Заветные желания

— А знаете, сударь. Оставьте-ка розу себе. Меня всегда учили, что немощным и старым нужно уступать.

Увидела недоумение — улыбнулась ещё шире, развернулась и ушла.

После я ещё не раз видела его по понедельникам: мы сталкивались, бросали друг другу несколько фраз и расходились. Постепенно понедельник стал ассоциироваться не с рынком, а с ним… Моим незнакомцем.

Тем временем, кондитерская медленно, но верно избавлялась от проблем. У нас даже появились постоянные клиенты…

Мадам Флер с сынишкой Джанни, очаровательная леди Маргарита и господин Вейнц.

Если мы с Андреа всегда были рады видеть троих первых, то господина Вейнца тихо ненавидели со всей страстью девичьей души.

Каждый раз, когда силуэт этого типа показывался в дверях, я отправляла Андреа, куда-нибудь подальше: в кладовку, на кухню. Да куда угодно! Благо приходил вредный старик в одиннадцать утра ежедневно. Обычно в это время поток посетителей был небольшим и я могла одна обслужить и тех, кто решил посидеть и тех, кто предпочитал еду на вынос.

Так вот, господин Вейнц был самым невыносимым человеком, которого я знала. Куда да него Грейсам! У них бестактность и назойливость объяснялись любопытством и желанием быть полезными, но Вейнц… Сколько злобы, сколько желчи!

То ты не так к нему подошла, то не так меню подала, то оно слишком простое и выбора нет, то, наоборот, всего слишком много. То его не устраивает посуда, то чай.

А один раз он замахнулся на святое! На произведения кулинарного искусства Андреа.

Обычно подруга стояла за кассой и не вмешивалась в то, что творилось в зале(моя личная просьба), хотя я видела, чего ей это стоит, но здесь она сорвалась и как кинулась на посетителя. Чувство справедливости на минутку возликовало, но тут же я его урезонила: во-первых, клиент всегда прав, а, во-вторых, господин Вейнц, или старик Вейнц, как его звали в городе, был весьма влиятельной персоной.

Поэтому в экстренном порядке скрутила Андреа(я была выше и несколько упитаннее) и увела её в подсобку, где за пару минут прочистила ей мозги. Когда вернулась, извинилась перед господином Вейнцом, заменила десерт и отказалась от оплаты. Старик окинул меня взглядом своих бесцветных глаз, молча меня выслушал, дождался своего заказа, посидел некоторое время и ушёл. И только убирая столик, я заметила, что он оставил мне чаевые, во много раз превышающие заказ с подписью «За представление».

После его ухода из кладовки появилась Андреа с извинениями.

— Ничего. Может и к лучшему. — слабо улыбнулась я, а про себя решила, что, как только появятся лишние деньги, найму помощника и выведу партнера из зала. Дело в том, что с её эмоциональностью и гордостью она очень плохо переносила критику. Надо признать, критиковали её творения редко: они были на высоте. Но иногда это всё же случалось. Как же наш мир без вредин! И тогда Андреа сдерживалась исключительно из уважения ко мне.

А сколько раз цеплялись ко мне лично! И не потому, что я плохо работала(мне всегда оставляли очень хорошие чаевые, впрочем я, всё равно, их направляла в общую кассу), а просто потому, что нужно же, хоть на кого-то вывалить, то что накипело.

К этому я относилась спокойно, а подруга яростно щёлкала зубами.

На следующий день я была уверена, что господина Вейнца больше не увижу. Честно, даже не сильно огорчилась бы. Бог с ним и его деньгами! Но… Но он объявился и вёл себя, как обычно, если не хуже. Андреа, чтобы опять не сорваться, убежала. А я осталась с ним один на один…

Старик появлялся ежедневно и, казалось, прилагал все возможные усилия, чтобы вывести меня из себя. Казалось, что ему просто любопытно, на сколько меня хватит. Это проявлялось по тому, как мне приходилось менять по два-три раза заказ, как он критиковал мой каждый шаг, поворот, движение… Доходило до абсурда. А когда он уходил, я едва сдерживала радостный вопль от облегчения… И непременно находила на столике крупную сумму чаевых.

Андреа только диву давалось, а я отшучивалась и повторяла присказку матушки Эльзы:

— Когда Боги хотят наградить они дают характер, а когда наказать — Характер.

К сожалению, моя выдержка тоже не бесконечна, а Вейнц продолжал и продолжал играть на моих нервах. Настал день, когда и с меня стало довольно.

Всё шло как обычно: Вейнц был в своём репертуаре, но явно уже не знал, как досадить мне больше. Поэтому он пошёл по пути наименьшего сопротивления: просто толкнул меня под локоть, когда я ставила горячий заварочный чайник. Разумеется, я обожглась сама и обожгла его. Он кричал, а я, чтобы избежать ожогов, молча снимала тонкие, кружевные, промокшие перчатки, которые носила практически всегда. Снимала и думала, что если Вейнц не замолчит, он точно пожалеет, что на свет родился. Не знаю, чтобы я сделала, но в тот момент я была уверенно, что он непременно пожалеет…

Господин Вейнц активно размахивал руками и случайно коснулся моей обнаженной ладони.

В моём сознании сразу же возник целый ряд картинок, выстроившихся в логическую цепочку. В них Вейнц казался просто пожилым человеком, который всю свою жизнь посветил карьере, отталкивая всё, что якобы могло ему мешать. На что боролись, на то и… Он одинокий старик. По-настоящему одинокий. Настолько, что ежедневно приходит в ближайшее кафе, только чтобы почувствовать себя сопричастным. Ежедневно доводит меня, только чтобы видеть эмоции и живые лица. И ещё обида на всех, на своё одиночество. Как же он хотел бы от него избавится…

Мою злость, как прибрежной волной смыло. В первый раз я улыбнулась старику своей реальной, искренней улыбкой. И, не обращая внимания на его брюзжание, сказала:

— Господин Вейнц, хватит ворчать. Посмотрите какая погода!

Может и глупо, но нужно же с чего-то начать разговор…

Наверняка, старик хотел что-то возразить, огрызнуться, продолжить упрекать, только кто ему даст? Во всяком случае не я!

— Удивительная погода! И не жарко… От жары чувствуешь себя ленивым и неповоротливым. И не холодно. Тепло! Самое то. Мне кажется, что этим летом нам всем жутко повезло. — и все это я тараторю практически на одном выдохе, ни на секунду не давая себя перебить.

— Ты правда так думаешь? — насмехается господин Вейнц, кажется, забывший о происшествии.

— Конечно. Извините, я сейчас всё поменяю. — быстро иду в подсобку, беру новые скатерть и салфетки, возвращаюсь и перестилаю. И всё это время трещу о пустяках. Трещу, трещу, уже язык болеть начинает. Но я наглею ещё больше: присаживаюсь напротив старика и пускаюсь в рассуждения о жизни… При этом мысленно радуюсь, что других посетителей, пока нет.

А у господина Вейнца глаза давно на лбу, у него даже речь отняло. Под конец он от меня убегал, а я ему ручкой махала и кричала: «Рада была вас видеть. Заходите ещё!»

Такое растерянное лицо у обычно сверхсамоуверенного мужчины надо было видеть. Не ожидали? Знаю, что не ожидали! Сама в шоке!

На следующий день я также болтала о пустяках без умолку. Таким способом я вела все наши встречи в течение двух недель. И господин Вейнц не сбежал! Он меньше вредничал, но всё больше отмахивался от меня, как от назойливой мухи.

Что ж, значит можно сделать следующий шаг в моей операции: резко замолчать.

Несколько последующих дней получала лишь недоуменные взгляды. Пустяки! Ведь к концу недели господин Вейнц не выдержал и заговорил первым!