Завет Макиавелли

Повесив трубку, Джейк Лоу взглянул на Маршалла:

— Я бы должен почувствовать облегчение. Только не выходит как-то… С чего бы?

— Ты думаешь о президенте.

— Мы ведь не знаем наверняка. А если он жив?

— Ну, тогда ему долго придется рыть землю.

Сняв гарнитуру, Джеймс Маршалл поднялся и отошел к столику у стены — налить две порции виски. Двойные. Шотландское виски, неразбавленное. Вручив Джейку Лоу стакан, он продолжил:

— До начала саммита в Варшаве — менее сорока восьми часов. Вице-президент исполняет обязанности президента, как и положено. Никто не спорит. Даже если Харрис выжил, ему ни за что не успеть. Сколько весит эта скала? Двести тысяч фунтов? Надо только проползти сверху или снизу или пробиться сквозь… Но даже если он совершит чудо и явится, как Христос, в монастырских апартаментах Фокса, мы его изолируем быстро и аккуратно. Дальше он умирает от сердечного приступа, а вице-президент официально вступает в должность президента. Не самый приятный расклад, согласен. Зато в любом случае ситуация остается под контролем.

— Люди на такой случай поставлены? Ждут его появления?

— В апартаментах Фокса?

— Да. И в других местах.

— Джейк, этого не случится.

— Люди — люди поставлены? — раздельно произнес Лоу.

— Да ты не шутишь?

— А ты как догадался?.. Агенты должны находиться в апартаментах Фокса — и везде, где только может чудесным образом объявиться воскресший из мертвых. Там целый лабиринт штреков. Что, если он пережил взрыв и находится сейчас в одном из них? Ищет выход наружу, где его никто не ждет. Подумай: если выход найдется, что тогда?

— Потребуется масса народу.

— Мы на войне, мистер советник по национальной безопасности. Если ты не заметил.

Внимательно посмотрев на Лоу, Маршалл коснулся его стакана своим.

— Значит, на меньшее ты не согласен.

Джейк Лоу стоял не шевелясь, со стаканом в руке.

— Имей доверие к своей собственной организации, — посоветовал Маршалл. — Хоть немного.

Осушив стакан одним глотком, Лоу отставил его в сторону.

— Последний кредит доверия я выдал этому сукиному сыну Генри Харрису. Двадцать два года доверия, Джим! И все было хорошо, пока не пошло наперекосяк. Пока мы не найдем его, живого или мертвого, я ни во что не верю. — Встретившись глазами с Маршаллом, Джейк Лоу помолчал. — Ни во что.

103

16.50

Спички.

Те самые, которыми президент устроил отвлекающий пожар на барселонском вокзале, чтобы сбежать от полиции. Мартен вел им счет — осталось одиннадцать. Семь уже истрачены. Далеко ли они позволили уйти в кромешной темноте? И куда? Президент тяжело дышал рядом, отдыхая.

— Вы в порядке? — спросил Мартен.

— Да… А вы?

— Более или менее.

Жуткую лабораторию они покинули в пятнадцать ноль девять, убегая от газа, хлынувшего с потолка. Бежали тем же путем, каким пришли. Вот только дверь в дальнем конце не желала открываться. Это означало, что им придется идти обратно в лабораторию. Хотя зачем, собственно? Газ просочится наружу и заполнит штрек, рано или поздно. Скорее рано, чем поздно. В этот момент откуда-то потянуло свежим воздухом, совсем чуть-чуть. Мартен и президент пошли навстречу сладкому сквознячку, и через двадцать футов или около того в стене туннеля обнаружилась щель — как раз чтобы протиснуться боком. Проход скоро стал не только узким, но и низким — еще немного, и придется ползти. Мартен зажег еще одну спичку. Тридцать футов, потом крутой поворот. Что дальше, неизвестно. Может быть, просто тупик. Но свежий воздух лучше, чем газ в туннеле. Выбирать не приходилось, и они двинулись дальше: Мартен впереди, уже ползком, президент за ним.

Поворот оказался действительно крутым и тесным, так что протискиваться пришлось дюйм за дюймом. Футов через сто стены внезапно раздались, а потолок поднялся в кромешную тьму. Теперь можно было встать. В свете еще одной спички возникли ржавые рельсы: заброшенный штрек с узкой колеей для вагонеток. Рельсы уходили в обе стороны, и решить, куда лучше идти, было невозможно; президент и Мартен повернули направо, держась колеи. Часы Мартена показывали пятнадцать двадцать четыре.

Семь минут спустя, в пятнадцать тридцать одну, туннель плавно отвернул влево. В пятнадцать тридцать семь гора содрогнулась от мощного взрыва. Кровля за спиной, всего в пятидесяти футах, обрушилась, через несколько секунд штрек наполнился удушливыми клубами пыли. Прижавшись к полу, они боялись даже дышать. Потом, плюясь, кашляя и зажимая носы, поползли вдоль рельсов, потому что больше ползти было некуда.

В пятнадцать пятьдесят стало полегче. Пыль в основном осела, и «кузены» пошли друг за другом. Шедший позади держался за пояс переднего, чтобы не потеряться в непроглядной тьме — и еще чтобы успеть выдернуть первого, если пол оборвется в пропасть.

В шестнадцать тридцать два послышался звук водяных капель, и они остановились. Очередная спичка высветила еще один поворот — и озерцо воды под стеной. Можно попить и даже умыться.

— Сначала вы, кузен. — Президент закашлялся.

— Ага, — улыбнулся Мартен. — Пусть крестьянин отведает, чтобы монарху не отравиться…

Прежде чем погаснуть, огонек выхватил из мрака ответную улыбку президента. Не бог весть какая шутка, но в чернильной тьме греет душу.

Отпив из родника и умывшись, они позволили себе присесть и отдохнуть.

104

17.10

Сидя на краешке кровати, Хэп Дэниелс выжидал, когда молоденький доктор закончит бинтовать ему плечо. Тесная спальня на втором этаже домика неподалеку от реки Льобрегат, на окраине городка Эль-Боррас, в долине к северо-востоку от Монсеррата, принадлежала По Савалю, дяде Мигеля Балиуса. Именно По Саваль, каменщик и маляр, одолжил Мигелю мотоцикл и прятал теперь на заднем дворе «мерседес», принадлежащий «Барселонским лимузинам».

Наложив последний слой бинтов, доктор встал. Глядя сквозь очки в тонкой оправе, он произнес негромко:

— Usted es muy afortunado. Ambas son heridas suaves del tejido fino. Descanse esta noche; usted puede ir ma~nana.

— Он говорит, вы счастливчик, — перевел Мигель, стоя в ногах кровати. — Два сквозных ранения, кость ни разу не задета. Будет саднить и трудно двигаться, но ничего страшного. Сегодня доктор велит отдыхать, завтра можете идти.

— Вы очень везучий человек, mi amigo, — сказал доктор, запинаясь, на смеси английского и испанского. — Только Богу известно, зачем такое счастье. Потому вы имеете такого un amigo, — кивнул он в сторону Мигеля. — Помощник, посланный Господом. А теперь, с вашего разрешения, я пойду. Дети ждут меня к ужину.

Сказав несколько слов Мигелю по-испански, он пошел к двери, на пороге задержался, передавая тому что-то. Вышли из комнаты они вместе.

17.20

Хэп вздохнул и осторожно потрогал свежую повязку, вспоминая мучительную поездку в тесной коляске мотоцикла. Ему казалось, она никогда не кончится, хотя вышло чуть больше двадцати минут на самом деле. Еще двадцать минут спустя появился доктор.

К тому времени Хэп выпил две солидные порции местного бренди, узнал, кто такой Мигель и кто такие «кузены» и что Мигель, оказывается, счел необходимым помочь тому, кто назвался агентом секретной службы и рискнул жизнью ради человека, которого принял за президента. Еще Мигель рассказал, как он довез президента Соединенных Штатов и Мартена из Барселоны в Монсеррат на лимузине и откуда ему известен код офиса доктора Фокса.

Тогда Мигель пошел искать «кузенов» в ресторане. Метрдотель видел, как вместе с Меррименом Фоксом они отправились к тому в офис; Мигель уже был у самой двери, когда появились агенты, но успел отступить в тень. Вышло так, что кривоносый набрал код у него на глазах: 4-4-4-2. Заядлый игрок в лотерею, Мигель отличался хорошей памятью на числа. Слишком много денег проиграно, слишком много номеров застряло в памяти, слишком много надежд не сбылось…

Хэп узнал также, что тащили агенты Мерримена Фокса. О Фоксе Хэп только слышал в связи с его сомнительной репутацией и слушаниями в подкомитете по терроризму, но не видел даже фотографии Фокса и никогда с ним не встречался — до той секунды, когда Мигель бросился на агентов, думая, что у них в руках президент. В тот момент с головы Фокса, повисшего между двумя агентами, слетел пиджак, открывая белоснежную гриву.

Хэп, разумеется, понятия не имел, почему президент был готов даже на рискованнейшую поездку в Монсеррат, только чтобы увидеть Мерримена Фокса. Дело прояснилось, когда Мигель подтвердил некоторые подозрения Дэниелса, до той поры смутные. Про «друзей» в Вашингтоне, предложивших президенту такое, на что он отказался давать согласие, — геноцид в отношении народов мусульманских стран — и про Фокса, игравшего в этом замысле ключевую роль. Не зная деталей плана, президент и Мартен отправились в монастырь, чтобы заставить Фокса говорить. Зная подробности, план можно надеяться разрушить… Достигли они чего-нибудь или нет, сегодня сказать невозможно.