Завод
Шрифт:
Лариса провела ладонью по бархатному ворсу тахты. Неужели всю эту мебель сделал отец Кирилла.
— Да, да. Все это сделал Павел Егорович собственноручно. Кроме стульев и серванта. Смотрите. — Татьяна подошла к дверце шкафа и слегка подтолкнула ее. Дверца плавно откатилась, а потом вернулась на место.
— А можно мне? — Лариса поднялась с тахты.
— Пожалуйста. Все, кто у нас бывает, хотят сами попробовать.
Лариса тоже подтолкнула дверцу. Вправду было забавно и необычно.
— А соседи, которые ровно в семь утра кричат: «Подъем!», они там живут? — Лариса указала
— Я вижу, вы в курсе многих наших дел. Нет. Они живут за другой стеной. — Татьяна с интересом рассматривала лицо и короткую прическу девушки. — Не пойму, у вас в самом деле черные глаза? Или так кажется при вечернем свете?
— Черные, черные! — Кирилл обрадовался. — Красивые, правда, мама?
— Сама знаю, что красивые, — ответила Лариса и дерзко посмотрела на Татьяну. — Глаза у меня мамины. Она умерла несколько лет назад. Мне многое не нравилось в ней. Она столько огорчений доставляла папе.
Татьяна вернулась в свое кресло.
— Может быть, она не любила вашего папу?
Лариса остановилась у картины, которая висела на стене, и принялась разглядывать осенний лесной пейзаж.
— Тогда им надо было разойтись. Правда, папе было бы тяжело. Ведь он до сих пор не устроил свою жизнь. Но это честней, чем делать вид, что любишь.
— Лариса! — воскликнул Кирилл. Неужели мать подумает, что он обо всем поведал девушке и привел ее нарочно?.. — Какая глупость!
— Пейзаж мне не нравится, — Лариса не обратила внимания на возглас Кирилла. — Разве, может быть вода светлее неба? Чепуха.
Татьяна улыбнулась.
— Мне тоже не по вкусу эта картина.
— Вот видите! — обрадовалась Лариса. — Мне Кирилл часто о вас рассказывал.
— Хорошее? — будто невзначай обронила Татьяна.
— Он вас очень любит.
Татьяна наклонилась в сторону Кирилла. Он поцеловал мать и заметил на ее щеке непривычную изморось пудры. Да и веки припухли и покраснели…
Потом они пили чай, включили телевизор, но передача была неинтересной, и телевизор выключили. Татьяна вспоминала смешные случаи из детства Кирилла. Лариса рассматривала семейный альбом, смеясь над фотографиями толстощекого малыша, а затем попросила разрешения позвонить по телефону. Ей нужно предупредить бабушку, что она скоро вернется домой.
Павел все не приходил.
— Ну, как тебе понравилась Лариса? — Кирилл вслед за матерью направился на кухню.
Мать вытирала чашки, и ему показалось, что она не расслышала вопроса.
— Как тебе понравилась Лариса? — повторил Кирилл.
— Мила… Правда, слишком строго судит обо всем. Впрочем, вероятно, так и надо.
— Не знаю. Не убежден, — задумчиво сказал Кирилл.
Татьяна быстро взглянула на сына и заметила, как он покраснел.
— Жарко на кухне, — пробормотал Кирилл. — Пойду провожу Ларису.
Они спустились на первый этаж. Почтовый ящик по-прежнему белел тремя слепыми глазницами. Кирилл достал ключ, вытащил газеты, из них выпал небольшой листок.
— За междугородные переговоры? — спросила Лариса.
Кирилл взглянул на листок и сразу все понял, хотя и не успел еще прочесть ни строчки.
«Как хорошо, что отец не вернулся. У
него ключ от ящика всегда с собой», — подумал Кирилл.Лариса в недоумении посмотрела на Кирилла и взяла у него листок.
«…надлежит явиться в 5-е отделение милиции… Комн. 29. К следователю Топоркову А. Г.»
Глава вторая
На световом табло под самой крышей вокзала каждую минуту одна цифра сменяла другую.
До отхода поезда оставалось пять минут. Толстые вагонные стекла не пропускали звуков, и то, что творилось ка перроне, словно происходило в немом кино. Носильщики покрикивали на неповоротливых провожающих, но казалось, что они просто открывают рты. Женщина подняла мальчика на руки, чтобы его лучше видели из вагона. Мальчик дрыгал ногами и пытался вырваться. Женщина поставила его на асфальт и рассерженно шлепнула. Мальчик беззвучно заплакал, уткнув голову в колени женщины.
Татьяну Греков увидел не сразу. Это было так неожиданно, что сначала он принял ее появление за игру воображения. Но, вглядевшись, понял, что это и в самом деле она.
В растерянности он метнулся к ближайшей двери. «Не туда», — крикнул кто-то, и Греков послушно повернул обратно. Задевая прилипших к окнам пассажиров, он выбежал в тамбур. Проводница стояла, перекрывая рукой выход из вагона.
— Позвольте! — Греков попытался отстранить проводницу. — Танюша, я здесь!
— Нельзя выходить, гражданин. Поезд уже отправляется.
— Еще пять минут! — Греков шагнул на платформу, не обращая внимания на возмущенную проводницу.
— Не ожидал? — спросила Татьяна.
— Ожидал. — Греков в смущении потер подбородок и пожалел, что не успел перед отъездом побриться.
— Я позвонила секретарше и сказала, что ты забыл отчет по нашему отделу. Глупо, да? Ну и бог с ней! Во всяком случае, я узнала номер поезда, вагон она не помнила, и я уже обошла почти весь состав…
Греков посмотрел на световое табло — прошла еще минута.
— У тебя нижняя полка? — спросила Татьяна.
— Не знаю. Я не заходил в купе…
И вновь мигнуло световое табло. Словно цифра не выдержала холода и ушла погреться.
— Гражданин! Вы как маленький! — громко окликнула проводница. — Если сорветесь на ходу, кто будет отвечать?
— Иди, Гена, иди… — Татьяна прижала ладони к груди Грекова и слегка оттолкнула его.
«Видеть друг друга целых пять минут и не спросить? А потом мучиться и казнить себя за нерешительность?» — подумал Греков и торопливо спросил:
— Он тебе ничего не сказал?
— Иди, Гена, иди! — Татьяна сильней оттолкнула Грекова. — Он мудрый человек, Кирилка. Я не ожидала… И совершенно взрослый.
Греков наклонился и прижался губами к холодной щеке Татьяны.
Под вагоном протяжно зашипели сжатым воздухом тормоза, освобождая примерзшие к рельсам колеса.
Портфель сиротливо стоял под окном. Греков подхватил его и вошел в купе. Попутчики — мужчина и две женщины — сидели друг против друга и беседовали. Взглянув на Грекова, они приветливо улыбнулись. Женщины подвинулись, приглашая его сесть, но он поблагодарил и вышел в коридор.