Завет

Браво, прикусив губу, смотрел в сторону.

— Что я действительно хотел сказать, так это что мы с тобой, Браво… не вполне обычные люди. Мы в некотором роде белые вороны, аутсайдеры, думаю, можно сказать и так. Тем более трудно нам найти себя. Иногда я задаю себе вопрос: «Что я могу сделать, чтобы спастись?»

— Спастись? — Браво вскинул голову, ловя взглядом глаза отца. — В каком смысле? Спастись от чего?

— От гибели, Браво, от порока и гибели, — ответил Декстер. — Я не имею в виду спасение от того зла, что творилось во время крестовых походов, или во время войны в Освенциме и Бухенвальде, в Хиросиме, Анголе или Боснии… Жестокость людей по отношению к себе подобным ужасает, но сейчас я имею в виду другое. Зло, о котором я говорю, коренится в глубинах разума, не давая ему покоя. Лихорадка души… когда тебе кажется — ничто из того, чем ты владеешь, не в силах спасти тебя. Что я здесь делаю? — задаешь ты вопрос сам себе. В чем смысл моего существования?

Он покатал между ладоней массивный бокал, словно это была соломинка.

— И мы с тобой, Браво, не вполне те, кем сами себя считаем. Естественно задать вопрос «почему?» Ответ таков: потому что мы обладаем особыми возможностями. Не какой-то сверхчеловеческой силой, нет… Мы в некотором смысле артисты; но не «пустые люди», по меткому выражению Элиота, хотя это, возможно, первое, что приходит в голову. Как актеры или художники — как, наверное, все люди искусства — мы страстно желаем избавления, спасения от мирского зла; мы хотим возвыситься надо всем этим и вести за собой других, спасая их от самих себя…

Браво слушал отца как завороженный. Он понимал, он чувствовал всем своим существом, всей душой каждое слово Декстера; и то, что он услышал, глубоко тронуло его.

Декстер пожал плечами.

— Возможно, пока это звучит для тебя непривычно, но настанет день, и ты поймешь.

Я все прекрасно понимаю, мысленно сказал отцу Браво, и собрался было повторить это вслух, но тут Декстер посмотрел на наручные часы.

Нет, папа, нет… Только не это, ну пожалуйста…

— Прости, Браво, но мне нужно ехать в аэропорт. Боюсь, опять срочные дела. — Декстер выложил на столик два билета и контрамарку на роскошной тисненой бумаге. — Возьми с собой твою девушку… ту, о которой ты не хочешь мне рассказывать. Вот увидишь, ей понравится сидеть в президентской ложе.

Да провались она пропадом, президентская ложа… не оставляй меня снова, отец…

Катер несся вперед, оставляя за собой дорожку из мерцающих отблесков. Небо и море были окрашены оттенками черного и багряного. Плоские острова лагуны вытянулись в цепочку, словно символы гигантского шифра. Браво стоял возле дяди Тони, чувствуя, как вибрируют под ногами доски палубы, и смотрел вперед, в туманную даль древней лагуны. Венеция казалась ему городом отца. В воде отражались загадочные огни, язычками холодного пламени играя на блестящей, гладкой как стекло, чернильно-черной поверхности воды.

Браво вытащил из-за пояса «Сойер», тщетно пытаясь отогнать всплывающую в памяти картинку: дядя Тони вырывает оружие из его рук и направляет в упор на бесчувственного Цорци. Возможно, в Voire Dei подобный поступок считался правильным. Браво не знал.

— Не понимаю, — сказал он вслух. — Я ведь проверял пистолет, когда Цорци вернул мне. Все было в порядке.

Рюль бросил на него взгляд.

— Но ты ведь не стрелял? Курок не спускается до конца. Цорци, видно, испортил механизм, прежде чем отдать тебе оружие.

Браво был совершенно уверен, что «Сиг-Сойер» в полном порядке. Неожиданно ему снова почудился хруст льда, ломающегося под ногами… Только галлюцинаций и отголосков печального прошлого ему сейчас и не хватало. Браво сосредоточился на деле. Присев на скамью красного дерева, он принялся разбирать пистолет, аккуратно раскладывая детали на сиденье. Добравшись до спускового механизма, он обнаружил кое-что, ускользнувшее от его внимания при первом поверхностном осмотре.

— Вот видишь, — заметил Рюль.

Браво взял в руки небольшой комочек материи.

— Это не Цорци. Это оставил для меня мой отец. Правило номер один: разбери и собери оружие, прежде чем использовать его, отец всегда повторял это. У меня просто не было времени.

Рюль взглянул на то, что Браво держал в руках.

— Все, что я вижу, — комок старой ткани.

— Не просто ткани. — Браво развернул материю. — Это шаатнез — низкокачественная смесь льна и шерсти. Из такой материи были сделаны головной платок Марии и одеяние Лазаря… — Он вспомнил расшифрованное послание из «кошелька нищего». Вспомни, где ты был в день своего рождения… Госпиталь святой Марии Назарейской.

«Не Мария Назарейская», — подумал он.

— В лагуне есть остров с церковью, в названии которой были бы упомянуты Мария и Лазарь?

Рюль кивнул.

— Там останавливались пилигримы по пути в Святую землю, церковь давно заброшена. — Он немного подумал. — Лазаретто Веккьо лежит к югу отсюда, за Лидо. — Он развернул катер. — На старинном венецианском наречии слово «назареянин» звучало как «nazaretum», а позже, как это бывает, постепенно превратилось в «lazaretto». За истекшие века остров служил самым разным целям… В четырнадцатом веке, во время первой ужасной эпидемии, сюда свозили зачумленных. — Он вывел катер за пределы судоходного канала, свернув к центру лагуны. — Остров довольно-таки живописный, но сейчас там только и есть, что приют для бродячих собак.

…И имя твоего третьего питомца. Барк.

Браво рассмеялся.

Дженни прибыла на Сан-Франческо дель Дезерто в сопровождении человека Цорци и встретилась с наставником. Голова у него была перебинтована, и он пребывал в исключительно дурном расположении духа. Она нервничала, не находя себе места от беспокойства, но больше всего ее мучило чувство вины.

Они прошли в трапезную, где, по мнению Дженни, было слишком темно и мрачно. Помещение освещали горящие свечи, и в воздухе пахло копотью. К своему удивлению, она заметила еще четверых стражей. Дженни ждала, пока Цорци заговорит с ней, но он вообще не обращал на нее внимания, внимательно читая только что доставленное сообщение. Она что угодно отдала бы, чтобы узнать, о чем в нем говорилось. Переведя взгляд с послания на Цорци, она заметила, что глаза у него красные и воспаленные, словно он вообще не спал последнюю пару суток.

Наконец он произнес:

— Отец Мосто убит.

— А Браво исчез, — выпалила она в ответ, — больше четырех часов тому назад, и вы до сих пор держите меня в неведении. Какое еще наказание меня ждет?

Цорци смотрел на нее своими бесстрастными светлыми глазами.

— Что касается Браверманна Шоу, — тихо проговорил он, — то ты, насколько я понял, не передала ему мое сообщение. Так?

— О том, что Энтони Рюль — предатель? Нет.

— Почему?

Как хорошо она знала этот бархатный голос, за которым скрывалась безжалостная стальная воля!

— Потому что я в это не верю.

— Не тебе принимать подобные решения!

И так уже доведенная почти до предела, она вздрогнула от его резкого тона.

— Не зря я предостерегал Декстера Шоу от решения назначить тебя стражем его сына!

— Но ведь это вы тренировали меня! — возразила Дженни, не скрывая горечи в голосе.

— Да уж.

— …И обращались со мной куда жестче, чем с прочими учениками. Этого, черт побери, вы не станете отрицать!