Заводские настройки

Помню, как пыталась поспеть за Лёхой, да ещё лихорадочно на весу зарисовывать схему расположения молотов. Какой номер и масса падающих частей, где стоят. На первый взгляд они казались одинаковыми. Технологу необходимо разбираться в имеющемся оборудовании, иначе как он построит технологический процесс?

Лёха говорил, что на первую самостоятельную ковку я пойду через полгода работы. А пока инструкции, исследования и прочие бумажки. Но продолжительная болезнь начальника нашего подразделения Андрея Анатольевича Волосникова изменила все планы. Череда замещений, и Лёха теперь сидит в тёпленьком кабинетике. Можно сказать, большой начальник. Временно, но всё же.

Потому я и ушла работать по специальности. И официально. Заболею или травмируюсь на работе – больничный оплатят. И без спецодежды не останусь.

Здесь по договорённости Бочкарёва меня ждали. И как-то сразу приняли в коллектив: поведали славную историю завода, познакомили с другими подразделениями.

Лёху приставили ко мне наставником. Тогда он ещё работал ведущим инженером кузнечной лаборатории. Он терпеливо доносил до меня прописные истины кузнечного дела, учил описывать технологические процессы для различных исследований. Я как-то быстро стала доверять ему. Ещё бы, Лёха не тыкал меня носом в ошибки, а спокойно объяснял, что поправить. И при этом я не чувствовала себя виноватой во всём, как бывало раньше. Ко мне отнеслись просто как к молодому специалисту. И я, наконец, смогла нормально сосредоточиться на работе.

Дождалась. Лёха из кабинетика поручил мне сходить на ковку самостоятельно. Мероприятие планировалось в ПКМ – производстве ковки металла или молотовке по-нашему.

Официально на ковку цеховики приглашали нас письмами на рабочую почту. На сей раз звали на быстрорез Р18. «Посмотришь, как слитки порвутся, и всё. Ну запишешь, может быть», – наставлял Лёха. Он же ещё при поступлении на работу обещал, что самостоятельно на ковку я пойду только через полгода, теперь вот иду через три месяца. И боюсь. До этого мне доверяли только работать с технологическими инструкциями и прочими документами. «Она пока по мелким поручениям», – как сказал один из коллег в телефонном разговоре.

Возможно кому-то могло показаться, что между мной и Лeшей что-то есть, но это не так. Во-первых, на работе я работаю, и амурные дела – последнее, что меня интересует. Во-вторых, он счастливо женат. Я девушка воспитанная, и занятыми мужчинами не интересуюсь. «Какой сюжет пропадает!» – могли бы мне сказать на литературном семинаре, которые я иногда посещала. Но увы, всё скучно и банально.

Я впервые шла на ковку одна. Боялась заблудиться и опоздать. Казалось, что все цеховики смотрели на меня. Но обошлось. Я пришла вовремя.

Добралась спокойно. В молотовке всегда шумно. Молота стучат. И неважно, что они по производственным меркам не самые большие. Шумят так, что закладывает уши. Недаром кузнецам вместе со спецодеждой выдают беруши.

А ещё в молотовке холодно. Цех спроектирован так, что тепло вырабатывают нагревательные печи. Отопление не предусмотрено. В светлые стародавние времена, когда всё было в порядке и заказы лились рекой, там было жарко. А в настоящее время работало несколько печей от силы. Вот и ходил народ в телогрейках.

На моё счастье оборудование в цехе располагалось по всей его длине. Узкий проход мимо ряда молотов и печей до участка зачистки. Не без труда, но я всё-таки опознала нужный молот.

Рабочие очень удивились моему появлению, постоянно косились. Вероятно, они думали, что придёт кто-нибудь из знакомых инженеров, а тут какая-то девочка-припевочка. Я набралась смелости и поинтересовалась, когда же всё начнётся. Мне ответили, что вот-вот выдадут металл из печи. Пришла контролёр ОТК с пирометром для замера температуры металла в начале и в конце ковки.

Старший мастер дал отмашку, и члены бригады разошлись по местам. Заслонка печи открылась, выдвинулся поддон, и на воздух выкатился небольшой слиток. Манипулятором его поставили в кузнечные бойки, закреплённые на молоте. И понеслась.

Как молот быстро начал стучать, так же быстро и закончил. Ведь весь слиток покрылся настолько глубокими рванинами, что туда легко бы поместилась ладонь на всю длину. То же самое произошло и с двумя другими слитками.

Вы спросите, почему рванины, а не трещины? Ведь внешне они выглядят одинаково. Словари и статьи говорят нам, что рванина – это дефект при обработке. А чем ковка не обработка металла?

Почему слитки рвались? Кто их знает? Может быть, перемудрили с химией или наковали не так. Лёха что-то подозревал, но не сказал мне. Учил. Ведь мы, технологи, должны разбираться в таких вещах. А я всего лишь записала свои наблюдения в специальный блокнотик. Там я расписывала, где и когда была, марку стали или сплава, номер плавки и результаты.

Несколько месяцев спустя после ковки Р18 металловеды прислали запрос на описание технологического процесса. Так всегда делали, если появлялся брак, а потом выпускалось исследование с анализами причин. Пока моя задача сводилась к таким вот описаниям кузнечных переделов по запросам.

С тех пор меня стали посылать на ковки и на еженедельные обходы по технологии. И было всё равно, что я – девушка. Ты – инженер, иди работай. И это хорошо. Обходы же дисциплинировали и меня, и цеховиков.

Заместитель начальника кузнечно-прессового цеха (КПЦ) по технологии жёстко воспитывал своих подчинённых, ругался, когда те матерились при девушках. А когда курил, то всегда шёл сзади, чтобы мы не дышали дымом. Вот она, старая школа! Есть-таки преимущества у девушек-инженеров.

Так постепенно знакомилась я с КПЦ. Цех находился на удалении от нашего здания, идти приходилось долго. А иногда нам надо было находиться в двух местах одновременно, поэтому кто-то один шёл в молотовку, а другой – в КПЦ.

***

Выложила однажды в социальных сетях фото цеховой кошки. Хорошая такая, серо-жёлтая, масляная, добрая. Сидела себе на перилах, не мешала никому.

Пишут мне комментарий: «Они, наверное, тут глухие, кошки?» Как глухие? Всё слышат. Зовёшь – прибегают, ластятся, если не боятся. Да и не шумно в прессовом вовсе. Иногда только пресс верещит, когда заготовка большая, да диспетчеры объявления делают.

Вот в молотовке – да. Там громко. Там кузнецы беруши носят. И мне парочка перепала от сменного мастера. Инженерам же не полагается, а ходить контролировать процесс надо. Котики в молотовке тоже есть, на дальних участках, где зачистка, отгрузка. Знают же, морды, где безопасно.

Николай Николаевич, начальник прессового отделения КПЦ, хоть и роста был небольшого, зато крепкий. Говорили, орать любил, если что не по его. На меня он не орал, только на своих. Но я слышала, что по его приказу цеховых котиков подкармливали отходами из столовой. Один раз я видела, как котятки играли прямо под лавкой, где в тот момент сидел Николай Николаевич. Рабочие посмеивались, не боятся, мол, они начальника отделения.

Однажды пришла я на ковку дорогущего ответственного сплава ЧС129. ЧС, к слову, переводится как «челябинская сталь». В Челябинске разработали. Так вот, раньше заготовки из этого сплава разваливались, стоило только прессу надавить. Носились с этим сплавом как курицы с яйцами. Каждый раз собиралась толпа: начальник цеха, его зам по технологии, начальник отделения, старший мастер, начальник смены, мы – технологи… И это не считая рабочих.