки, очень удобные, двух — и трехместные. Тамара взяла свою небольшую палатку.

Совершенно неожиданно в полдень к Петру Андреевичу зашёл человек, с которым тот долго разговаривал и наконец представил его нам.

Это был Федор Лаврентьевич Шульгин, лесничий, подопечные леса которого раскинулись на сотни километров вокруг Вертловки. Он узнал о нашем походе и просил Чижова включить его в экспедицию.

Лесничий уже давно собирался в дальние места, к Сурунганским горам, чтобы произвести там оценочную таксацию леса (то есть определение пород, количества древесной массы, возраста деревьев и т. д. ). У него своя верховая и вьючная лошади. Последняя не догружена и сможет нести часть наших вещей.

На вопрос Чижова, согласны ли мы взять с собой Шульгина, никто не ответил. Олег нерешительно мялся, Тамара пожала плечами, а мне было безразлично, станет наша экспедиция многочисленнее или нет. Наконец Тимофей Старобор, высокий, плечистый, с большим шрамом на лице, сказал: