Завещание

– Она была близка с Троем? – поинтересовался Уиклифф.

Прежде чем ответить, Нейт очень долго жевал.

– Мы ведь беседуем здесь без протокола, не так ли?

– Разумеется. Мне просто хочется посплетничать. Да, и от этой сплетни будет зависеть успех или провал дела.

– Не думаю, что они были очень близки. Она не видела его несколько лет.

– А как она отнеслась к сообщению о завещании в ее пользу?

По тону Уиклиффа было ясно, что для него это действительно лишь треп, и Нейт понял: судье хочется узнать как можно больше подробностей.

– Она удивилась. Мягко выражаясь, – сухо сообщил он.

– Да уж наверное! Спросила – сколько?

– В конце концов – да. Похоже, она была ошеломлена.

– Она замужем?

– Нет.

Джош понял, что расспросам о Рейчел не будет конца. А это опасно. Уиклифф пока не должен знать, что Рейчел совершенно не интересуют деньги. Если судья будет продолжать копать, а Нейт – откровенно отвечать ему, что-то может невольно просочиться.

– Вы знаете, судья, – сказал он, мягко переводя разговор на другую тему, – это совсем несложное дело. Процесс не будет бесконечным. Они желают его поскорее закончить.

Мы хотим того же. Почему бы не ускорить сбор документов и не назначить дату суда?

Быстрый процесс по делу о наследстве был вещью неслыханной, ведь адвокаты получали почасовую оплату. Зачем же торопиться?

– Это интересно, – удивился Уиклифф. – Что у вас на уме?

– Устройте итоговую встречу как можно скорее. Соберите всех адвокатов, заставьте каждого обнародовать список предполагаемых свидетелей и документов. Отведите тридцать дней для сбора показаний под присягой и назначьте суд не позднее чем через три месяца.

– Но это очень сжатые сроки.

– В федеральном суде мы это делаем сплошь и рядом. И срабатывает. Парни, представляющие противоположную сторону, ухватятся за это, потому что их клиенты сидят на мели.

– А вам это зачем, мистер О'Рейли? Вашей клиентке тоже хочется поскорее заполучить деньги?

– А вам бы не хотелось, судья? – уклончиво ответил Нейт.

Все рассмеялись.

Когда Гриту наконец удалось преодолеть все кордоны телефонной защиты Хэрка, его первыми словами были:

– Я пойду к судье.

Хэрк нажал кнопку записи на своем аппарате и сказал:

– Добрый день, Грит.

– Я могу рассказать судье правду о том, что Снид продал свои показания за пять миллионов долларов. Все его слова – ложь.

Хэрк рассмеялся негромко, так, чтобы только Грит его слышал, и заметил:

– Вы не можете этого сделать, Грит.

– Это почему же?

– Вы плохо соображаете. Слушайте, Грит, и слушайте внимательно. Во-первых, вы подписали вексель наравне со всеми, поэтому несете такую же ответственность, как и мы.

Во-вторых, и это самое важное, вы узнали о Сниде потому, что были поверенным Мэри-Роуз, значит, обязаны молчать.

Если вы разгласите хоть какую-то информацию, полученную в силу своих профессиональных отношений с ней, это будет означать, что вы выдали тайну, доверенную вам клиентом.

Она подаст на вас жалобу, и вас исключат из гильдии адвокатов. Я лишу вас лицензии, Грит, запомните.

– Вы мерзавец, Геттис. Вы украли у меня клиента.

– Если бы ваш клиент был вами доволен, зачем бы стал искать другого адвоката?

– Имейте в виду, я так просто не сдамся.

– Не делайте глупостей.

Грит швырнул трубку на рычаг. Хэрк несколько секунд наслаждался произведенным эффектом, потом вернулся к работе.

Нейт не спеша ехал по городу. Пересек Потомак, миновал мемориал Линкольна. Снежинки бились в ветровое стекло, но снежная буря так и не разразилась. Стоя перед светофором на Пенсильвания-авеню, он посмотрел в зеркало заднего вида и заметил здание, зажатое между дюжиной других таких же, – дом, в котором он провел большую часть последних двадцати трех лет. Окно его кабинета на шестом этаже было едва различимо.

Когда он въехал в Джорджтаун, ему стали попадаться знакомые заведения – бары, кабачки, притончики, где он провел столько долгих бессмысленных часов в компании людей, которых он уже не помнил. Повернув по Висконсин-стрит на север, он увидел бар, в котором когда-то подрался с однокашником по колледжу, бывшим еще более пьяным, чем он сам. Ссору начал тот подлец. Бармен выгнал их выяснять отношения на улицу. На следующее утро Нейт явился в суд с лицом, залепленным пластырем.

Где-то здесь было и маленькое кафе, в котором он когда-то купил достаточное количество кокаина, чтобы убить себя.

Нарки [Агенты Федерального бюро по наркотикам и опасным медикаментам] накрыли кафе, когда он находился на излечении. Два его приятеля – биржевых брокера – отправились в тюрьму.

В гараже Стэффорда Нейт загрузил багажник дополнительным количеством теплых вещей и поспешно уехал.

В кармане у него лежал чек на десять тысяч долларов – гонорар за первый месяц. Налоговая инспекция требовала шестьдесят тысяч в погашение задолженности. Штраф составит столько же, а то и больше. Второй жене он задолжал около тридцати тысяч алиментов. Пока он лечился под руководством Серхио, долги его росли.

Опись имущества в связи с признанием его банкротом всех долгов не покрыла. Следовало признать, что его финансовое будущее беспросветно. Младшие дети обходились ему ежемесячно в три тысячи каждый. Старшие, если учесть плату за обучение, жилье и питание, стоили не меньше. Деньги Филана, которые он получит, разойдутся за несколько месяцев. Процесс рано или поздно состоится. И когда дело будет решено, Нейт предстанет перед федеральным судьей, будет признан виновным в уклонении от уплаты налогов и лишится лицензии.

Отец Фил наставлял его не тревожиться о будущем. Бог сам обо всем позаботится.

И Нейт в который раз задался вопросом: не получает ли Бог больше, чем просит?

Поскольку писать ни на чем, кроме своих фирменных блокнотов с большим интервалом между строками и широкими полями, Нейт не мог, он взял такой блокнот и попытался начать послание к Рейчел. У него был адрес ВОМП в Хьюстоне. На конверте он напишет: “Конфиденциально. Передать лично в руки”. Адресует его Рейчел Лейн и сопроводит пометкой: “Всем, кого это может касаться”.