Завет Макиавелли

Обойдя толпу, Мартен встал под деревом у самой платформы. Когда президент едва заметно кивнул, Мартен наклонил голову в ответ.

— Организация, которую мы пока называем просто «Завет», не представляет ни нацию, ни религию, ни расу — только себя. Это международное объединение преступников, занимающих ключевые посты в политических, военных и экономических институтах по всему миру. Если собранные по крупицам сведения верны — в течение нескольких веков. Это может показаться невероятным, более того — невозможным. Увы, это правда, смею вас уверить. В течение последних дней я наблюдал их террористическую практику лично. Я видел результаты экспериментов на людях. Видел останки сотен людей в тайных лабораториях, находившихся в заброшенной шахте в Испании. Собственными глазами я видел, как они используют религиозные чувства ради достижения своих гнусных целей; видел, как во время чудовищного ритуала людей сжигали живьем, будто ведьм в Средние века. Церемония цинично называлась «ежегодной встречей». Считается, будто на прошлой неделе меня тайно вывезли из отеля в Мадриде ради моей собственной безопасности, из-за «весьма реальной угрозы террористического акта», согласно официальной формулировке. В некотором смысле правда, только угроза террористического акта исходила не извне. Смертельная опасность исходила от людей, стоявших рядом со мной. Людей, на которых я привык полагаться. Это высочайшие должностные лица американского правительства, мои советники и старые друзья. От меня потребовали, чтобы я нарушил законы Соединенных Штатов и присягу президента; я отказался. Меня не вывозили на «конспиративную квартиру» — я был вынужден бежать сам. Не только потому, что опасался за свою жизнь, — нет, смерть угрожала не мне одному! Эти люди, их приспешники в Европе и по всему миру, готовились развернуть программу геноцида против народов Ближнего Востока — программу, беспрецедентную в человеческой истории по своим масштабам. Вчера я отправил в отставку следующих лиц: вице-президента Соединенных Штатов Гамильтона Роджерса, государственного секретаря Дэвида Чаплина, министра обороны Теренса Лэнгдона, председателя Объединенного комитета начальников штабов генерала ВВС США Честера Китона и руководителя администрации президента Тома Каррена. Час назад их уже взяли под стражу в посольстве Соединенных Штатов в Лондоне. Этим людям будет предъявлено обвинение в террористической деятельности и государственной измене. Мне также сообщили, что аналогичные аресты производятся сейчас в Германии и Франции. Расследование пока находится в начальной стадии, но могу предположить: последуют аресты крупных фигур и в других странах. Могу сказать, что происшедшее нас потрясло. Ужас и отвращение трудно описать. Меня, канцлера Германии и президента Франции предали близкие друзья и доверенные советники. Трудно быть посланником, приносящим дурные вести. Откровения такого рода даются нелегко, но скрывать — невозможно и безнравственно. В ближайшие дни и недели мы узнаем гораздо больше. Информация не будет скрыта от народов Земли. Пока могу лишь поблагодарить провидение за ниспосланную удачу: зверя удалось поразить раньше, чем он обагрил собственные клыки кровью невинных жертв. Здесь, в Освенциме, довольно оглянуться, чтобы получить напоминание о цене, которую приходится платить за фанатизм. На нас лежит долг перед погибшими здесь. Ради нас самих, ради детей и внуков, мы обязаны сделать эту раковую опухоль болезнью прошлого. Вместе мы сумеем это сделать. Благодарю вас и желаю удачи!

Помолчав несколько секунд, Генри Харрис повернулся, чтобы пожать руки канцлеру Германии Анне Болен, президенту Франции Жаку Жеру и президенту Польши Роману Яницкому. Затем, чтобы пожать руку и сказать несколько слов президенту Харрису, на платформу спустились представители других стран НАТО.

Мартен молчал, как молчали почти все: гости, агенты служб безопасности, журналисты. Речь президента не была политическим выступлением. Генри Харрис послужил истине, как и обещал, и теперь за это придется расплачиваться. Последует возмущение на Ближнем Востоке и в мусульманских анклавах по всему миру, обвинения в адрес президента в психической неустойчивости и несоответствии занимаемой должности, организованные контратаки со стороны обвиняемых и сил, которые они представляют, — трудно сказать, что еще.

Президент знал это с самого начала.

«С точки зрения искусства дипломатии о многом следовало бы умолчать, — говорил он Мартену. — Прекрасно знаю, что многие меня не поймут. Последствия будут глобальными и не вполне предсказуемыми. Но говорить придется: уверен, что наступил момент для избранников сказать избирателям правду. Даже если правда этим последним не понравится. Мы больше не можем позволить себе роскошь заниматься политикой “как обычно”».

Генри Харрис просил Мартена о моральной поддержке, но только едва ли он в ней нуждался. Президенту не нужно было напоминать о том, кто он такой, и о грузе возложенной на него ответственности. «Друзья» когда-то сделали из него президента, так как за целую жизнь Генри Харрис не нажил ни одного врага. Они решили, это потому, что Харрис мягок и безволен, из него можно будет слепить, что нужно. Они сильно ошиблись и теперь расплачиваются за ошибку.

Мартен последний раз посмотрел на президента, окруженного политической элитой западного мира. Это его мир, а Мартену пора возвращаться в свой. Повернувшись, чтобы уходить, он услышал свое имя. Навстречу спешил Хэп Дэниелс.

— Мы улетаем, — сообщил он. — «Номер один» морской пехоты взлетает через десять минут. «Номер один» ВВС из Кракова — через пятьдесят. По желанию президента в план полета вошла посадка в Манчестере. — Хэп улыбнулся. — Там мы тебя и оставим, в качестве прощальной любезности.

— Я уже купил билет на рейсовый самолет, — осклабился Мартен в ответ. — Скажи президенту, мне популярность не нужна. Он поймет. Еще скажи — с удовольствием посижу когда-нибудь за кружкой пива и хорошим бифштексом. С тобой, с ним и с Мигелем. Мальчишек тоже не забыть, особенно Хосе…

— Будь осторожен! Как бы он не поймал тебя на слове.

Улыбаясь, Мартен протянул руку:

— Буду ждать.

Попрощавшись, Мартен пошел в сторону контрольно-пропускного пункта. Покинув Освенцим, обернулся посмотреть на кованую надпись над воротами.

Arbeit macht frei. Работа делает свободным.

Остроумно, с точки зрения нацистов, но, кроме эсэсовцев, никто почему-то никогда не улыбался. Сейчас эти слова Мартена тронули совершенно неожиданным образом. Он покачал головой, удивляясь причудливой иронии обстоятельств.

Интересно, у него все еще есть работа?

Эпилог

Часть первая

Манчестер, Англия, усадьба Бэнфилд,

Галифакс-роуд. 12 июня, 8.40

С тех пор как Мартен попрощался с Хэпом у ворот Освенцима, прошло два месяца. О том, чтобы сохранить работу в фирме «Фицсиммонс и Джастис», право, не стоило и беспокоиться. К моменту возвращения в Манчестер его ждали полдюжины свежих сообщений на автоответчике. Четыре от Яна Графа, менеджера, с просьбой позвонить немедленно по приезде. Остальные два, соответственно, от Роберта Фицсиммонса и Хорейса Джастиса. С Фицсиммонсом Мартен работал много и постоянно, а восьмидесятишестилетнего Джастиса, ушедшего на покой и поселившегося на юге Франции, даже не видел никогда. Все трое, однако, выражали наилучшие пожелания и горячую надежду, что на следующее утро Мартен приступит к работе.

Почему, интересно?

Не позвонил ли президент Харрис каждому с борта номер один ВВС США? Сказав, как он благодарен мистеру Мартену за помощь в течение прошедших дней, не выразил ли надежду, что отсутствие на работе без предварительной договоренности мистеру Мартену не повредит?

Так или иначе, отсутствие не повредило.

Мартен окунулся в работу на усадьбе Бэнфилд. По причине постоянных споров между мистером и миссис Бэнфилд и постоянных требований внести очередное изменение в проект, ему казалось иногда, что с президентом было проще и безопаснее. Мартен, однако, тянул груз с легким сердцем, и все утряслось помаленьку. Земляные работы и ирригация завершены, посадки идут полным ходом, а супруги Бэнфилд не ссорятся. Миссис Бэнфилд ожидает двойню и тратит душевные силы уже не на усадьбу, а на подготовку дома к прибытию пополнения. Мистер же Бэнфилд, если не играет в футбол, следует за миссис Бэнфилд — под крышу этого самого дома. Таким образом, Мартен получил наконец возможность довести до конца ландшафтные работы, чем и занимался охотно, пока мир вокруг раскачивался на волнах, поднятых речью Генри Харриса.

Президент не ошибся насчет «глобальных и не вполне предсказуемых последствий».

Соединенные Штаты, в особенности Вашингтон, охватила круглосуточная вакханалия средств массовой информации. Телевидение, радио, газеты, журналы превратились в площадку для политических ток-шоу. Интернет захлестнули предположения о том, что у президента крыша поехала и не худо бы объявить ему импичмент или поместить его в психиатрическую клинику. Можно то и другое. Конспирологи всех мастей кричали хором: «Я же вам говорил!» Правые, левые и центристы желали знать, что же это за организация «Завет» и кто в нее входит; какую такую религию имел в виду президент; кого успели сжечь заживо; каким образом весьма респектабельные и достойные представители Института нового мира могут быть вовлечены в подобную деятельность и есть ли хоть какие-нибудь доказательства.

Ближний Восток и мусульманские анклавы в Европе и по всему миру напоминали растревоженный улей. Государства и народы желали все знать о геноциде. Когда и в каких странах предполагалось нанести удар? Сколько людей погибло бы? Кто занял бы опустевшие земли? Что было бы дальше? Какие цели преследовали члены «Завета» и чего они рассчитывали достигнуть? Действительно ли больше нечего опасаться? Наконец, не провокация ли это президента Соединенных Штатов? Не хочет ли он таким способом поселить страх в сердцах мусульман? Ослабить террористическую угрозу для Европы, Соединенных Штатов и Азиатско-Тихоокеанского региона, пригрозив поголовным уничтожением?

Не имея ответов, исламский мир отреагировал агрессией. По Ближнему Востоку прокатились антиамериканские и антиевропейские демонстрации. По всей Франции вспыхивали уличные беспорядки и жгли автомобили — в основном подростки из бедных семей, подстрекаемые радикальным духовенством ради «сомнительных целей», по выражению представителей власти. Выступления в Англии, Голландии, Германии, Италии и Испании не носили, к счастью, столь бурного характера. Организацию Объединенных Наций осаждали требованиями представить детали и результаты расследования, но безрезультатно. Подробных и достоверных сведений о плане Фокса ни у кого не было.